Он притянул меня к себе и поцеловал. — Вообще-то я думал утро начать по-другому. С поцелуя, с утреннего секса, а не с лекций о медицинских приборах, милый. Течка у тебя, или где?

— Кстати, а как вы определяете беременность?

— У нас есть тесты. Но сейчас нет смысла, нужно дождаться конца течки. Как раз прилетим домой, там и проверим. — Мэд нежно положил мне руку на живот и я дернулась, уходя из-под руки.

— Не хочу детей. Сейчас. Ты так вырос в моих глазах, когда в первый раз надел презерватив. А потом… Так нечестно, Мэд.

— Милый. Я альфа и у меня своя позиция в жизни. Ты — омега и волен думать по-другому. Но принимать решения, касающиеся нашей семьи, буду я. Как и нести ответственность. И обеспечивать. Это не обсуждается.

— Когда ты так говоришь, мне хочется уебать тебя.

— М-м-м! Хорошее желание! — Мэд потянулся и зафиксировал мои руки одной рукой, а второй отвел с лица прядь волос. — Только не уебать, а отъебать. А еще лучше, если будешь говорить вместо мата «любить». Нам осталось лететь шесть дней, и за это время ты должен научиться общаться без мата, и вести себя соответственно статусу. А я буду тебя учить.

— Да пошел ты!.. — Ярость медленно, но верно затапливала меня снизу доверху, ощутимая волна шла прямо от держащих рук мужа, заливая по самую маковку. Вспомнив, что было, когда послала его в жопу, я не стала заканчивать предложение.

— Обязательно, милый! Но за каждый мат будешь наказан. Тебе не идет, когда ты бранишься и ведешь себя, как альфа.

— Ненавижу, когда ты тычешь свою альфовость! Не надо со мной так. Я самостоятельная женщина и привыкла нести ответственность сама. Мне нелегко принять порядки, заведенные здесь, но я постараюсь, Мэд. Просто не надо меня заставлять. Особенно это касается детей.

— Смирись, Ли. Ты омега. Ты герцог. И ты беременный. Чем дольше будешь сопротивляться и отрицать очевидное, тем труднее тебе будет привыкнуть. Ты можешь навредить себе и ребенку, если будешь поступать согласно своим принципам вопреки всему, только потому, что тебе не хочется. Законы жизни жестоки, и если не придерживаться правил, выработанных столетиями, поставишь под удар не только себя. Поэтому, чем раньше это усвоишь и начнешь выполнять, тем легче тебе будет, Ли. Если бы это не было так серьезно, я бы не стал настаивать. Поэтому готовься, как взрослый человек, нести ответственность за свои поступки.

Жизнь запахла аммиаком. Я понимала, что Мэд прав. Другой мир, другие законы. Но, прожив жизнь свободным человеком, меня корежило уже только от слов про подчинение. Тупое, бездумное омежье подчинение только потому, что он альфа, а я омега.

— Мэд. Я понимаю, что нужно подчиняться правилам и вести себя соответственно титулу и званию, но не принуждай меня без необходимости. Пожалуйста. У меня есть гордость, честь, я уже говорила тебе, что не инкубатор и не питомец на поводке. Это против моей природы. Если не хочешь сломать меня и получить в итоге забитого и покорного омегу, который подпрыгивает по команде.

— Ли. Тебе не идет строить из себя альфу. Тебе идет, когда ты стонешь. — Он положил руку мне на член, и у меня непроизвольно вырвалось низкое, короткое постанывание. — Вот так тебе идет. Ты такой красивый, Ли.

— Блядь, Мэд! Не делай из меня резиновую куклу для ебли!

Мэд внезапно сел, потянув меня за руки, и уложил к себе на колени, звонко хлопнув по ягодице. — Урок первый. Если будешь ругаться, буду тебя шлепать.

Я протяжно застонала. — Д-а-а-а, милый, д-а-а-а! Ещё!

«А вот хер тебе, а не дрессура, — пронеслось в голове. — Испугал ёжика голой жопой».

Мэд замер с поднятой рукой. — Тебе нравится? Тебе нравится, когда тебя наказывают?!

— А ты шлепни еще пару раз и узнаешь, — выдохнула томным голосом. Естественно, я больше притворялась. Иногда мне нравилось поиграть в подчинение. Все-таки во мне было больше от сабмиссива, чем от дома. Но иногда. И в виде игры. Но тут уж была готова потерпеть, лишь бы проучить этого альфу.

