Мой взгляд соскользнул с его расслабленного лица на плечи и я увидела кровь от моего укуса, которая текла двумя струйками по его литому торсу, капая на меня, и растираясь телами.
Перевела испуганный взгляд на его лицо, и он улыбнулся так светло и радостно, что у меня в груди как будто лампочка зажглась от его улыбки.
— Ты поставил мне метку, Ли. Ты поставил мне метку, милый!
От его хриплого голоса, от покачиваний, от его нежности у меня перехватило дыхание и я подалась вперед, навстречу его движению во мне, прижалась губами к укусу и слизнула кровь, пытаясь зализать ранку.
Мэд выгнулся, неосознанно проталкиваясь еще глубже, задевая внутри меня что-то, что до сих пор звенело на одной ноте, как нежный колокольчик, по его телу прошла судорога, а меня прострелило какой-то молнией восторга.
— Прости, — сквозь зубы выдохнул он.
— Да давай уже, Мэдди. Трахни меня наконец, покажи, как ты можешь, мой альфа.
Я чувствовала подступающий взрыв, и это напряжение в теле выматывало, хотелось чего-то большего, чего-то еще, чего-то невозможного. Хотелось перекрыть боль наслаждением, которое плавало рядом, но не давалось в руки.
Мэд склонился, коротко поцеловав, и медленно вышел из меня почти полностью, вызвав во мне волну микрооргазмов, как будто от анальных шариков, когда их вынимаешь слитным и размеренным движением.
Я заорала, выгибаясь, только начиная выплескиваться, и орала сорванным в первом крике голосом, вцепившись в его предплечья, пока он вбивался в меня, отпустив себя, перестав сдерживаться и насаживал на член, размашисто, мощно, но аккуратно.
Мэд внезапно вышел из меня, но я продолжала стонать открытым ртом, потому что многочисленные оргазмы еще медленно затухали во мне, посылая удовольствие даже в кончики пальцев рук.
Мэд вздрагивал и извергался, но на меня почему-то ничего не попадало. Я подняла голову, мельком заметив пустую комнату и увидела, как раздулся узел на члене Мэда.
— Ого! Вот это да! А почему?..
— Потому что тебе еще рано с узлом, моя радость. И с детьми мы тоже подождем, — сказал он, снимая презерватив.
— Когда они ушли? — Притянула его за уши и поцеловала в нос, в подбородок и в шрам у левого глаза.
— Почти сразу после того, как ты поставил мне метку, маленький мой. — Мэд дотронулся языком до моего плеча, и его обожгло болью.
Я поморщилась.
— Болит, тоу? Сильно? Уколоть обезболивающее?
— А шприц не устал? — подначила его, все еще ловя отголоски оргазмов.
— Кто-то нарывается? — удивился, очень сильно удивился Мэд.
— Спасибо, Мэдди! Мне так повезло с мужем!
— За стойкость и отвагу, проявленную в боях с консумацией, лорд Лиатт, боец постельного фронта, дебютант и вообще молодец, награждается ценным подарком, — торжественным голосом произнес Мэд, и тихо добавил: — Проси, что хочешь, мой прекрасный мальчик.
— Мэдди! Отвези меня на Землю, — неожиданно даже для меня, сорвалось с губ.
12.
Что я несу? «Отвези меня на Землю»… Как будто это прогулка. Это, наверное, стоит, как… как целая планета. Не слишком ли задорого я заценила один свой трах? Тяжело выдохнула и посмотрела на Мэда.
Он притянул меня к себе, обнял и погладил по волосам.
— Ли, я постараюсь выполнить твое пожелание. Но тут многое зависит не от меня. Я искал за эти два дня после твоего признания хоть какую-то информацию о Земле, но пока не нашел. Либо самоназвание планеты нигде не фигурирует и она значится под другим номером, либо у нас нет данных и контактов с твоей родиной. Но мы будем искать.
Он сладко поцеловал меня в губы, болевшие от поцелуев и укусов.
— Лиана… ты выглядишь, как омега, пахнешь, как омега, и ощущаешься, как омега. Хочу попросить тебя говорить о себе в мужском роде и привыкать считать себя омегой, иначе окружающие не поймут. Вокруг меня и так слишком много слухов и домыслов, и дополнительные нам совершенно ни к чему. Ты выполнишь мою просьбу? Нашим детям совершенно не нужны слухи, что с его папочкой что-то не так.
