Глава 21

Я МЕДЛЕННО ОТКРЫВАЛА ГЛАЗА, не совсем уверенная, что ожидала увидеть. Пламя ада? Белоха — нет, триумфальное лицо Уриэля? Кромешную темноту небытия? Что можно было увидеть в загробной жизни? Я боялась посмотреть.

Он лежал рядом со мной на белом покрывале, его чёрные волосы затеняли его лицо, хотя у меня не было никаких сомнений, кто это был. Он спал как убитый, лёжа на животе, но я могла видеть, как вздымалась и опадала его грудь, и я поняла, что он выжил.

Я робко прикоснулась к шее. На ней ничего не было, ни отметки, ни боли, и всё же нервная дрожь от припомненной реакции омыла меня, когда я пальцами провела по своей плоти. Казалось, у меня возникла новая и совершенно неожиданная эрогенная зона у основания шеи, и когда я вспомнила тягу его рта, я тихо застонала от вспомненного удовольствия.

Я села, очень осторожно, чтобы не разбудить его. Комната была наполнена странным неясным светом, и я поняла, что наступал рассвет. Я с удивлением уставилась на французские двери в личный садик. Я вошла в эту комнату поздним вечером. Поздним вечером мы с Азазелем занялись любовью, если это можно было так назвать. Я сомневалась, что это было ключевое слово с его стороны, но я не собиралась подбирать другие слова. И всё же теперь было утро, и я не помнила ничего после сомкнувшейся вокруг меня темноты. Вот только не было ли там перьев?

Он наблюдал за мной. Я должна была знать, что он спит как кот, постоянно начеку. Он перекатился на спину раньше, чем я вспомнила, что хотела поискать признаки крыльев, которые, как я знала, у него должны были быть. Его взгляд был сонным, веки отяжелевшие, и я искала следы крови на его губах, задаваясь вопросом, отвратит ли это меня. Будет ли он на вкус как кровь?

— Мы живы, — сказала я.

— У тебя были какие-то сомнения?

— Конечно, были.

Удивление вспыхнуло в его глазах.

— И всё же ты согласилась?

— Да. — Я тоже могла быть немногословной. Я не собиралась объяснять свои решения. Объяснять, что желать его было подобно лихорадки в крови, которая текла по мне, и я бы снова предстала перед Разрушителями Правды просто ради шанса разделить с ним постель.

Он сел рядом со мной, точь-в-точь как муж, собравшийся почитать воскресную газету, и потянулся, медленно, нечестиво, что у меня пересохло во рту. Я потянула край простыни, чопорно прикрыв грудь, хотя насколько я могла вспомнить, что начали мы поверх шёлкового покрывала, которое теперь было на полу. Простынь свободными складками лежала вокруг бёдер, во всех отношениях это походило на романтическую комедию, которую рекомендуется смотреть только с родителями. Мне было интересно, что произойдёт, если я запрыгну на него.

— Мы спали, — произнесла я. Ещё одна искромётная фразочка от меня.

— Этого и следовало ожидать. Первый акт связывания пары это сильный опыт для обоих партнёров. Прости, если напугал тебя.

И вот оно опять, ещё одно извинение. Но, ни в коем случае, ни за то, что нужно, ни за истинное предательство.

— Ты не напугал меня.

Он скептически посмотрел на меня, но опять же, он ощутил мою панику, когда вошёл в меня, столкнулся с ней лицом к лицу. Я могла отрицать сколько угодно, но мой страх был настоящим. Сейчас страха не было, ещё одна часть проклятья была уничтожена. Та часть, о существовании которой в себе я даже не знала.

Но он знал, и был готов к моей реакции. Он слишком хорошо меня знал.

Он по-прежнему наблюдал за мной, и мне внезапно расхотелось встречаться с его взглядом. Я соскользнула вниз и снова легла, повернувшись к нему спиной. Я не хотела вставать и идти искать одежду, но от его пристального взгляда мне стало крайне неловко.

— Я посплю ещё, — пробормотала я.

Я понадеялась, что он поймёт намёк и покинет постель, оставит меня. Прошла минута, а он не сдвинулся с места. И затем он тоже лёг, повернулся и обнял меня, окружив своим телом, в жесте, который я могла бы посчитать покровительственным, если бы не жёсткий выступ плоти у моей спины.

Он притянул меня к себе, скользнул руками вверх и накрыл мою грудь. Я прошипела, лишь на миг напрягшись, и затем устроилась поудобней в его оберегающем тепле. Не знаю почему я испытывала потребность в защите — он доказал, что был моей самой величайшей опасностью. Но по какой-то причине я воспринимала его величайшей защитой и, закрыв глаза, я уснула.

ЛЕЖАТЬ В ПОСТЕЛИ С РЕЙЧЕЛ В МОИХ ОБЪЯТИЯХ было истинным адом, и это было лишь начало его расплаты. Если он сможет подарить ей хотя бы крошечную долю мира, тогда так тому и быть, и неважна цена. Неистовое возбуждения было незначительной пыткой, верно?

Как же он дошёл до этого в его бесконечном существовании? Он гордился тем, что бы равнодушный и контролировал всех и вся, кроме Сары, и её утрата стёрла последние частицы мягкости в нём. Потребовалось слишком много времени на осознание, что он стал монстром, каких презирал больше всего. Он может и не был сучонком Уриэля, но подошёл к этому слишком близко и, лишь толкнув Рейчел на порог смерти, он осознал это.

