— Сие есть тайна, которую тебе видеть нельзя, — прошептал Люк и нежно поцеловал меня в губы. Он опустил руку в сумку, достал оттуда повязку и завязал мне глаза.

В полной темноте ощущение губ на своем теле, невозможность понять где он сейчас поцелует, обострили все чувства. Горячие руки, поглаживающие тело, жар языка, покусывание сосков, все это возбуждало так сильно, что у меня задрожали колени.

— Ты сладкий! Ты очень сладкий мальчик, — его шепот вкупе с тем, как он гладил меня, возносил меня в черноту космоса, казалось, еще чуть-чуть, и я увижу свет звезд.

Люк поднял мои ноги и я почувствовал, как его скользкие пальцы касаются моего ануса, и от неожиданности сжался, но потом заставил себя расслабиться. Он дразнил мой вход поглаживаниями и надавливаниями и это было какой-то сладострастной пыткой.

— Рыженький, если бы ты мог видеть себя, это просто волшебное зрелище, — хрипло выдохнул Люк.

Его палец скользнул внутрь, поглаживая, и задел какую-то точку, отчего меня подбросило, и член дернулся, стукнувшись об живот.

— Ммммм, — застонал Люк, и внезапно прикусил нежную кожицу под коленкой.

Мой стон вырвался непроизвольно, прося о большем.

Два пальца скользнули в меня и принялись наглаживать найденную точку, посылая разряды искр, проходящие по всему телу. Я задрожал, и пальцы тут же исчезли, а Люк перевернул меня, придерживая руками и укладывая на живот.

Под живот протиснулась подушка, Люк завозился, устраиваясь между моих ног и я почувствовал, как он тычется своим членом, распирая разработанный анус.

— Расслабься, — голос воробышка дрожал от возбуждения и волнения.

Первый толчок неприятно растянул меня вокруг его члена, но он задел во мне ту точку, и я невольно качнулся навстречу ему, насаживаясь больше.

Люк не останавливался, он раскачивался, с каждым разом входя все глубже, и тиская мою задницу. Его стоны становились длиннее и сплетались с моими.

Люк входил в меня до упора и толкался бедрами еще, двигая меня вперед, подталкивая по простыни, выходил и снова входил, медленно, размеренно, под конец поддавая бедрами и проталкиваясь еще чуть-чуть глубже, заставляя скользить меня членом по подушке. Ощущения подступающего взрыва разноцветного конфетти получалось сдерживать через силу, сжав зубы, хотелось длить и длить эту волшебную пытку, но Люк запустил руку мне под живот и приласкал член жестким движением, и я не выдержал и заорал, забившись в судорогах оргазма. Люк выпустил мой член, впился руками мне в бёдра, и стал вбиваться, жестко толкаясь, сквозь судорожно сжимающийся вход, принося моему оргазму дополнительные волны ярких вспышек перед глазами, последняя, самая яркая, мелькнула перед глазами и взорвалась в сверхновую.

— Как же ты меня напугал, солнышко, рыженький мой! — Люк гладил меня по лицу, вытирая мокрые дорожки.

Я плакал? Я плакал. Вот тебе и раз. Мои первые оргазменные слезы.

— Дяденька волшебник, — хриплым, сорванным голосом сказал я. — Я видел звезду! Родинка ваша!

Я знал, о какой именно родинке говорил Люк. На верхней губе слева одна выделялась из сонма других. Ее он чаще всего целовал.

— Ньют, Ньютик, не пугай меня так больше!! — Люк раз за разом тревожно обегал взглядом все мое лицо.

Я погладил морщинку между его бровями и улыбнулся, — Всё нормально, воробышек! Я иногда падаю в обморок от оргазма, ничего страшного!

Люк устроился на подушке рядом со мной, и обнял меня рукой, — Лис! Я так люблю тебя!! — и поцеловал теперь уже свою родинку на моей губе.

— Ньют, иди нахуй! Да я в рот ебал твоего Джона!

Люк стоял на цыпочках на кровати, забившись в угол, пытаясь слиться со стеной,

бледное лицо и учащенное дыхание говорили о том, что он не врет.

— Блядь, ну нахуй такую любовь!!!

— Вот как? Ну, что же, прекрасно. Просто отлично, Люк! Начало положено.

