Когда Джозеф узнал о том, что Арианна в положении, он немедленно нанял акушерку, чтобы помочь ей на время беременности. Коннора и Арианну никогда не оставляли одних, и ей было особенно запрещено покидать особняк. Безопасность в правом крыле была усилена, и Джозеф стал появляться чаще. Единственная радость после раскрытия беременности заключалось в том, что насилие со стороны Джозефа прекратилось, и Арианна перестала подвергаться унижению, к которому привыкла.

Поскольку Арианна становилась больше, а ребенок внутри нее зашевелился, любовь к этому ребенку возросла вместе с ее талией, и ей было уже все равно, кто из мужчин зачал ребенка. Она проводила много времени в музыкальной комнате, играя с развивающимся в ее утробе ребенком, задаваясь вопросом, будет у нее сын или дочь. За месяцы беременности она написала песню для ребенка. Она хотела, чтобы песня была радостной, чтобы выразить свою любовь к человеку, которого она когда-нибудь встретит, но вместо этого мелодия вышла грустной и романтично красивой. В тайне, она отдала законченное произведение Коннору, и он взял его, переписал и издал под псевдонимом, вернув в качестве подарка ребенку, который должен был родиться.

— Тужься!

Ноги широко расставлены, зубы Арианны стиснуты до хруста, в то время как акушерка расположилась, чтобы помочь с родами. Схватки длились семь часов, она корчилась от боли на простынях, пока Джозеф измерял комнату шагами. Его присутствие вызывало у нее отвращение, и, хотя акушерка сказала ему, что пройдет много времени, пока ребенок родится, он отказался уходить. У Арианны скрутило живот от того, как он играл роль обеспокоенного мужа. Каждое прикосновение, каждая ласка, каждое предложение помощи или утешение заставляли ее вздрогнуть от того монстра, что она знает, который скрывается за показным вниманием.

Подняв колени, подвинувшись ближе к акушерке, она совершила потугу, выталкивая ребенка наполненную холодным воздухом комнату. Боль, не похожая на ту, что она знала, пронзила ее центр, заставила почувствовать, будто ее разрывает напополам, когда ребенок опускался вниз.

Когда акушерка сообщила, что видна головка ребенка, Джозеф остановился и прислонился к противоположной стене, чтобы посмотреть, как появится ребенок. Серые глаза загорелись от предвкушения, он улыбнулся, когда показалась голова ребенка, а его глаза засияли, когда наконец стало понятно, что это мальчик.

Откидываясь в пропитанную потом подушку, Арианна заплакала. Она была благодарна, что могла скрыть истинную причину своих слез под маской боли. Когда ребенок подал голос, тихий крик, который говорил о жизни и здоровье, Арианна молча извинилась перед ребенком и помолилась за будущее души, рожденной в адских муках.

После того, как мальчика очистили, акушерка передала его Джозефу, завернутого в маленькое синее одеяло. Увиденное беспокоило, Джозеф ласково поглаживал голову ребенка руками, которыми совершал пытки и издевательства. Акушерка оставалась достаточно долго, чтобы завершить последние моменты родов и омыть Арианну достаточно, чтобы она могла спокойно лечь обратно в постель. Когда они наконец остались одни, Джозеф подошел к ней, держа маленького ребенка на руках.

— Он прекрасен, Арианна, как я и думал.

Восхищенный и гордый тон голоса Джозефа напомнил ей, кем он был годами ранее, качество, которое потрепало ее нервы. Когда он подошел, она выглянула из-под ресниц, потрясенная от увиденных черных волос на голове ребенка. Опустившись вниз, он положил ребенка ей на руки, и из одеяла, в которое он был обернут, вырвались тихие звуки.

Слезы текли по ее щекам, она потянулась, чтобы осторожно стянуть одеяло с лица ребенка, и любовь в ее сердце превратилась в пожар, пока она разглядывала маленькие черты лица, с которыми она встретилась.

Она грустно улыбнулась. Глаза ребенка были зажмурены от яркого света в комнате, но, когда они открылись, сердце Арианны утонуло. На нее смотрели глаза цвета стали, рассеянные, сверкающие серебром, которое без сомнения подтверждало, кто был его отцом.

— У него мои глаза.

Стоя рядом с ней, Джозеф смотрел на своего сына, заламывая руки.

— Как мы назовем его?

Удивленная тем, что он спросил, Арианна посмотрела на гордого отца, прежде чем перевести взгляд на ребенка на своих руках.

— Я обдумывала некоторые имена, пока была беременна. Я думала, если это будет мальчик, мы назовем его Аарон.

— Очень похоже на твое имя, — сразу заметил Джозеф.

— Да.

Ее сердце разбивалось, пока она была уверена, что Джозеф откажется от имени.

— Аарон Джозеф Кармайкл, — произнес он. — Это сильное имя, гордое, как его отец. Я объявлю о его рождении сегодня днем.

Она подняла на него взгляд, отчасти вздохнув с облегчением, что он одобрил имя, которое она выбрала, но больше всего ее тошнило от его присутствия в комнате. Посмотрев на его некогда красивое лицо, она заметила, как он похудел, как его кожа стала бледной от того, что он делал в западном крыле.