Мэд непроизвольно, отзываясь на томные интонации моего голоса, погладил по заднице, лаская. Но потом очнулся и отдернул руку. — Вот как. Ну что же. Не думай, милый, что я не найду управу на твои выходки. Всегда есть еще метод — довести до пика и не дать кончить. Это по ощущениям — как вчера, когда ты мучился от неудовлетворения. Методов много и они разнообразны, наше общество выработало их в достаточном количестве, чтобы наказывать омег, не вредя им. Если не хочешь их все перепробовать на себе, не нарывайся, пожалуйста, дорогой. Все это делается только в твоих интересах, чтобы ты не навредил по незнанию или нежеланию придерживаться общепринятых правил.

— Да что ты говоришь! Ну, охуеть! ОЙЙЙ-м-м-м! Еще! — вторую ягодицу обожгло болью. Интересно, он решил подыграть и это секс-игра, или все еще учит правилам общежития на своей планете?

Я повернула голову набок, заглядывая в лицо Мэда. — А ты уверен, что возбудить и не дать кончить не повредит ребенку? Матка будет в тонусе и выкидыш очень даже вероятен. — Я не знаю, зачем это говорила. С одной стороны, очень, ну очень не хотела повторения вчерашних ощущений. С другой, не хотела детей и если бы случился выкидыш, то была бы только рада. Опять злость застила мне мозги и я ляпнула, не подумав.

— Ничего не поделаешь, раз не хочешь понимать слова, будем переходить к урокам, которые ты заучишь без слов.

Мэд стряхнул с постели одеяло на пол и уложил меня спиной на кровать, лаская возбужденную плоть и заставляя тело петь от восторга. Хотя мозги противились этому ласковому насилию.

— Нет, милый. Вреда ребенку не будет. На этой стадии тебя можно учить таким способом. И поверь мне, к нашему возвращению домой ты будешь шелковым. Сломать тебя не получится, ты лоза. Гибкая и пластичная. И твой ум не даст себя сломать. Зато такие практики, — он гладил мой торс руками, касаясь легко и ласково, и в то же время жалил словами, как ядовитая гадюка, — такие практики быстро и безвредно научат быть послушным себе во благо.

Мэд наклонился и поцеловал меня в шею, проводя губами ниже, ниже, пока не добрался до члена и пососал его, пережав у основания. Потом отстранился, но член всё ещё что-то держало. Я подняла голову и увидела, что он пережат какой-то полосочкой.

«Сууууука ты, Мэд» — подумала и выгнулась от удовольствия, когда он поднял обе ноги и вошел в меня, распирая и дразня головкой. Он входил и выходил, дразня и не наполняя, целуя ноги у щиколотки, спускаясь поцелуями ниже, раскачиваясь, каждый раз неглубоко проникая, и снова отступал, вынимая фаллос.

— Мээээд, — против воли простонала, выпрашивая больше.

— Да, моя радость? — Мэд полностью контролировал себя и свои движения, и даже голос был спокойным.

— Оххх, Мэд!!! — «Я тебя побрею, сука, ночью, если не дашь мне кончить», — пригрозила мысленно супругу, пытаясь насадиться на его достоинство. Но Мэд не позволил. Он крепко держал мое тело руками, одной придерживая за талию, а второй гладил задранную ногу и все так же мерно раскачивался, дразня и не наполняя собой.

— Обещай мне, Ли, что ты будешь послушным. И мне не придется тебя наказывать, маленький. — Его движения были размеренными и это сводило с ума. Это было выше моих сил. Я начала извиваться в его руках, желая прекратить эту пытку. Мэд улыбнулся и наклонился поцеловать меня. Я отвернула голову, но он, не получив губы, поцеловал в щеку, прикусил ушко и стал прихватывать зубами кожу на шее, подводя меня к пику и заставляя зависать без возможности излиться и кончить. Тело было безвольной тряпочкой, желающей только одного — разрядки. Не было желания говорить, ругаться. Не было сил. Выжатая, как лимон, я болталась в руках Мэда, который дорвался до моих губ и наконец-то засадил член полностью, целуя и размеренно трахая, вознося меня на вершину и не давая освободиться.

— Мэд, Мэд, дай мне кончить, пожалуйста, — мотая головой, молила его. Где была моя честь? Моя гордость? В Караганде, вот где.

— Не в этот раз, маленький. Это урок, — Мэд набрал скорость, тараня меня со всей силой, подталкивая по кровати вперед и бережно придерживая голову, чтобы я не билась ею о спинку, — и ты его усвоишь уже сегодня.