— Нет. Секса, конечно, хочется, но чтобы вот так крышу уносило — такого нет.

— Вот и я говорю. Поэтому сделаем вид, что ты омега в течке, и я тебя из дома до шлюпки понесу на руках, укрытого от чужих глаз в покрывало. Так было бы с любым другим омегой на самом деле.

— Когда ты так говоришь, Мэд, я чувствую себя чудовищем.

— А ты и есть мое личное чудовище. Сладкое и вкусное. Умное и непредсказуемое. Маленькое и выебонистое чудовище. Кстати, ты говорил, хорошо, что я не кентавр. У вас, что — кентавры водятся?

— Водятся. — Мне хотелось отомстить ему за «чудовище», но посмотрев на его ошарашенный вид, сжалился и добавил: — В сказках, дорогой.

— Ах ты вреднюка! — Мэд стал меня щекотать и целовать и я начал извиваться в его руках, возбуждаясь и смеясь, елозя и дрожа. Щекотать он меня тут же прекратил, и поцелуй его стал набирать обороты, страсть стала захлестывать нас и вдруг накрыла с головой. Я обхватила Мэда ногами за талию, не отрываясь от горячих, мягких губ, и начала потираться о его член своим. Оооо! Это было так чувственно, так сладко, так жарко!

— Что ты делаешь? — сквозь зубы простонал Мэд. — Я же не железный, Ли!

— Ну хотя бы двойной голландский, Мэд!

— Это еще что такое?

— А это когда вот так, — и я просунул руку между нами, ухватив оба члена рукой, нежно сжав их и сделав пару движений.

— Ммммххххх, — простонал Мэд и перехватил инициативу.

Он сел, перетянул меня к себе, удобно устроив у себя на коленях и, обняв своей большой рукой оба наших члена, начал нежно надрачивать нам, прижав мою голову к своей и пытаясь поцеловать.

Я прикасался губами к его губам, отклонял голову, потом вновь присасывался и опять отрывался. Коротко целовал, кусал и дразнил его взглядом, губами, улыбкой, не давая возможности поцеловать меня так, как он хотел.

Он хрипло стонал, когда я вырывался, но не заставлял, принимая игру, и придерживая меня за голову, даже не наматывал волосы на кулак. Позволял играться, заводясь от этого еще больше.

Я положил свою руку на наши члены и обвел пальцем обе головки, размазал по ним смазку, и переместил руку на его ласкающую нас ладонь, задавая свой темп, и Мэд не выдержал, зарычал негромко, намотал мои волосы на кулак и прижал к своему рту, вначале крепко засосав губы, а потом трахая рот языком.

И я кончил. Выплескиваясь, умирая, тая в его руках.

Чувствуя, как Мэд догоняет меня, сокращаясь и орошая горячей струей мой живот, лизнул его губы, и Мэд вздрогнул, особенно сильно дернувшись и застыв, стараясь не сжать меня изо всех сил.

Потом бережно уложил на кровать и лег рядом, тяжело дыша.

— У нас это называется по-другому, тоу. Ты сможешь здесь полежать один, никуда не деваясь отсюда, без приключений? Если я останусь с тобой, то не смогу остановиться. Ты пахнешь и выглядишь так, что сдерживаться очень трудно. А я так вымотан предыдущей неделей, что контроль потерять очень легко. Поэтому не дразни меня, малыш. Нам пора улетать. Пойду позову сюда твоего папу, чтобы ты попрощался с ним, а сам переговорю с лордом Ичиго. Доктор Кэр не станет рассказывать про нашу консумацию и твое странное поведение, а вот надежды на столичного лорда нет. Это ненадолго, поэтому не затягивай прощание.

Мэд ласково погладил моё лицо пальцами и встал, надевая халат.

— И вот еще что, Ли! Когда я принесу тебя на корабль, помни, что ты герцог. Не надо бегать по кораблю и орать от восторга, задавая разные вопросы про корабли, планеты и инопланетян. Договорились? Один на один я тебе все расскажу, проведу позже по кораблю и со всем ознакомлю. Но первые три дня ты принимаешь вид течного омеги. Помни о репутации для наших детей. — Мэд наклонился ко мне и поцеловал.

Пресвятые белочки, когда он говорит о детях, меня окатывает ледяной волной ужаса. Надо, кстати, запомнить и пользоваться в моменты, когда будет необходимость погасить желание и уложить стояк. Действует безотказно.