Пока она смотрела на Джозефа, ребенок зашевелился, поворачивая голову к ее груди в поисках молока. Она сразу же расстегнула халат и предложила грудь ребенку, поморщившись, когда он ухватился за нее, но радуясь маленьким сосущим звукам, которые он издавал, когда ел.

— Я должен идти сейчас, Арианна. Бизнес никогда не стоит на месте, даже когда рождается ребенок.

Тяжелые шаги Джозефа зазвучали, когда он шел к выходу. Он подошел к двери и остановился, отказываясь смотреть в ее сторону, он сказал:

— Хоть в чем-то ты оказалась полезной. Возможно, это станет новым началом, теперь, когда ты научилась себя вести и дашь мне то, чего я хочу.

Она не ответила, гнев сказанных им слов, не отпускал ее. Тишина заполонила воздух, когда он наконец открыл дверь и исчез в коридоре.

* * *

— Сегодня ночью.

Два слова, произнесенных так тихо, что только она могла услышать их. Сидя за пианино, она смотрела через всю комнату на колыбельку, которая убаюкивала Аарона. Почти каждый день она приносила ребенка в музыкальную комнату, наигрывая музыку, которую она написала для него. Она удивилась тому, как он сразу же успокаивался, чтобы послушать. Даже в те дни, когда он плакал без причины, отчаянно ища сон или утешение, но не находя его, музыка всегда давала ему успокоение. Она задавалась вопросом, было ли это из-за того, что она играла в положении. Независимо от причины, Аарон любил слушать ее игру и немедленно успокаивался, когда молоточек пианино падал на струну, и первая одинокая нота звучала.

Коннор стоял позади нее. Прислонившись к двери, сложив руки за спину. Из-за повышенной активности в правом крыле он был освобожден от частой ее охраны, и у него было больше возможностей, чтобы покинуть поместье и искать помощи у тех, кто хотел бы спрятаться от постоянно наблюдающих глаз Джозефа.

Ей не нужно было спрашивать, что он имел в виду, хотя она надеялась, что, когда он обнаружит, чей это ребенок, он откажется от несбыточной идеи сбежать из их адской тюрьмы. Ставки повысились, когда родился Аарон. И если похищение Коннором жены Джозефа было невообразимо, возможность украсть сына Джозефа была даже немыслима и невозможна — единственный шанс, что Джозеф перестал бы их искать, был полностью разрушен теперь, когда его сын был включен в это уравнение.

— Ты с ума сошел, Коннор. Выхода нет. Я умоляла тебя раньше и продолжаю умолять: пожалуйста, если ты меня любишь, уходи. Забудь о той мысли, что у нас есть шанс, и спасай себя.

Повернувшись на стульчике так, что она могла встретиться с ним лицом к лицу, Арианна взглянула в зеленые глаза, полные решимости и непоколебимости в своей вере, что у них есть шанс сбежать вместе.

— Ты должен понимать, что он никогда не перестанет искать. Мы будем жить, прячась каждый день нашей жизни, в страхе, что кто-нибудь когда-нибудь обнаружит нас и сдаст за вознаграждение или заслуги.

Отказываясь слушать ее, Коннор потребовал:

— Собери вещи для себя и Аарона. Я нашел людей, которые готовы помочь. Еще одна сеть, которую Джозеф почти уничтожил, когда Комплекс был построен. Сеть маленькая, но они не сдадут нас ему. Их ненависть так же глубока, как и наша.

— Что же, мы покинем один ад, чтобы похоронить себя в другом. Что мешает им подвергнуть нас тому же кошмару?

Ее голубые глаза блеснули в слабом освещении комнаты, пока она пыталась найти логику в по-настоящему безвыходной ситуации.

— По крайней мере, здесь Аарон не пострадает. Джозеф слишком заботится о наследнике, чтобы позволить чему-либо случиться с ним…

— А как же ты?

Она почувствовала раздражение, когда он перебил ее. Она знала, что его внезапный ответ указывал на то, что ее слова не могли изменить то, что он задумал.

— Время покажет. Он сказал, что я полезна как мать его сына. Та цепь, что связывает нас теперь — общий ребенок. Уже три месяца с момента рождения Аарона, как он не издевается надо мной. Может быть…

— Это потому, что он воплощает свои больные фантазии с женщинами, которые обслуживают западное крыло. Я слышал, как мужчины разговаривают. Он убивал, Арианна, его предпочтения зашли слишком далеко. Постоянное употребление наркотиков толкает его на такие поступки, на которые не пойдет ни один нормальный человек. Ничто не мешает ему повторить то же самое и с тобой.

Лицо Коннора скривилось от отвращения, когда он подумал о том, что происходит в западном крыле.

— Его люди одобряют его действия, содействуют ему, а тела тех шлюх выбрасывают и сжигают, как мусор.

Арианна не знала, что беспокоило ее больше: тот факт, что ее муж так низко пал, или тот факт, что она не удивилась, услышав это. Она опустила глаза.

— Ничего не выйдет, Коннор. Мы не добьемся успеха. Эта попытка убьет тебя.

— Ты должна позволить мне попробовать.