– А тебе, девочка, которой повинуется магия моего дома, я поставлю магическую метку, чтобы разгадать эту загадку. И заодно смогу наблюдать за тобой.

Что за метку, как, а это больно, хотела спросить Дагрия, но не успела вымолвить и слова, как кончик страшный огненной плети Азу приблизился к ней, прямо к лицу, так близко, что она подумала, что сейчас он спалит ей кожу и оставит некрасивый шрам, но движение золотистой ленты прекратилось, а следующий миг девушка ощутила, как нечто вторглось внутрь её, самой её сути, хотя её тело никто и ничто не трогал. Огненное, горящее, словно концентрированное пламя прикоснулось к ней, взметнув перед её внутренним взором целый ворох непонятных видений и ощущений, и растаяло, впиталось куда-то внутрь.

– Всё, – с улыбкой проговорил эльф-подросток.

– Ты будешь шпионить за мной?

– Ну не совсем. Я не смогу наблюдать за тем, что ты делаешь, мне это неинтересно. Мне неинтересна бытовая жизнь людей, Дагрия, я же чародей! Я буду наблюдать больше не за тобой, а за твоей аурой, за её изменениями. Я хочу понять, как ты обманула защитные заклинания поместья и почему тебя дом признал своей… Это ненормально. Но если ты будешь проходить где-то рядом, я почувствую. В твоей ауре теперь моё заклинание, и оно даст мне знать. Тебе нехорошо?

Дагрию действительно как-то слегка мутило, и сильно стала болеть голова. Наверняка, это побочное действие этого непонятного заклятья. Метки. Перед глазами кружился непонятный хоровод событий и незнакомых лиц.

– Мне нормально. Ты отпускаешь нас, эльф?

– Да, идите, – Азу сделал широкий жест по направлению к задней двери, через которую они вошли в треклятое поместье. Огненная плеть исчезла из его руки, растаяв в воздухе. – Можете забрать еду, которую вы хотели, мне не жалко.

Чёрный безбрежный океан. Ни верха, ни низа, ни конца, ни края, ни берега, ничего. Бесконечная пустота. Вновь и вновь ему снился один и тот же сон, он крепко держит штурвал, и корабль слушается малейшего движения. И тут его захлёстывает внутренняя волна, сметающая в вихрь мысли и чувства, стихия захлёстывает его, он не успевает даже понять, чего тут больше, магии или эмоций, обида, гнев или это текущее по венам пламя взметнулось вверх, высвечиваясь сначала в красный, а потом в страшный чёрный оттенок, такой же чёрный, как безбрежный океан за иллюминатором… И он теряет контроль над своей магией, она душит и сжигает его изнутри, он ещё держится, не выпуская её на физический слой и не давая ей испепелить его внутренние органы, но корабль сбивается с маршрута, его крутит и вертит, как в водовороте, и всё ближе неизбежное. Неизъяснимый страх переполняет его, и он кричит, просыпаясь.

– Нет. Прости меня, я не полечу, – Азу виновато наклоняет голову, не в силах выносить взгляд своего прадеда. Он прекрасно понимает, что сейчас последует, но отчаянно цепляется за соломинку. Может, всё-таки можно донести то, что чувствует он? – Я же рассказывал тебе сон, который меня преследует. Мне как раз снится космический полёт. И я пилот.

– А я не раз уже объяснял тебе, что тебе нечего бояться. Если всегда отказываться, уступая страху провалить тренировочный полёт, ты никогда не научишься летать. Даже полная потеря контроля над всей своей магической силой не убьёт тебя.

Как всегда, холодный и безучастный голос невозможно бесил. Ему было откровенно всё равно, о чём думает Азу. Его только раздражало, что его потомок выказывает позорящую его самого слабость. Поэтому он не сдержался.

– Ну уж это-то ты по себе знаешь, тебе-то не привыкать, конечно…

Привычная и ожидаемая боль заставила его упасть на пол и заметаться по ковру в тщетных попытках унять ощущение раскрывающейся кожи – казалось, она расходится в стороны, одновременно вся, выпуская наружу его горящую кровь. Он закричал, не пытаясь сдержаться, чем раньше он начнёт кричать, тем раньше пытка кончится, этот урок он уже давно усвоил. И всё же в этот раз мучения длились дольше обычного. Похоже, Верховный Чародей пребывал в дурном настроении.

