— Спасибо.

Он вернулся внутрь, а я, закончив с газоном, прибрался и вернул на место инструменты, которые использовал. Я знал, как Дерек придерживается порядка.

Захватив свою влажную от пота футболку, я пошел в гостевую спальню. Дерек оставил на кровати пару джинсов и две рубашки, а также новые носки и нижнее белье. Я в недоумении покачал головой. Этикетки все еще прикреплены, сколько новых вещей может быть у одного человека под рукой?

Я разделся и сунул все грязные вещи в пакет, который использовал раньше. Смывая в душе пот и грязь, я очень старался не представлять себе другие руки, бегущие по моей коже, кроме своих. Он встречается с девушкой, помнишь? Не с парнем, не с тобой, ни с кем-либо еще. Так что выкинь его из головы.

Дерек оставил на раковине сложенное чистое полотенце. Оно было еще теплым, как будто только что из сушилки. Он также оставил небольшой набор для путешествий со всем необходимым: бритва, дезодорант, расческа и средства для волос. Он так добр ко мне. Но было ли это для него всего лишь представлением о помощи людям? Он чувствовал себя обязанным быть таким, или тут что-то еще?

Немного просушив волосы, я повесил полотенце и пошел в спальню, где снова оделся в одежду Дерека. Я был рад, что они принадлежали ему и не были новыми — это означало, что он носил их раньше. На самом деле, прежде чем сунуть руки в рукава рубашки, я обнаружил, что ищу какие-либо следы, хочу уловить его запах, но почувствовал себя обманутым, когда не нашел его. Одевшись, я посмотрел на свое отражение в большом зеркале на двери шкафа.

Мне приятно, что его одежда почти идеально мне подходила. Нет, это было нечто большее — это меня заводило. Надевая его вещи, я чувствовал физическую близость между нами. Чувствовал, как мое тело реагирует, когда я представлял, что он снимает ее с меня, заменяя теплом своей кожи.

Довольно.

Закрыв глаза, я пытался остановить быстро бегущую кровь и гул под моей кожей, увеличивающий желание выбежать отсюда к нему. Безумие заключалось в том, что мое влечение, казалось, становилось сильнее с тех пор, как я услышал, что он встречается с женщиной. И о чем это говорит?

О том, что ты желаешь того, чего не можешь иметь, засранец. А теперь перестань делать глупости. Он просто очень хороший парень. Он не заинтересован в тебе и никогда не будет. Признай это.

Ничего не будет.

Я пригласил Максима на ужин не просто так.

Помимо того, что я не выносил свободные стулья за столом, когда у меня были гости, я надеялся доказать себе некоторые вещи: во-первых, это какое-то недоразумение, что Максим вызывал во мне возбуждение, которое так просто вытеснило желание быть с Кэролин, настолько идеальной, что подсознанием я чувствовал — она слишком хороша для меня; и, во-вторых, возможность видеть их рядом, совершенно ясно показала бы, что мое влечение к Максиму не было настоящим, это просто отчаянная попытка установить связь с кем-то от чувства одиночества. Что Бог не наказывает меня за мои грехи — он испытывает меня.

Это было моей задачей — доказать, что насколько бы сильным не было искушение, я сильнее. Смогу преодолеть его. Смогу победить.

Но все шло не очень хорошо.

— Максим, я слышала, ты хочешь быть сценаристом? — спросила Кэролин.

Она сидела справа от меня. В шелковой красной блузке, с несколькими расстёгнутыми пуговицами сверху, джинсах, сидевших на ней как вторая кожа, и высокими каблуками, она выглядела потрясающе. Когда она приехала, я встретил ее глубоким поцелуем в губы. Это было странно и вынужденно потому, что Максим стоял рядом. Он отвернулся, было видно, что его это задело.

Посмотри на меня. Вот кто я.

Но этого так и не случилось. Я не мог меньше интересоваться его задницей в узких джинсах, но и не мог быть достаточно близко с Максимом. Это вызывало раздражение.

