Я был счастлив, как никогда, пока Джон не появился в нашей квартире. Ну, что же, значит такие эксперименты больше не повторятся.

Сегодня я пришел с работы уставшим, и Люк обнял меня у двери, поцеловав и забрав сумки.

— Воробышек, я сегодня чуть не спалился, когда открыл присланную тобой фотку в вайбере. Мой научный руководитель как раз проходил мимо моего стола и заглянул мне из-за спины в телефон. Ну ты додумался! Я изо всех сил надеюсь, что он ничего не понял. По крайней мере, он ничего мне не сказал. И как всё прошло? — я оттянул резинку штанов и полюбовался на гладенькую кожу в паху.

— Ньютик, это жеееесть!!! Это просто жеееесть! Пока наносят массу — тепло и приятно, но когда полоски сдирают… Я орал, честно! И это с обезболивающим кремом, прикинь! Но не будем об этом, это мой тебе подарок — сегодня месяц, как мы живем вместе. И мне хотелось порадовать тебя, мой рыжик. — Люк прижался ко мне и со смаком поцеловал, лаская своим языком мой рот. — И как, няшунь, ты думал обо мне сегодня? — Люк поиграл бровями.

— Каждую долбанную минуту, воробышек, — выдохнул я.

Я приласкал его через штаны, поглаживая выпуклость, но он отстранился и скомандовал:

— Ты с работы, голодный, поэтому мой руки и марш за стол. Сегодня праздничный ужин — я заказал суши, а на десерт взбитые сливки и тортик.

За ужином мы кормили друга суши, дурачась, перемазываясь и целуя друг друга.

Насытившись, я запросил десерт, и Люк, схватив баллончик со взбитыми сливками, потащил меня к постели. Вообще-то я имел в виду тортик с чаем, но так тоже ничего.

В душ я заскочил по-быстрому, надо было растянуть себя, потому что вид гладенького паха уже срывал меня с катушек, поэтому, скорее всего, миндальничать не получится и в моих интересах сделать это заранее, хоть Люк и любил меня растягивать, как и я его.

— Ооммммм!!! Лююююк!!! Что ты со мной делаешь, воробышек!!

Казалось бы — за месяц совместного проживания мы изучили тела друг друга досконально, и удивить уже было сложно, но он постарался и удивил меня.

Голый Люк, весь в кожаных ремешках с заклёпками, с гладкой, блестящей эпилированной кожей, с эрегированным членом наперевес производил просто убийственное впечатление.

И я не знал, чего мне больше хотелось — подчинить его, или подчиниться ему. Но однозначно хотелось ласкать его. Любить его. И я встал на колени, гладя нежную кожу под ремнями, проводя кончиками пальцев, начиная с груди и заканчивая щиколотками ног. Я целовал в свободные от ремней участки его тела, потираясь щекой о стоящий член и млел от его рук в моих волосах, запаха кожи, переплетающегося с запахом тела Люка, и невыразимо прекрасного вида, который мне открывался снизу. Люк был похож на древнего юного воина, на божество, сошедшее с Олимпа. И, когда я прикоснулся к его возбужденному члену, дрожь моих губ и горла передались Люку и он оперся о стол и коротко застонал, поглаживая мои волосы, лаская шею, обводя уши.

Мне удалось сделать всего лишь несколько глубоких насаживаний на этот сладкий и толстый, крепкий и красивый член, как Люк отстранил меня. Наше нетерпение было взаимным. Он поднял меня с колен и дотащил за руку до кухни, и разложил меня на столе, спиной кверху.

— Прости, но сливки останутся до следующего раза, рыжуль, — смазка мягко потекла по моим половинкам. — Ооо, кто-то подготовился? Хороший мальчик, хороший, красивый, рыжий, сладкий, мой!

— Я сдаюсь на милость победителя! Ты мой воин, я подчиняюсь твоим приказам! Возьми меня, о великий вождь!

Люк вошел плавно, целиком. Наши частые практики не прошли даром и теперь обходилось без болевых ощущений.

— Теперь, заходя на кухню, я буду думать не о пауке, а о том, как ты стонал подо мной на этом столе, моя няша!

Люк любил, когда я кончал без рук, не притрагиваясь к своему члену, и мне действительно иногда даже не надо было прилагать усилий. Его широкие ладони, скользившие по моей спине, редкие поцелуи-укусы в шею, прикосновение кожаных ремней к моему телу, стоны, с которыми он вбивался в меня, подводили меня к черте быстро и гарантировано.