Как только за Мэдом закрылась дверь, сползла с кровати и пошла к другой двери, надеясь, что там ванная комната. Ну, как, пошла. Пошла — это сильно сказано.

Спину в пояснице ломило, ноги сдвинуть было больно, поэтому тихонечко, уточкой, добралась до ванны и с наслаждением встала под струи воды. Релааакс!!!

Высушив волосы, обернулся полотенцем и вышел из ванной.

Папа сидел на кушетке с прямой спиной и сухими глазами и встревоженно смотрел на меня.

— Сынок! Как ты?

Я выпрямил спину, сжал тут же заболевшие и прострелившие позвоночник болью булки и постарался ровно и не ковыляя дойти до кровати.

Сидеть было больно, поэтому сразу прилег на постель.

— Все прекрасно, папа! Все замечательно! Мой муж — самый лучший в мире.

Папа облегченно выдохнул и подошел к кровати, погладил меня по волосам.

— Мэдирс сказал, что вы уже улетаете, я собрал кое-какие вещи тебе, чтобы они напоминали о доме, Ли. Одежду Мэдирс сказал не брать, да и правда — там щеголять в наших обносках тебе не с руки.

— Папочка! Не расстраивайся! Мы будем поддерживать с тобой связь. А хочешь, перебирайся к нам, думаю, Мэд будет не против!

— Ну что ты, сынок. Я привык здесь. Куда мне лететь…

— А когда родятся детки, ты же прилетишь их понянчить?

Глаза Нилсира загорелись надеждой и любовью. — Конечно, милый!

Дверь отворилась и в нее вошли Мэд и Тир.

— Подождите за дверью, — Мэд был таким грозным, когда хотел.

Папа и Тир вышли, прикрыв дверь.

Мэд поднял меня с кровати, поставив на пол. Накинул на плечи халат, в котором я сюда пришел, и сверху набросил красивую белую накидку. После чего подхватил меня под коленки и сел со мной на кровать, держа, как маленького.

— Ну что, ты готов к путешествию? — Он откинул полу халата, посмотрел на мой привставший член и сказал: — Не совсем, но ничего, мы это сейчас поправим. — И пососал его, как леденец. Довел до состояния готовности и отстранился, прикрыв полой халата.

Встал со мной на руках — вот это силища! — и подошел к двери.

— Тир, помоги мне!

Вошедший Тир помог укутать меня и руки Мэда сверху накидкой, и я вдруг почувствовал, как Мэд перехватил, взяв поудобнее, мою тушку и протиснул большой палец в анус. По смазке палец вошел, как по маслу, и начал наглаживать стеночки, кружа внутри. Стоявший колом член, зажатый между мной и Мэдом, задергался, наливаясь. Палец внутри меня сгибался, распрямлялся, гладил, дразнил, и я поплыл, откинув голову, тяжело дыша, блуждая мутным расфокусированным взглядом и теряя связь с действительностью. Краем сознания замечая, что мы идем сквозь строй гостей, папа и Тир сопровождают нас, а Мэд, вначале хитро поглядывающий на меня, теперь шел, играя желваками, еле сдерживаясь, распаленный и видящий только меня. И в то же время не прекращая ласкать внутри. Смазка сделала его палец скользким, и он не доставал до нужной точки, а только раздражал, дразнил, заставлял меня стонать громче и выгибать спину, стараясь прижиматься членом к Мэду и покачиваясь на каждом шагу, потираться об него.

— Мэд, Мэдди, я сейчас кончу, кажется… — прохрипел ему в ухо, ничего не соображая.

— Я тоже, — сдавленно произнес Мэд.

Вокруг как-то потемнело и, сосредоточив взгляд на помещении, я понял, что мы уже на корабле.

Мэд ногой захлопнул дверь в каюту и, положив меня на кровать, застонал: — Кажется, я перестарался, Ли! Не могу больше терпеть, ты так пахнешь и стонешь, что сейчас умру, если не вставлю тебе!

 — Наш девиз непобедим: возбудим и не дадим, — на автомате пробормотал я.

— Лиатт!

— Я за него!

— Смешно! Что значит — возбудим, и не дадим?

— Присказка это, Мэд.

— Значит, мне можно надеяться?

— Иди в душ, Мэдди. Сам говорил, что мне сейчас нельзя второй раз.

— Звучит, как «Иди нахер». И выглядит так же. Какой душ? Он мне, как мертвому припарка. Я всю неделю дрочил на тебя, и мне уже не помогает ни душ, ни дрочка рядом с тобой.