— Это мечта, — сказал Максим. — Но сначала мне нужно кое-что изучить, — я усадил его в конце стола, потому что это был самый дальний стул от меня, в итоге, это позволило нам быть друг напротив друга, и все, что я делал, это весь вечер смотрел на него. Даже затемнение света не помогло, потому что этот говнюк при свечах выглядел еще лучше.

— Оооо, ты мог бы писать сценарии к русским шпионским фильмам, — Эллен налила еще вина в свой бокал и хихикнула. — Всякий раз, представляя Россию, я думаю о шпионах. Это ужасно с моей стороны? Подожди, ты ведь не шпион, не так ли?

— Нет, — он блеснул ей озорной улыбкой, которую я хотел бы получить в свой адрес. — Даже если бы я им был, уж точно не сказал бы об этом.

Эллен игриво ахнула, а потом щелкнула пальцами.

— Черт, а я уже решила, что буду хвастаться всем, что сидела за ужином рядом с КГБ-шником.

— КГБ все еще существует? — спросил Гейдж. Он был моим лучшим другом с седьмого класса, и восемь лет назад я был шафером на его свадьбе с Лэни. Теперь у них было трое детей в возрасте до шести лет, и они редко выходили в общество, но несколько раз в месяц мы встречались, чтобы попить пива. — Мне немного стыдно, что я об этом не знаю.

— Печально, что все, что мы знаем о русских, или все, что они знают о нас, — это стереотипы из фильмов, — сказала Лэни. — Почему так?

— Потому что они чертовски далеко? — потянувшись за выпивкой, сказал Гейдж.

— Далеко, — с улыбкой сказал Максим, — но я думаю, что наши культурные различия затрудняют понимание друг друга, даже когда люди находятся в одном месте. Дерек говорил мне, что у русских репутация неприступных, но это не так. Мы просто более скромно выражаем свои эмоции. И даже когда нам что-то любопытно, мы не задаем личных вопросов, потому что не хотим показаться невоспитанными.

— А в Америке это может показаться безразличием, — сказала Эллен. — Даже, может быть, грубостью, что ты не проявляешь достаточно участия, чтобы поинтересоваться или улыбнуться кому-то.

— Да, — кивнул Максим. — Я думаю, что это просто часть восточной культуры, которая у нас тоже укоренилась, где люди более погружены в свой собственный мир, чем настроены на то, что происходит вокруг них. Если бы вы ехали в метро где-нибудь в Москве, например, вы не увидели бы большого количества улыбающихся людей. Их лица не реагируют на вас, все погружены в свои мысли. Но если вы познакомитесь с ними, вы обнаружите, что на самом деле они очень приятные. Если вы придете домой к русским на ужин или еще за чем-то, вы будете удивлены, узнав, насколько гостеприимны и щедры хозяева.

— Должна признать, я всегда представляла Россию холодной, но экзотической. Женщины в шубах сверкают бриллиантами и едят икру, — засмеялась Кэролин. — Но это, вероятно, тоже стереотипы из фильмов.

— Есть богатые люди в России, которые именно так и живут, но это также характерно для тех, кому в детстве очень нравились красивые, роскошные вещи и жизнь напоказ, — Максим пожал плечами. — А у некоторых людей никогда не было хорошей одежды или игрушек. Порой даже еды не хватало. Когда ты вырос в этом, ты никогда больше не захочешь так жить. Это и моя история тоже.

— Я понимаю, — сказала Лэни.

У него было бедное детство, — размышляя, я жаждал каких-то личных подробностей о нем. Мне было интересно, насколько он был бедным. Он вырос в нищете? Голоде? Лишенным чего-то?

— Также мы хотим произвести впечатление, — с блеском в глазах, продолжал он. — Вот почему, живя в крошечной квартире, некоторые россияне ездят на роскошных автомобилях или носят дизайнерские бренды, ходят в дорогие рестораны, — потому что раньше у них этого не было, возможно, из-за нехватки вкуса, а, возможно, и из-за стесненности средств, и они хотят показать, что сейчас все по-другому.

— Говоря о вкусе, мой старый сосед по комнате встречался с русской девушкой с невероятными пережитками семейных обязанностей, — сказал Гейдж. — Она приходила и готовила картофельные оладьи... — он закрыл глаза и застонал. — Настолько вкусные.