Мэд грохнул поднос на стол, чашки зазвенели, и бросился ко мне, мягко разворачивая на спину и вглядываясь в лицо. — Что случилось, Ли? Тебе плохо? Что болит, солнышко?

— Ничего не болит. Душа болит. Ты не поймешь. Подумаешь, что это обычные омежьи заморочки, — не глядя на него, произнесла в потолок.

— Расскажи, Ли. Давай ты будешь пробовать чай и напитки — вдруг какой-то понравится — и рассказывать мне, что тебя гложет. — Он усадил меня за стол и подал первую чашку, аккуратно поставив ее прямо мне в руки. — Знаешь, я ходил нюхать Диона… — он улыбнулся, — вот этот напиток похож на его запах. Попробуешь?

— Подлиза. — Я вдохнула запах, исходящий из чашки, и удивленно подняла глаза на Мэда. В чашке был чай, судя по консистенции, но пахло действительно, как кофе с корицей. Я, обжигаясь, маленькими глоточками выхлебала все до дна, постанывая. Конечно, вкус был не совсем тот, но запах… запах был настоящего кофе. — Нет, не то.

— А почему тогда ты так стонал, пока пил чоа? — улыбнулся Мэд.

— Вкус не тот. А запах тот. Дихотомия добра и зла. Диссонанс между запахом и содержанием. Понимаешь?

— Попробуй это. Этот чиос любят беременные. В нем много витаминов и он кисло-сладкий. — Мэд протянул мне очередную чашку.

При упоминании про беременных мое лицо опять перекосило. Но не брать чашку и не попробовать только из-за каких-то беременных, любящих его, не стала. Детский сад «Штаны на лямках» не мой стиль. Я взрослая женщина, практичная и экономная. А напиток действительно оказался вкусным. Но это еще ни о чем не говорит. Мухи отдельно, а котлеты — отдельно.

— Понравилось? Судя по тому, что ты выпил всю чашку? Возьми теперь вот это. Это горький напиток из плодов макуи, но многие его любят именно за горечь. — Мэд забрал у меня из рук чашку, небрежно пройдясь пальцами по моим, и подал еще одну.

— Ты думаешь, что я выпью все два литра того, что ты мне принес? — Я скептически задрала бровь.

— Я думаю, что ты выпьешь только то, что тебе понравится, — мягко улыбнулся он. — Расскажешь, что тебя угнетало так сильно, что у меня при взгляде на тебя чуть сердце не остановилось?

Я пригубила макуи в надежде, что это будет вкус моего любимого кофе, но, скривившись, отставила чашку на стол и взяла следующую. Больше из предложенного мне ничего не понравилось, поэтому постаралась запомнить названия тех, что мне подошли — чиос и чоа.

Мэд убрал поднос с чашками и придвинул другой с едой и фруктами.

— Не знаю, поймешь ли ты, но я чувствую себя одинокой песчинкой, от которой ничего не зависит. У меня нет ничего, даже своей одежды. Только это тело. И мозги. Я так хотела увидеть бескрайний бесконечный космос, но даже рядом, находясь в нем, не могу этого. Мне не позволено ничего. Мне постоянно суют под нос беременность, о которой не хочу ничего слышать. Я так далеко от своего мальчика, и он думает, что я умерла. Возможно, даже уже похоронил меня, а я не могу утешить его. Вероятнее всего, я его больше не увижу. Мне предстоит вынашивать тебе детей, рожать их непонятно каким местом, жить чужую жизнь. У меня нет прав ни на что. Я никто и звать меня никем. Не правда ли, поводов достаточно для трех депрессий?

— Понимаю тебя, Ли. — Мэд положил свою руку на кисть моей руки, но я мягко убрала руку. — Для человека, оказавшегося на твоем месте, ты ведешь себя достойно. Даже более чем. Ты очень сильная личность. Я уважаю тебя и горжусь тобой. Что касается того, что у тебя ничего нет — тут ты ошибаешься. У тебя есть все то, чем владею я. Даже этот корабль — твой. Если ты чего-то хочешь, надо только попросить. Да, законы таковы, что омега не имеет всех прав, которыми обладает альфа, но ты не бесправный. Попробуй, кстати, это блюдо — оно очень вкусное, помнится, дома тебе нравились эти зернышки в соусе. Так вот. Про твоего сына… Я сочувствую тебе, милый. Пока ничем помочь не могу, но приложу все силы, чтобы попасть на Землю. Видишь ли, некоторые вещи непреодолимы и иногда надо просто принять то, что дает нам судьба. Меня радует, что ты любишь своего сына так сильно. Это значит, что и наших детей ты полюбишь, хоть и отрицаешь это сейчас. Родов бояться не надо. Все будет хорошо, Ли. Ты — не никто. Ты мой муж. И я позабочусь о тебе. Только не держи все в себе.