Он до сих пор чувствовал её вкус — сладость её желания, насыщенность её крови — и ему хотелось застонать. Он не осмелился уснуть. Вероятней всего ему будут сниться эротические сны, обстоятельно шокирующие её.

Он не мог перестать думать об этом: как она в итоге приняла его, обхватила ногами и привлекла его глубже; нежные звуки потребности, которые срывались с её губ, когда он входил в неё; то, как она откинула голову и изогнула шею, притягивая его рот, как он пил сытную, усиливающую его кровь из неё.

Проклятье, кого он обманывал? Взятие крови было ритуалом, обдуманным, священным актом, актом исцеления и мощи. Это было самым эротичным актом, на который Падшие были способны, и это связало его с ней.

"Боже", — подумал он, содрогнувшись. И всё же он знал. Знал, что так оно и будет, что они были связаны, ненавидит она его или же нет. Она тоже знала это, даже если отказывалась признавать это. Он ожидал, что она продолжит сопротивляться этому. Он позволил бы ей, постольку поскольку. Он бы дал ей больше времени, если бы у него был выбор, но Уриэль подобрался слишком близко. У Азазеля не было иного выбора, как отбросить своё сомнение и неуверенность. Он позволит ей оставить при себе свои сомнения до тех пор, пока это возможно. Ещё одно, что он задолжал ей.

Её волосы касались его лица и должны были щекотать. Но вместо этого они ощущались шёлком на его коже. Он вспомнил, каково было почувствовать себя так по отношению к женщине, физическую связь, которая никогда не уйдёт. И он понял вину, которая сильно отягощала его. Вину, которая не имела никакого отношения к Саре и касалась исключительно его сама и его собственного гнева. Сара отпустила его, давным-давно. Сейчас настало время ему отпустить её.

Рейчел погрузилась в глубокий сон, явно устав. Он не стал брать много крови у неё, чтобы внести свой вклад в её усталость — по сути, он умышленно отказал себе, как бы сильно не хотел. Всё это было бы приемлемо, в его острой необходимости защитить её. Но сила первого истинного спаривания была сокрушающей, и она могла проспать весь день.

Это было неважно. Им надо было спланировать войну. Она могла поспать, и он вернётся к ней.

Она могла поспать.

НА УЛИЦЕ УЖЕ БЫЛ ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР, когда я, наконец, проснулась, одна в большой постели. Меня затопили странные чувства: восторг и ужас, роскошная усталость и уверенность, что я должна суетиться, сильное физическое удовлетворение и глубокое сексуальное желание. Я снова хотела его. Я хотела его меж моих ног, склонившегося надо мной, покрытого потом, врывающегося в меня. Я хотела его рот на моей шее, пьющий то, что только я одна могла дать ему.

Я заставила себя выбраться из постели и направилась в ванную комнату. Я пребывала в таком тумане, что едва могла оценить элегантность уборной; но после нескольких минут под душем, который ощущался нежным водопадом, я почувствовала себя гораздо более живой.

Я нашла свою брошенную одежду аккуратно сложенной на кресле, и задалась вопросом, кто же это сделал. Мысль об Азазеле, ухаживающим за мной, была чересчур дикой для размышлений, и всё же я подумала, что узнала бы, если бы кто-то другой входил в комнату. Это должно быть был он.

Я быстро оделась, стараясь не думать о том, как эта одежда была снята с меня. Вот только майку я так и не смогла найти, и я вспомнила его неодобрение, и поняла, что мои губы подёрнула мимолётная улыбка.

Я прошлась по гостиной комнате, даже не утруждая себе поисками нечто такого цивилизованного как записка, и открыла дверь в коридор. Послышались голоса. Мужские голоса, яростные и требовательные, лились из-за закрытой двери зала совета. Я тут же развернулась и вернулась в наши комнаты, закрыв за собой дверь. Меня не интересовали их любопытные взгляда. Они совершенно точно будут знать, что мы с Азазелем сделали, и как мы это сделали, и прямо сейчас это казалось крайне личным. Я не хотела чьего-либо вторжения.

И я проголодалась до смерти. Подумаешь... переживу.

Солнце уже начало садиться. Я открыла французские двери и вышла в укромное патио, позволив мягкому бризу затанцевать вокруг меня. Запах океана в воздухе был успокаивающим, что очень странно, учитывая, что даже сам вид океана пугал меня до ужаса. И слава богам и богиням, на столике стоял поднос со свежими фруктами, круасанами и чаем со льдом. Лёд был свежим, ещё не успел растаять.

Я поискала другой вход в патио, но не ничего не нашла. Кто бы ни принёс еду, он был волшебником, и мне было плевать. Я села в плетёное кресло и начала есть.

Я всё ещё могла слышать разгневанные голоса, но на расстоянии, и я закрыла глаза, позволив себе соскользнуть в воспоминания прошлой ночи. Я тут же потекла, и испытала к себе отвращение.

Я не буду беспокоиться об этом. Так уж я себя чувствовала; и когда он вернётся в эти комнаты, он почувствует моё возбуждение и...