— Ха, ха, ха. Если бы твоя шутка была хоть наполовину такая смешная, как ты её считаешь, то она была бы в два раза смешнее, чем на самом деле.

Соклей подумал и решил, что брат прав.

Торгуясь с содержателем постоялого двора, Менедем жалел, что не ходил вместе с Соклеем к Химилкону учить арамейский. Хозяин знал несколько греческих слов: числа, "да" и "нет" и поразительное количество непристойностей. Но даже так, Менедем был уверен, что тот не понял всех тонкостей его аргументации.

— Нет, — сказал финикиец. — Слишком мало. Плати больше или… — он указал на дверь.

Ни стиля, ни изящества. Менедем потерял терпение:

— Радуйся, — сказал он и пошел к выходу.

Почти на пороге финикиец окликнул его:

— Подожди.

— Зачем? — спросил Менедем. Хозяин гостиницы недоуменно уставился на него. Может, никто раньше не задавал столь философского вопроса. Менедем попробовал ещё раз: — Зачем мне ждать? Чего? Насколько меньше ты предложишь цену?

До хозяина, наконец, дошло. Он назвал цену посередине между той, что предложил Менедем и той, на которой до сих пор настаивал он сам. Менедем склонил голову. Этот жест ничего не значил для финикийца. Вспомнив, что он в варварской стране, Менедем покачал головой, хотя движение казалось ему совершенно неестественным. Для убедительности он снова направился к двери.

— Вор, — сказал хозяин. Менедему показалось интересным, что это слово входило в его крайне скудный словарный запас. Родосец поклонился, будто ему отвесили комплимент. Финикиец сказал что-то на своем языке. По его тону Менедем предположил, что ничего лестного. Он снова поклонился. Финикиец добавил ещё поток гортанных звуков, но затем ещё раз вдвое сократил разницу в цене.

— Ну вот, видишь? Ты можешь быть разумным, — подбодрил Менедем. Скорее всего его слова прошли мимо ушей хозяина гостиницы. Менедем совсем чуть-чуть поднял свою цену. Финикиец застонал и двумя руками схватился за грудь, будто Менедем пустил в него стрелу. Поняв, что это представление не произвело должного впечатления, варвар энергично кивнул и протянул руку:

— Идёт.

Пожимая её, Менедем размышлял, хорошую ли он заключил сделку. На Родосе он был бы рад снять комнату за такую цену. Но выше здесь цены или ниже, он не знал. И выяснить это не так просто. От пересчитывания из драхм в сикли и наоборот у него разболелась голова. Местные серебряные монеты стоили чуть больше двух родосских драхм каждая. Судя по всему, Соклей без труда переключался между ними, но он родился со счетами между ушами, а математические способности Менедема намного скромнее.

Комната оказалась такой, как он и ожидал. Маленькая и тесная, с кроватью, парой шатких стульев и ночным горшком. Кто спал в этой кровати до них? Какие насекомые поджидали новых постояльцев? От одной только мысли Менедем принялся почесываться.

Он знал, что ничего нельзя оставить здесь без присмотра, и вздохнул. Это значит, придется приплачивать матросу, чтобы приглядел за вещами, пока он сам пойдет торговать. Расходы заставят Соклея поворчать. Но потеря товара будет ещё хуже.

Вернувшись из комнаты, Менедем застал финикийца ссорящимся с женой, и едва смог подавить смех. Вот та женщина, которой ни за что не соблазнить его. Толстая, седая, с огромным клювообразным носом. Её резкий голос нисколько не смягчал грубый арамейский язык.

Но, завидев Менедема, она перестала пилить мужа и неожиданно захлопала ресницами:

— Добрый дни! — её греческий был ещё хуже, чем у хозяина гостиницы. — Как поживать ты?

— Спасибо, хорошо, — ответил Менедем и вежливо добавил: — А ты?

— Хорошо. — Она улыбнулась и, отвернувшись от мужа, провела языком по губам и снова захлопала ресницами.

"О, боги! — встревожился Менедем. — Соклей не желает, чтобы я кого-то соблазнял, а я не хочу, чтобы меня соблазняла эта карга". Он подумал, не сменить ли гостиницу, но не захотел тратить время на торг из-за ещё одной паршивой комнатушки. "Чем меньше я буду здесь, тем меньше придется общаться с ней", — успокоил он себя.

Она что-то сказала мужу, и спор разгорелся вновь. Менедему не хотелось стать его участником, и он уже собрался сбежать в свою комнату, когда на пороге появился человек с куском свинины в руках. Менедем вспомнил, как Соклей говорил, что иудеи не едят свиное мясо. Очевидно, к финикийцам это не относилось. Вновь прибывший дал хозяину бронзовую монету, и тот бросил мясо в горячее масло, которое тут же запузырилось и зашкворчало. Комнату наполнил соблазнительный аромат.

Но не настолько соблазнительный, как хотелось бы. Мясо пахло как нельзя лучше, а вот масло… Оно было не слишком свежее, да и не лучшего качества. Менедем наморщил нос. То же сделал и владелец мяса и что-то сказал по-арамейски. Менедем не знал, что ответил хозяин гостиницы, но явно защищался. То, как он при этом разводил руками, лишь подтверждало догадку.

Менедема осенило. Пока хозяин поворачивал мясо деревянными щипцами, родосец спросил его:

— Не хочешь купить оливковое масло получше?