То, что говорил Мэд, было правильно. И лучшей поддержки я не слышала даже от своего мужа на Земле. А ошибки… кто их не делал? Если вспомнить свои поступки, то уж кто-кто, а я ошибок налепила на целую энциклопедию «Как делать не надо».

— Хорошо, Мэд. Ты все правильно говоришь. Спасибо за поддержку. Но мне надо время. Кстати, как наказали Диона?

— Отстранили от дежурств и впаяли штраф. Я попросил смягчить наказание. Его хотели уволить с запретом летать на кораблях класса N.

— Ты? Ты попросил смягчить? Удивил. — Я взглянула на Мэда и стала вспоминать, почему он мне понравился. Добрый. Благородный. Отзывчивый. Ласковый. Щедрый. — А что ты сказал лично Диону?

— Ничего от тебя не скроешь. А Диону сказал, что если он подойдет к тебе ближе, чем на десять метров, то лично оторву ему руки и… все, что выступает.

Я улыбнулась. — И все же, я бы хотела как-то отблагодарить его в противовес наказанию. Я же омега, а они должны быть сострадательны. Он очень милый молодой человек. Но у меня ничего нет. Что посоветуешь?

— Ты советуешься со мной? — Мэд удивленно посмотрел на меня. — Ради такого готов простить ему большее, чем чай для моего мужа. Обычно замужние омеги не выказывают интереса к чужим альфам, не родственникам. Поэтому не рекомендовал бы тебе как-то проявлять интерес к Диону. Я завтра поговорю с ним, и передам, что смягчение наказания — это твоя просьба. Этого будет довольно. Поверь мне, Ли.

Мы с Мэдом подчистили всю еду с подноса. Причем он, видя, что мне нравится какое-то блюдо, подсовывал эту тарелку и сам к ней не прикасался. Он брал те, которые мне не понравились.

Мэд произнес вдруг «экран» и над столом засветился виртуальный экран, бледно мерцая голубым цветом. Я сидела, разинув рот, и смотрела, как он тыкает в голограмму пальцем, что-то отмечая, убирая, печатая. Экран свернулся и Мэд, улыбнувшись, сказал: — Cейчас стюард заберет подносы. Можешь заказать ему, что хочешь. Может, подумаешь насчет десерта? Я пока в душ. Надо отмывать следы твоей страсти, стягивают очень.

Я смутилась, а Мэд снял рубашку и зашел в душевую.

Дело было вечером. Делать было нечего. Надо было как-то строить свою дальнейшую жизнь в этой системе координат.

— Стюард приходил? — спросил Мэд, глядя на пустой чистый стол.

Он подошел к кровати и поправил сбитую простыню. — Ли, завтра с утра, если течка закончится, познакомлю тебя с командой и открою шторы на иллюминаторах в рубке, чтобы показать тебе космос. Он действительно прекрасен, не зря ты так стремишься посмотреть на его красоту. Знаешь, он пугающе прекрасен. Не многие любят вглядываться в пустоту космоса, но что-то мне подсказывает, что тебе понравится. — Мэд улыбнулся, развернувшись ко мне.

— Уиииииии!!! — завизжала я и бросилась ему на шею, повиснув на нем и целуя в губы. — Спасибо! Спасибо, Мэд!!!

Он не ожидал такой реакции и даже немного растерялся, но тут же подхватил меня под зад, крепко прижав, и закружил по комнате. А потом впился в губы, низко застонав и нежно целуя, добирая так недостающие нам обоим тактильные ощущения. Между нами начала наливаться его выпуклость в штанах, и стон его перерос в порыкивание.

— Ли, Ли, милый мой, сокровище мое… — Мэд целовал меня заполошно, в шею, в ухо, в нос, и прижимал так крепко, будто бы боялся, что, отпусти он меня, я тут же исчезну, растаю в воздухе дымкой.

— Так вот что тебя возбуждает, мой мальчик! А что еще нравится? Что тебя заводит, мой хороший? О чем мечтаешь? — Мэд спрашивал и вылизывал ямку между ключицами, метку, немного затянувшуюся и подзажившую, но все равно саднящую.

— Я мечтаю поводить шлюпку, или корабль, порулить чем-нибудь. — Я раскраснелась, губы горели от поцелуев, тело ликовало от прикосновений и ласки.