— Детям? — я сдавленно выдохнула и сжалась в комочек. Как-то о них вообще не задумывалась. — Давай пока не будем о детях, Мэдди? И спасибо, что поберег меня, надев презерватив. Я действительно еще не готова… готов. А как думаешь — понравилось наше выступление зрителям?
— Даже не знаю. Тир кончил два раза, лорд Ичиго тоже. И даже бета, доктор Кэр, сподобился на один раз.
— Они, что — гоняли лысого, глядя на нас?
— Конечно же, нет. В том-то и дело, солнышко, — Мэд взъерошил мои волосы и провел рукой по груди, поднимая волну желания. — Если уж они так реагировали на тебя, представь себе, что чувствовал я. Думал, у меня член лопнет. Так что спасибо, что отвлекал своими шуточками, иначе я бы не сдержался, ты очень, очень сладкий.
— У нас говорят, с кем шутки плохи, с тем и остальное не очень. Мне достался самый лучший мужчина из всех! Даже не знаю, что было бы, если бы ты не понимал юмор.
— Кстати, про «не понимал». Я знаю, что такое «женщина», но очень многие твои слова звучат как абракадабра. Давай ты постараешься не выражаться при посторонних. Например, что ты прокричал, когда ставил мне метку? — Мэд погладил ранку кончиками пальцев.
Я покраснела… нел, аррррргх, как же трудно переключаться на мужской род, вроде и тумблер имеется, который, кстати, уже реял и гордо вздымался, готовый на подвиги, под нежной рукой мужа, так вот и тумблер не помогал переключиться на мужской род. Но это как в языках, ничего, справлюсь. Надо только приложить усилие.
— Сука — это самка животного, но используется у нас как бранное слово. Причем, литературное бранное слово.
— Вот как? И почему ты назвал меня сукой? — Мэд удивленно посмотрел на меня, не переставая нежно поглаживать мой подрагивающий член.
— Я не тебя. Это так ругнулся, потому что ты отвлек меня и я не соображал. Сказал, возьмись зубами, я взялся. А потом ты въехал, как паровоз, и я от боли не понимал, что говорю, прости!
— Это ты меня прости. Если бы мы были наедине и не было такой спешки, я бы все сделал по-другому. И что за «парёвоз»?
Поглаживания Мэда достигли своей цели и я начал тяжело дышать, вздымая грудь и елозя по кровати.
— Милый, давай что-то одно, а то мозги перетекают вниз и я перестаю понимать суть твоих вопросов. — Положил руку на член мужа, и ласково прошелся ладонью по вздыбившемуся горячему показателю желания.
— Мммм! Не провоцируй меня, малыш! Тебе еще рано продолжать. Если бы ты был обычным омегой, мы бы не вылезали из постели всю неделю.
— Я что-то опять не то делаю? — расстроенно прошептала в его губы и лизнула их. Да, конечно, чувство жжения и дискомфорта присутствовало. Сильного жжения и сильного дискомфорта. Но желание глушило почему-то и дискомфорт, и рациональные мысли.
Трезвое понимание того, что секс с проникновением для только что потерявшего жопную девственность меня, как омеги, сейчас не только вреден, но даже опасен, было оглушено динамитом острого желания тела, и умные мысли, как прибитые рыбки, всплывали из-под толщи воды и уносились волнами истомы и наслаждения.
Тело хотело. Нет, не так. Тело ХОТЕЛО еще.
Я ужаснулась. Это было как в тот первый поцелуй с Мэдом. Когда мозг — отдельно, тело — отдельно. Когда не могла пошевелить пальцем, и тело не слушалось.
Может, у меня не произошло полного слияния с этим телом? Но другого у меня нет и не предвидится, если только белочки не подсуетятся и не перенесут меня куда-нибудь еще.
— Как бы тебе объяснить, — Мэд перестал поглаживать меня, чтобы я уловила суть того, что он скажет. И да, в мозгах стало проясняться. — У омеги в течке организм настроен на секс с узлом, чтобы забеременеть. Он готовится к этому полгода, и гормональный фон настолько воздействует на него, что отключает болевые сигналы, расслабляет мышцы, включает центр наслаждения на полную громкость, то есть настраивает весь организм омеги только на одну цель — беременность. Матка приходит в тонус и выделяет столько гормонов и смазки, что омегу накрывает безграничным желанием секса. А теперь скажи — ты это чувствуешь?