— Жестче, Люк! Еще жестче, — взмолился я.

Люк одной рукой вцепился мне в волосы, задрав голову назад, а другой ухватил за шею, обняв, но не сжимая, а фиксируя меня. Мои стоны вибрировали в шее, хрипло вырываясь наружу, и заводя воробышка еще сильнее. Оргазм накрыл меня первого, яркими вспышками застилая глаза. Люк любил ловить мои отголоски, проталкиваясь сквозь сжимающееся колечко мышц, вот и сейчас он сделал несколько движений, кончая, вбиваясь и падая мне на спину, содрогаясь всем телом, подрагивая животом и жарко дыша мне в шею.

Телефонный звонок раздался неожиданно, мы даже не успели выровнять дыхание.

Лёжа на мне, стараясь не хрипеть в трубку, Люк ответил на звонок. Это был кайф!

Лежать было неудобно, но посторгазменное расслабление накрыло нас обоих, заставив растечься лужицами.

— Алло, привет мам! Да! Да. Что случилось? — Люк вышел из меня и сел на пол рядом с мойкой. — Почему мне не сказала? А сейчас? Конечно приеду, мам! Что нужно из таблеток? Хорошо. Нет, на такси не поеду. И в ночь тоже не поеду. Да-да, утром, как обычно, на автобусе. Не переживай, мамочка! Целую!!

Люк отключил телефон и уперся головой в колени, обхватив их руками.

— Что случилось, воробышек? — Я присел возле него, поднимая голову и смотря в осунувшееся лицо Люка.

— Мама звонила. Мне надо ехать домой. Она лежала в больнице — что-то с сердцем. Теперь выписалась, дома уже, но за ней нужен уход. Она сказала месяц-два. — Люк посмотрел мне в глаза и слезы полились двумя дорожками.

Я сел на пол, затащил его к себе на колени, крепко обнял. — Я еду с тобой. Сейчас позвоню на работу, возьму неделю отпуска, и мы с тобой на месте все порешаем. Люк! Солнышко моё! Она уже дома, ей лучше, не расстраивайся. Мы что-нибудь придумаем, воробышек! — Я целовал его мокрые глаза, щеки, лоб.

— Нет, Ньют, я сам. Нельзя ей сейчас про тебя говорить. Я не хочу, чтобы ей стало хуже. Она всегда к геям плохо относилась, очень негативно. Поэтому я и скрывал от нее сколько мог. Я буду звонить тебе, писать смски, только не приезжай. Городок маленький, там все как на ладони. Ей тут же донесут, если я буду с тобой видеться.

— Солнышко моё, — я качал в руках Люка, как маленького, гладя его по спине. — Все будет хорошо, воробышек. Я с тобой. Ты только говори, что надо. Может надо ее сюда в больницу устроить, я узнаю, как это делается. Всё будет хорошо, мой маленький. Может она быстрее пойдет на поправку. Вот приедешь завтра, всё узнаешь из первых рук, тогда и будем решать, ладно?

Люк постепенно успокаивался в моих руках. Я нежно поцеловал его, пока он не перестал подрагивать.

Утром Люк уехал, сказав, что провожать не надо, и мы простились у порога, крепко обнявшись.

— Доедешь, позвони. Я буду ждать.

Оказывается, у меня комната 8 на 6 шагов, а кухня 5 на 4. Я уже тропинки там протоптал.

Жизнь без Люка пошла под откос. Возвращаться в пустую квартиру было невыносимо. Он звонил только по вечерам, когда уходил из дома в парк, чтобы поговорить со мной. Дома при маме он не рисковал. В небольшом доме, где постоянно находилась его мама нам поговорить было негде.

Люк совсем пал духом. Он сидел там, как в тюрьме. Особого ухода за матерью не требовалось. Приготовить поесть да навести порядок. Таблетки ей покупала подружка-врач, со слов мамы, ей там со скидкой продавали. Мама ходила по дому, выглядела неплохо, но ехать в больницу на обследование в NY отказывалась категорически, как и отпускать Люка от себя. Да и подружка ее — мисс Дженнифер, которая врач, настаивала на том, чтобы мама отлежалась дома, и каждый раз проводила душещипательные беседы с Люком, что волновать ее категорически запрещено. Мама выпроваживала воробышка моего по вечерам — сходить погулять, познакомиться с кем-то, чтобы налаживать личную жизнь. Вот он и уходил в парк, где мы с ним болтали по часу.