— До Кипра отсюда пара дней плавания, — сообщил Менедем. — До Александрии ненамного больше или столько же, поскольку до Нила ветер будет попутным. Если завтра до заката никто не отплывет с новостями, я очень удивлюсь.

— И я, — снова согласился Соклей. — Не могу дождаться, когда отправлюсь в земли иудеев. Интересно, сколько греков там побывало? Если не ошибаюсь, совсем немного.

— Можешь написать книгу, — предложил Менедем.

Ему не понравился огонек, загоревшийся в глазах брата.

— Ты прав, — промурлыкал Соклей. — Я могу, почему нет? Каждый эллин, побывавший в Индии, похоже, счел своим долгом записать все, что он видел и слышал. Может и я смогу сделать то же самое об Иудее.

— Это прекрасно, — сказал ему Менедем, — до тех пор, пока ты помнишь, что в первую очередь приплыл сюда за бальзамом и всем, что сможешь там отыскать. Если позаботишься об этом, делай все, что захочешь. Иначе тебе придется объясняться со мной, твоим отцом и моим тоже.

— Да, дорогой. Я это понимаю, отлично понимаю, — терпеливо ответил Соклей.

Менедем сомневался, стоит ли ему верить.

Купив мула, Соклей жалел, что не может покинуть Сидон без сопровождения. Мысль взять с собой несколько моряков нравилась ему все меньше. Но он заключил с Менедемом уговор и не мог нарушить свое слово. Однако, после того, как первые двое, кому он предложил отправиться с ним, ответили отказом, он засомневался, что сумеет сдержать его.

"Что делать, если все откажутся? — с тревогой размышлял Соклей. — Придется нанять охрану здесь, в Сидоне", — он скривился от этой мысли. Довериться незнакомцам казалось опаснее, чем поехать в одиночестве. Но согласится ли на это брат? Вряд ли.

Соклей подошел к Аристиду. Остроглазый моряк улыбнулся:

— Радуйся.

— Радуйся, — ответил Соклей. — Не хочешь ли поехать со мной в Энгеди и быть моим телохранителем в пути?

— Зависит от того, сколько заплатишь.

— Драхма в день сверх тех полутора, что ты уже зарабатываешь, — ответил Соклей. Двое других задавали тот же вопрос. Денег оказалось недостаточно, чтобы заинтересовать их. Они предпочли остаться в Сидоне и тратить свое серебро на вино и женщин.

Но Аристид, после недолгих колебаний, склонил голову.

— Я поеду, — снова улыбнулся он. Как большинство его ровесников, он брил бороду, отчего выглядел моложе. Вероятно, в юности он был потрясающе красив, но это прошло незамеченным, как у многих, выросших в бедности.

В любом случае, красота юношей действовала на Соклея не так сильно, как женская.

— О, прекрасно! — воскликнул он. — У тебя не только острый глаз, но и острый ум.

— Благодарю тебя. Не уверен, что это правда, но приятно слышать.

Следующим Соклей спросил Москхиона. Он не был ни юн, ни особенно умен, но всё же смог сообразить, что хоть жизнь гребца и нелегка, она все же куда лучше его прошлого занятия — ныряльщика за губками. И он был достаточно крупным и сильным, чтобы оказаться полезным в драке.

— Конечно, — ответил он. — Почему нет? Если повезет, мы всего лишь сходим туда и обратно, так?

— Да, если повезет, — ответил Соклей. — А если не очень повезет и придется драться?

— Думаю, я буду драться, а как иначе? — похоже, Москхиона вопрос совершенно не встревожил.

Соклей предположил, что, если человек привык прыгать с лодки с трезубцем в одной руке, а другой прижимая к груди камень, чтобы быстрее опуститься на глубину, его не смутит ничего из происходящего на суше.

— Я рад, что ты будешь со мной. Ты один стоишь целого войска.

— Может, и так. А может, и нет, — ответил Москхион. — Но люди так думают, глядя на меня, и порой из-за этого я попадаю в заварушки. Но все же чаще, наоборот, не попадаю.

— Это-то мне и нужно, — сказал Соклей. — Я не горю желанием драться с варварами.

— Хорошо. Некоторые дерутся ради развлечения, но я не из таких.

— Иначе я бы тебя и не взял, — сказал Соклей. Следующие трое моряков ему отказали. Сердясь на них и на то, что ему вообще нужны какие-то сопровождающие, Соклей пошел к Менедему и спросил, будет ли достаточно двоих.

Двоюродный брат разозлил его ещё больше, тряхнув головой.

— Найди ещё кого-то. Вас должно быть достаточно, чтобы у разбойников не возникало соблазна, в этом весь смысл.

— Можно взять всю команду и не преуспеть в этом, — возразил Соклей.

— Я не прошу взять всю команду. Возьми ещё одного.

Соклей был вынужден послушаться капитана. Он любил подчиняться не больше любого свободного эллина. Даже меньше, чем большинство. Но в этом случае ему ничего другого не оставалось.

Идя с кормы "Афродиты" мрачнее тучи, он вдруг услышал:

— Прости, но если ты ищешь кого-то, кто пойдет с тобой, то я могу.

— Ты, Телеф? — удивился Соклей, и не сказать, чтобы приятно. — Почему ты хочешь пойти?

— Ну, я солгу, если скажу, что мне ни к чему лишнее серебро. Драхма в день — это неплохо. Совсем неплохо, честно говоря. И это будут легкие деньги, если все пойдет хорошо.

— Да, но если нет?

Телеф поразмыслил над вопросом. Он был лет на десять старше Соклея, ближе к сорока годам. От работы под палящим летним солнцем его худое лицо потемнело и загрубело, кожу прорезали глубокие морщины и на первый взгляд он казался старше своих лет. Однако в глазах таилась детская невинность или же он умел как хамелеон скрывать свою истинную натуру. Он всегда работал ровно столько, сколько требовалось, и ни каплей больше, и имел привычку ворчать даже на это. Уже больше двух лет, с первого дня как он взял Телефа на "Афродиту", Соклей не переставал сомневаться, не совершил ли он ошибку.

Наконец Телеф сказал:

— Думаю, я могу справиться, что бы ни случилось.

— