Вот тут на меня напал мандраж, но я себя одернула: — Не ссы в компот, прорвемся! Ох, хоть бы не порваться. Лоскутки британского флага замаячили перед глазами и дорога слишком быстро кончилась. Перед дверями очередной комнаты уже стояли чертовы вуайеристы в ожидании предстоящего шоу.

Доктор Кэр, лорд Ичиго какой-то-там, Тир, и Мэдирс. Мэд тоже был одет в халат, и по выражению его лица я бы ни за что не подумала, что этот человек сейчас меня будет трахать. С таким лицом обычно ведут диспуты на передаче о научно-техническом прогрессе.

Группа лиц расступилась, пропуская внутрь, папа крепко сжал мою руку, волнуясь больше меня, и я зашел в хорошо освещенную комнату.

В центре стояла огромная кровать со столбиками и свисающим балдахином, перехваченным лентами и привязанным к столбам. Обзор был — закачаешься. Я бы и сама посмотрела со стороны на все это.

На метр от порога была проведена белая линия, немного наискосок. Я прошла к кровати и остановилась, не зная, что дальше делать. Муж подошел ко мне, развернул к себе лицом, обнял и прошептал на ухо: «Тебе надо будет делать все, что я говорю. Не думай о зрителях. Четко выполняй команды. Если боль будет невыносимой, скажи, у меня припрятано лекарство в ампуле, вколю в бедро незаметно от наблюдателей. Продержись, тоу. Я верю в тебя.»

Ну, чуваааак!!! Ну, молодец! Выдал тех.задание на проведение ебли и доволен. А поцеловать?

Мэд отстранился, заглянул мне в глаза, желая убедиться, что я услышала и поняла, что он сказал.

Я козырнула и протараторила: — Есть, сэр! Так точно, сэр! Будет сделано, сэр!

Он неожиданно усмехнулся и прошептал: — Дурашка!

— Другое дело, Мэдди. Вот так и надо было, а не…

Но не успела договорить, как он развел полы халата, снимая его и кладя на кушетку, стоящую рядом.

На меня пахнуло запахом мускуса от двери.

Пока Мэд снимал с себя халат, глянула на делегацию. Они стояли за чертой, отделяющей нас от них чисто номинально, и переговаривались тихо между собой.

Мэд под халатом, оказывается, был голым. Я стояла перед ним в одной ночнушке и уже было подумала, что так в ней он меня и положит на кровать, чтобы никому не показывать мою наготу. Но он взялся за отвороты ночнушки и дернул за них, разрывая ее почти до самого низа.

— Давно мечтал, радость моя, так сделать.

Он провел по моим плечам, и разорванная тряпочка упала к моим ногам.

Запах чужих альф в комнате усилился.

Мэд, нимало не стесняясь, ага, он-то стоял к живописной композиции задом, крепко обнял меня, и наконец-то страстно поцеловал. Его волшебная палочка, хотя, скорее, это была дубинка, была крепко зажата между нами и пульсировала.

Не буду проверять, куда она мне упирается. Не буду. Не буду. О, пресвятые белочки! Она мне доходит до солнечного сплетения! У меня подогнулись ноги и я просела в его объятиях. Жопка завибрировала, часто и резко сокращаясь, и благодаря этой калибровке в ней что-то громко хлюпнуло. Вот тут я стремительно покраснела впервые за день.

Мэд, перестав целовать, довольно улыбнулся и прошептал мне в губы: — Наконец-то. Пора.

Он наклонился, подхватил меня под коленки и положил на кровать, тут же ложась сверху и накрывая своим телом.

Мэд целовал меня очень нежно, но даже не потирался, неподвижно лежал каменной скульптурой, памятником самому себе.

— Как тебя зовут? — прошептал он.

Я вначале не поняла, замешкалась. В каком смысле: что я теперь взяла его фамилию? Или он мою? Посмотрела на потолок, похлопала глазами, и тут до меня дошло!

— Лиана.

— Красивое имя. Лежи, Лиана, и попытайся расслабиться. Я все сделаю сам. Сможешь?

Кивнула не раздумывая, вспоминая свои мысли, когда только очнулась в этом мире.

«Ты, Лианочка, главное, молчи. Молчи и лежи. Санитарки не любят буйных, которые орут и шастают по больнице.»

И вот опять…

— Покажем им, как надо? Пусть обкончаются! — подбодрил он и сполз по мне вниз, целуя и прикусывая соски, проводя языком по пупку, и устроился между бедер, внезапно задрав мои ноги, и согнув их в коленях.

Я еще не сообразила, что и кому мы собрались показывать, а Мэд уже нырнул головой к паху и начал вылизывать хлюпающий анус, урча и постанывая.

Охххх!!! Предупреждать же надо…

Подняла голову с подушки и пробормотала:

 — Проня Прокоповна, тетка Секлеста просила передать вам, шо вы — падлюка!

— Что? — Мэд оторвался от процесса и удивленно посмотрел на меня.

— Ничего! Не наедайся, говорю, вечером банкет будет, — простонала и откинулась опять на подушки.

Вам когда-нибудь смеялись в… попу? Незабываемые ощущения. Рекомендую.

Когда его язык проник внутрь меня, дразня, вылизывая, толкаясь, из меня вырвалось непроизвольно «боже-боже-боооожееее».

Но я была бы не я, если бы смолчала.

— Мэдди, тебе кто-нибудь говорил, что ты — бог?

— Нет, Лиаттик, ты первый.

— Не болтай не тем и не там. Не останавливайся, пожа…

И тут он ввел в меня пальцы, скользя сразу двумя, аккуратно поглаживая стеночки внутри, и я поняла, что совсем ничего до этого дня в сексе не ощущала. Все, что было до этого — всего лишь тень от яркого костра.

— Пресвятые белочки, какие у тебя музыкальные пальцы! На каких инструментах ты играешь?

— Сейчас или вообще? — хохотнул Мэд.

Три пальца свободно входили и выходили, и даже хлюпающие звуки меня больше не заставляли краснеть или смущаться.

— А что такое тооооооооууууууу? — спросила у супруга, но Мэд в процессе что-то задел во мне, меня выгнуло дугой и его ответ так и не расслышала.

— Болтунишка! — лицо Мэда опять оказалось надо мной, почему-то очень серьезное и сосредоточенное. — Прикуси меня за плечо. Пора.

Я бездумно ухватилась зубами за кожу на плече, широко раскрыв рот, потому что не могла отдышаться от предыдущего сумасшедшего всплеска. И тут он толкнулся и вошел, въехал, втиснулся, распирая, медленно, но неотвратимо, заполнив меня до самого сердца. Плечо обожгло укусом. От боли я сильно сжала зубы, прокусив кожу, застряв в ней зубами, и заорала «суууукааааааааааа», вцепившись ногтями в его предплечья. Наружу вырвалось невнятное «ууууууаааааа».

Застрявшие зубы вырвались, я откинула голову и почувствовала вкус крови во рту.

Мэд, замерший и не двигающийся больше, с кровавым ртом, приник ко мне губами, сминая их, кусая, царапая зубами, вылизывая мой дрожащий рот.

Огненной волной прокатилась боль от вторжения, осыпав все тело бисеринками пота.

— Всё, всё, всё, мой хороший. Мой тоу, моя радость. Сейчас все пройдет. — Он тяжело дышал и со страхом смотрел мне в глаза.

— Потерпи. Не плачь, пожалуйста. Мое счастье. Мой мальчик. Моя жизнь.

Он опять стал жарко-жарко, настырно, на грани жестокости целовать мой рот и я поняла, что та жуткая боль стала притупляться, откатываясь волнами, одна за одной, на периферию сознания, стихая, как морской прибой.

— Жив?

— Не дождешься… Так и собрался лежать? Ну, тогда расскажи мне про планеты и вашу солнечную систему. Ты видел инопланетян? А зелененькие бывают? А с тремя ногами? А с большими ушами, больше головы видел? Ой! А гиперпрыжки вы делаете? А как далеко вы летае…

Мэд засмеялся заурчавшим мотором мерседеса, и прервал меня поцелуем.

— Так вот что тебя возбуждает, мой сладкий тоу? Ты ставишь под сомнение меня, как альфу, думая, что без помощи каких-то сказок не смогу довести тебя до розового созвездия Литуры? — и он качнулся во мне, рассыпая искорки жара от костра. И снова. И снова. Его движения были плавными, неглубокими. А искры разгорались по всей длине, где он двигался, зажигая целые созвездия и галактики волшебных ощущений, непохожих ни на что.

— Вколоть обезболивающее? — тихо спросил он, мягко покачиваясь, едва двигаясь во мне.

— Если… ты… остановишься… Мэдди, я… я тебя… побрею ночью… налысо…

— Ни за что! — Мэд ласкал мое лицо взглядом, и это ощущение и ласка заводили меня еще сильнее, рассыпая по телу негу и истому. Он опирался на руки по обеим сторонам от моих предплечий, и вены вздувались на его руках.