Ему показалось, что вся его сила покинула его и он умер, именно в этот момент чёрный туман перед глазами, наконец, развеялся, и он увидел у своего лица носки сапог и край ткани чародейской робы цвета янтаря. Он вздрогнул, подумав, что Илло сейчас начнёт бить его ногами – ни разу такого не случилось, но с него бы сталось – но Верховный Чародей лишь опустился рядом, присев на корточки. Он задумчиво уставился на Азу, будто изучая диковинного зверька, – Азу бы отдал бы жизнь, чтобы хоть раз увидеть, как он смотрит на него так же, как на своих друзей, или просто на других чародеев во время их собраний в Магической Гильдии, но его уделом оставались или равнодушные скользящие мимо взгляды или как сейчас, холодный изучающий взгляд учёного на причудливый экспонат.

– Это кровь Марсы испортила тебя. Почему мои глупые дети никогда не слушают того, что я им говорю?

Азу молчаливо проглотил оскорбление в адрес матери от своего кумира. Он давно уже запретил себе любить её, потому что Илло постоянно подчёркивал, насколько она не подходила его прапрапрапрапраправнуку – боясь запутаться в количестве префиксов, Азу всегда называл Верховного Чародея просто прадедом – не подходила ни характером, ни особенностями магического дара её рода, ни силой своей крови. Илло был прав, ведь мать бросила его, когда ему было всего три года, и сбежала в другой мир. Отец ещё через несколько лет отправился странствовать тоже по другим мирам, его всегда манили исследования, в отличие от воспитания детей, и самого Азу как сироту отдали на воспитание Главе Рода.

– Не только заносчив, самовлюблён и избалован, ещё и до крайности труслив. Может быть, мне просто убить тебя и очистить род? Как ты метко выразился, мне не привыкать.

Он не видел в ореховых глазах, глазах такого чистого, невозможно ровного оттенка, желания припугнуть или посмеяться, лишь холодное размышление, даже не заинтересованность. Азу помнил, как разгораются его глаза заинтересованностью и любопытством, когда ему приносят какой-нибудь редкий артефакт или устройство из незнакомого мира. Но он не мог превратиться в артефакт, всё больше боясь увеличивающейся с годами своей силы.

– Дай мне шанс, – беззвучно прошептал он, сдаваясь. Ему стало страшно. Илло не шутил.

– Через неделю, когда придёшь в себя от моей «пощёчины», отправишься в полёт, – последовал безучастный ответ. Чародей поднялся и направился к выходу, оставив Азу лежать на ковре его кабинета.

Закат расцветил горизонт всеми оттенками костра. Синева неба отступила, пугливо избегая касаться глубоких алых переливов. Должно быть, завтра будет сильный ветер. Стоя на балконе одного из собственных столичных особняков и расчёсывая свои длинные волосы в лучах заката, он инстинктивно прижал руку к солнечному сплетению. Саднящее чувство внутри казалось привычно приятным, покалывая мелкими ледяными иглами. Скоро эта пустота затянется.

Мисса подошла сзади и прижалась к его спине.

– Ах, какие же красивые у тебя волосы, обожаю смотреть, как ты их расчёсываешь, – она потёрлась о его спину, словно большая кошка.

– Небеса пылают, Мисса, – ответил он, и собственный голос показался Илло чужим. Всё изменилось.

Девушка продолжала игриво тереться об него, потихоньку распуская свои шаловливые ручки и гладя его ноги. Ей не было дела до цвета неба сейчас. Нежная рука скользила по дорогой ткани, тихо шурша.

Она выпрямилась и попыталась шепнуть в ухо, до которого всё равно сильно не дотягивалась:

– О, ты переоделся, дорогой. Как будто не Глава Рода больше.

Ах женщины. Их никогда не обманешь хитрым фасоном чародейской робы. Он положил гребень для волос на балконный столик. Закат разгорался всё ярче, полыхая последними лучами солнца. Мисса продолжала гладить его, прижимаясь щекой к плечу, и потому ещё один шорох совсем не смутил её. Он нащупал рукоять складного ножа под одеждой.

– Это потому, что я больше им не являюсь, – мгновенное движение левой руки за правое плечо, раскрывая лезвие на ходу. Он даже не оглянулся, зная, что удар был верен до долей миллиметра.