— Что ты говорить? — всё-таки его греческий был ужасен.

— Оливковое масло. Хорошее оливковое масло. Ты, купить? — растолковал Менедем, будто говоря с недоразвитым ребенком. Если бы недоразвитые дети интересовались покупкой масла, конечно.

Неизвестно, понял ли его хозяин, и Менедем пожалел, что с ним нет Соклея. Придется ему постараться самому. Он показал на сковороду и зажал нос. Владелец жарящейся там свинины сделал то же самое.

— Оливковое масло? Ты? Почем? — спросил хозяин гостиницы.

— Да. Оливковое масло. Я, — Менедем вовремя сообразил, что следует кивнуть, и назвал цену.

Сидонец воззрился на него и что-то сказал по-арамейски, вероятно, повторил цену на своем языке. Его жена и посетитель хором ужаснулись. Хозяин смог выдавить из себя лишь одно греческое слово:

— Нет.

Это было не приглашение поторговаться, а ясный и простой отказ. Хозяин вынул мясо, обтер лишний жир тряпкой и отдал посетителю.

— Ладно, сколько ты обычно платишь за оливковое масло? — спросил Менедем.

Ему пришлось упростить вопрос, чтобы его поняли. Получив ответ, он тоскливо вздохнул. Хозяин покупал самое дешёвое масло, прекрасное масло Дамонакса не заинтересует его ни за какую цену, которую мог бы предложить Менедем, даже совсем без прибыли. Вот тебе и озарение.

Обладатель жареного мяса ушел, откусывая его на ходу. Хозяин с женой не начали новую ссору, вместо этого женщина подмигнула Менедему и ухмыльнулась. Он отступил в свою комнату поспешнее, чем царь Персии после битвы с Александром, и обольстительный вздох финикийки только ускорил его бегство.

Когда Менедем рассказал обо всем Соклею, его брат сказал:

— Да-да, ври больше. Ты просто пытаешься обойти свою клятву, и только.

— О боги, нет же! — содрогнулся Менедем. — Пойдем со мной в гостиницу, и сам увидишь. Говорю тебе, я и на спор не стал бы соблазнять эту женщину, и к воронам меня, если я понимаю, почему тот варвар на ней женился.

— Может, она принесла богатое приданое, — предположил Соклей.

— Возможно, — согласился Менедем. — Это наиболее разумный вариант, но даже так… — он снова содрогнулся и попытался сменить тему. — Я попробовал продать хозяину гостиницы масло твоего зятя.

— Серьезно? Что ж, спасибо, — сказал Соклей. — Полагаю, безуспешно?

— Боюсь, что так, драгоценный мой. Он жарит мясо на какой-то жуткой вонючей жиже, и я надеялся, что он захочет приобрести что-то получше, но нет. Он покупает это паршивое масло из-за дешевизны, и аж позеленел, услышав мою цену, будто у него морская болезнь. Или будто своё масло попробовал. Ну, я хотя бы попытался.

Соклей вздохнул.

— Я уже поблагодарил тебя. Лишь боги знают, как нам избавиться от этого добра. Я бы с радостью разбил амфору-другую об голову Дамонакса.

— А ты уже обзавелся ослом? — спросил Менедем. — Кроме твоего зятя, я хотел сказать.

— Ещё нет. Цены на вьючных животных слишком высоки, потому что солдаты Антигона скупили всех, ну или украли, насколько я их знаю. Но я положил глаз на одного мула, если смогу уговорить его хозяина снизить цену до подобия разумной.

— Жаль, что тебя не было со мной. Ты бы объяснил хозяину, как ужасно его масло. Может, мне все же следовало выучить несколько арамейских слов.

— Я мог бы сказать "я тебе говорил", — заметил Соклей, и удивил Менедема, продолжив, — но не стану. Я говорил это весь день, и голова совсем распухла.

— Я тебе верю. — На самом деле Менедем хотел не говорить по-арамейски, а чтобы варвары говорили по-гречески. Обратное казалось ему не слишком удачной альтернативой.

Большой крутобокий корабль медленно и торжественно продвигался к сидонской гавани. Ему приходилось идти медленно и торжественно — ветер нёс его к югу, мимо мыса, на котором стоял Сидон, но когда корабль пытался повернуть в гавань, тот же ветер обращался против него. Гребцы старательно работали вёслами, пытаясь втащить корабль в порт, но под вёслами это судно могло сравниться с "Афродитой" как хромой ишак с персидским жеребцом.

Когда, наконец, крутобокий корабль причалил примерно в плетре от "Афродиты", на берег начали выгружаться солдаты. Некоторые были в доспехах и в бронзовых шлемах с навершиями, но большая часть тащила доспехи с собой. По такой тёплой погоде Менедем счёл это разумным. Он и сам не захотел бы надевать ничего сверх того, что на нём сейчас.

Губы Соклея шевелились. Когда с корабля сошел последний солдат, он сказал:

— Я насчитал двести восемь человек. Интересно, они останутся здесь или отправятся куда-то ещё, скажем, куда-нибудь дальше на юг?

— Если останутся здесь, значит Антигон или его генерал намерены использовать их против Кипра, — сказал Менедем, и брат согласно склонил голову. — А если двинутся на юг, то куда? На Египет? Как думаешь?

— Вполне вероятно, — сказал Соклей. — Следующий вопрос — как быстро Птолемей или его брат Менелай услышат о том, что они здесь и чем в итоге занимаются?