— Мама?

— Так и умру я, не увидев внуков, — раздался хлесткий женский голос. 

Девушка зарыдала, закрыв рот рукой. Ведущая предложила сказать матери свои истинные мысли. То, что мешает ей быть свободной. Блондинка колебалась. Тогда женщина за ширмой вкрадчиво сказала: 

— Зря ты с Боренькой рассталась, не перестала бы с ним дружить в университете, уже бы детишки были. 

Светловолосая девушка испуганно смотрела то на ведущую, то на ширму, а голос из-за ширмы со вздохом продолжил: 

— Сердце утром так болело. Чую я, скоро на тот свет. 

— Да и умирай! — бешено заорала вдруг девушка на высоких нотах, — Умирай! 

Витя выпучил глаза. Такая милая с виду блондинка, а такие слова..., причем, судя по всему, искренне произнесённые. Обособленные, как и Виктор, люди на мониторах одновременно подались вперёд — видимо, пытались внимательнее рассмотреть на экране девушку, желающую смерти матери. За ширмой послышалось старческое больное кряхтение, а затем грохот падающего человека. Побледнев, блондинка неожиданно робким голосом спросила: 

— Мама? 

Но не услышала ответа. Казалось, что она должна испугаться, броситься за ширму спасать мать, но с одного конца рта у неё начала появляться искривленная улыбка. Уже смелее, громче и требовательнее она повторила: 

— Мама?

И снова не получив ответа, глянула на ведущую. Та кивнула, слегка прикрыв глаза. Блондинка повернулась к залу и с гордым ликованием крикнула, подняв руки к потолку: 

— Я свободна! — широко улыбнулась и с блаженным взглядом пошла на своё место. 

Из-за ширмы снова раздался мужской голос, но говорил он на китайском или японском, Витя не знал разницы в произношении. На этот раз действие происходило на экране, в помещении с абстрактным современным дизайном. Вышел невысокий мужчина на вид лет сорока, с узкими глазами, и тоже что-то ответил на вопросы ведущей, легко перескочившей с русского языка на иностранный. За черной тканью раздался детский голос, потом плач и громкий истошный вопль, после которого воцарилась зловещая тишина. Точно так же, как русскоговорящая блондинка, мужчина вскинул руки к потолку, громко воскликнув несколько слов. Процесс повторился раз десять, примерно по три на каждый зал. Голос за ширмой менялся от одного пола к другому, был разных возрастов. А один пожилой китаец судя по всему, говорил о кошке потому, что за ширмой раздалось мяуканье, шипение и другие характерные звуки. 

После такого представления ведущая подошла к ширме и с дальней от зрителей стороны, начала её аккуратно открывать. За ней спиной к залу стоял высокий, уже заметно лысеющий слегка осунувшийся мужчина в костюме и с аккуратной тростью в руках. Он плавно повернулся. У Вити по всей коже пробежали, а затем заледенели мурашки. Мужчина с довольной улыбкой произнёс, указывая на Виктора тростью: 

— А это тот, кто держит в этом мире меня. 

Витя закрыл рот рукой и с невыразимым ужасом прошептал: «Дедушка...».