Сам город Орёл, построенный частично из дерева, частично из камня, имел широкие улицы, большие площади, две церкви, и за каждым домом располагался сад. Жители города стояли у своих домов и смотрели на прибывших в Пермскую землю казаков с любопытством и немного со страхом.

На улице стояли только мужчины. Женщины остались дома. Лишь в тени домов иногда мелькал женский платок. Немногие осмелились взглянуть на парней, которые снимали штаны так же быстро, как и запрыгивали в седло. Так о них шептались...

— Они попрятали своих баб! — Ермак рассмеялся, повернулся к представителям Строгановых и сердито произнёс: — Мы что, армия святых? Здесь пятьсот сорок здоровых мужчин! Мужчин, говорю, а не кастрированных олухов! Каждый из нас хочет получить женщину, и должен её получить, иначе мы разнесём ваш город!

— Хозяин обо всём подумал. Вам понравится в Орле, — сказал один из представителей.

Хозяин — Семён Строганов. Хозяин всей местной жизни.

Ермак привстал на стременах и посмотрел на кремль, реку, город и людей на улицах. Рядом с ним находились Мушков и Марина; за ним, голова к голове, колышущая, фыркающая, неспокойная, тёмная масса лошадей и людей — армия казаков. И далеко позади, точкой на широком горизонте, скакал одинокий всадник с седыми волосами, развевающимися на летнем ветру: Александр Григорьевич Люпин ехал за смыслом своей жизни...

— Женщин, достаточно еды, хорошие палаты для моих людей, конюшни для лошадей, и денег... Я хочу получить обещанное, или мы не въедем в город, а возьмём его штурмом! — крикнул Ермак.

Казаки заулюлюкали от восторга... Дикий и неистовый рёв налетел на город, как буря. Мужчины на улице испуганно переглянулись. Разве не говорили им, что казаки не похожи на людей?

— Хозяин даст вам всё.

Посланник, который это сказал, поехал вперёд, но Ермак не последовал за ним и посмотрел на Мушкова.

За последние две недели с Иваном Матвеевичем не произошло ничего особенного. Конечно, в ближайшей деревне он не лёг в траву с красивой молодкой в присутствии Марины, как приказал Ермак. Утром после того памятного приказа Мушков начал прихрамывать. Он обернул голову широкой тряпкой и долго лил воду из кожаного ведра на голову. Ночью, как он сказал, лошадь случайно ударила его копытом. Видимо ей что-то приснилось, а поскольку казак всегда спит рядом со своей лошадью, она его и лягнула.

— Скотина! — бушевал Мушков. — Когда она меня ударила, у меня искры посыпались из глаз! Никогда не думал, что лошади видят сны!

Об этом тоже никто не думал, поэтому удивлялись на Мушкова и на его послушную лошадку, успокаивая его. Ермаку пришлось согласиться, что с такой раной казак не станет интересоваться молодкой.

Мушков обошёл приказ Ермака, изображая раненого, но за это получил ласковое: «Какой же ты хитрый старичок, мой медвежонок», где его опять задело слово «старичок». Он снял повязку, только когда вдалеке показался Орёл.

— Ты что-нибудь добавишь, Иван Матвеевич? Может, я что-то забыл? Мы можем сейчас потребовать всё, что нам надо! Подумай хорошенько, братишка! — Ермак повернулся в седле. — Не нам нужен Строганов, это он нуждается в нас!

— Подождём сказочную землю Мангазею, — устало ответил Мушков. — Если там золото висит на деревьях, то дорога окупится.

Он не осмелился взглянуть на Марину. Он чувствовал себя самым несчастным человеком. У его друзей седельные сумки были наполнены деньгами и награбленными украшениями... За два месяца путешествия набралась хорошая добыча. У Ермака в арьергарде были две вьючные лошади с полными мешками, даже у священника, Божьего слуги, можно было поучиться! Он вёз с собой иконы, золотые кресты, золотые облачения, серебряные жертвенные чаши ручной работы — «дары» от дорогих собратьев, которых он «навестил» по дороге в Пермь.

Только у Мушкова были пустые седельные сумки, настоящий позор для казака. «Ты больше не грабишь! — напоминала ему Марина, когда впереди показывалась деревня. — Иначе я вернусь назад».

«Возвращайся! — не выдержал как-то Мушков. — Убирайся к чёрту! Зачем жить, если нельзя больше разбойничать?»

Но когда ночью она пошла к лошади, он побежал за ней и робко сказал: «Мариночка, Марина, голубка моя, не разбивай мне сердце». Она настаивала на своём, и Мушков отказался грабить. Связанный любовью, как собака на цепи, которой можно лаять, но нельзя кусать, он, стиснув зубы, смотрел, когда это делали другие.

Они ехали через Орёл, ухмыляясь мрачно смотрящим на них мужчинам, разглядывая женщин за окнами, и начали громко петь, чтобы показать, какие казаки вольные люди.

Перед кремлём Строгановых два племянника Семёна, Никита и Максим, встретили их на горячих, лоснящихся лошадях татарской породы. Сидя в сёдлах, Ермак и оба Строгановых обнялись, трижды расцеловались друг с другом в щеки и сразу же поняли, что не обманулись в своих ожиданиях.

— Богатая, мирная земля, — весело сказал Ермак. — В Московии едва ли такое встретишь.

— Мы поддерживаем порядок, вот и всё. — Максим Строганов посмотрел на колышущуюся волну конских тел и казачьих голов. — Царь предоставил нам право самим решать все вопросы на занятых нами территориях.

Ермак Тимофеевич понял. Это было первое скрытое предупреждение, первый удар сзади, исподтишка. Он широко улыбнулся, но его тёмные глаза сверкнули. Глаза медведя, не знающие жалости.

— Мы ответили на призыв защитить христианство, — сказал он. — Господь на небесах отблагодарит нас за это — и Семён Строганов тоже!