— Какое, нахуй, начало! Это конец! Я не намерен больше продолжать, Ньют. Это не для меня, ясно? Я не готов к такому, и никогда не буду готов. Не надо меня заставлять!!!

В голосе Люка проскальзывали истеричные нотки.

— Люк! Возьми себя в руки! Не веди себя, как маленький. Давай поговорим, как взрослые люди!

— Пока ты не уберешь эту хуйню, даже не приближайся ко мне!

— Господи, воробышек, ты уже большой мальчик, нельзя же так! Посмотри, какой Джон милый. У него лохматые, чудесные лапки, он не кусается. А если его погладить, он мяконький и приятный.

— Ньют, блядь! Я щаз сдохну! Убери это немедленно! У меня сейчас сердце выпрыгнет из горла!

— Ничего, воробышек! Ты привыкнешь. И полюбишь его. Джон безвредный паучок. Тебе надо просто поработать над собой. Совсем немножко. Посмотри — я спокойно его держу. Ты должен преодолеть свою неприязнь и страхи, солнышко!

Люк сполз по стенке, уткнувшись лицом в колени и мелко вздрагивал. — Убери эту мерзость и руки помой, — глухим голосом сказал он.

Джонни мне дали на передержку на несколько дней, и я совершенно не ожидал, что с этим возникнут проблемы. Да еще какие проблемы! Люк отказался заходить на кухню, пока там находился в закрытом аквариуме этот паук. Ему казалось, что Джон сбежал и вот-вот заберется на него или спрыгнет откуда-то сверху. Люк стал нервным, начал чесаться, а по ночам что-то нервно бормотал и жалобно постанывал. А когда я положил руку на него, он дернулся и заорал. Ни о каком сексе речи не шло. Нервный Люк постоянно был на взводе и дергался от любого шороха. Пришлось отнести Джона на работу и оставить его в лаборатории.

Видимо у него не просто неприязнь, а настоящая фобия, а с ней бороться таким образом бесполезно.

Еще несколько дней после этого Люк дергался от моих прикосновений поначалу, но потом расслаблялся в кольце рук и крепко прижимался, внимательно оглядывая стены и потолок на предмет отсутствия пауков.

— Воробышек! Воробьи не боятся пауков! Они ими питаются! Прости, я не знал, что у тебя настолько серьезно с ними.

— Даже не начинай! — Люк задрожал в моих руках. — Не напоминай мне, пожалуйста!

— А что еще я должен о тебе знать в связи со спецификой моей работы? Чтобы больше не повторялось подобное? Как ты относишься к змеям?

— Ооо, нет! — простонал Люк, тяжело сглотнул и покрылся мурашками, — их я вообще до обморока боюсь, Ньют. Пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста, не носи домой работу! Иначе мне придется вернуться к себе в общежитие.

— Ну, нет, воробышек! Никаких общежитий! Обещаю, что больше никакой живности не притащу. Прости, мой хороший!! Я не подумал, что может быть так серьезно. Какой-то несчастный паучок заставил кричать моего воробышка громче, чем я! Непорядок! — грустно улыбнулся я.

С переездом Люка всё в моей жизни изменилось — две щётки в стаканчике, куча мытвенно-бритвенных принадлежностей, обуви и одежды, места стало намного меньше. Но мы этим пользовались в удовольствие — когда один проходил мимо другого, мы никогда не упускали возможности погладить друг друга или обнять. Часто это перерастало во что-то большее, чем обнимашки, и это наполняло нашу жизнь постоянной радостью. Уютные совместные завтраки и ужины и обязательный ежедневный секс стали традицией, без которой уже трудно было обходиться, и я с трудом представлял себе, как я жил раньше без моего солнышка с его озорной улыбкой. Секс стал спокойнее, не каждый раз с проникновением, но от этого он не перестал быть улетным и крышесносным.

Обязанности распределились как-то самостоятельно — готовили мы или вместе, или тот, кто приходил домой пораньше. Вместе ходили по магазинам и делали уборку. Моя жизнь приобрела смысл и заиграла яркими красками. Даже на работе все спрашивали — уж не влюбился ли я, потому что, оказывается, я стал постоянно улыбаться, стал спокойнее и открытее и все заметили во мне эти перемены к лучшему, допытываясь, кто же моя избранница.

Инстаграммы наши с Люком запестрели совместными фоточками, приличными, без поцелуев и обнаженки, но по ним было понятно и слепому, что мы парочка.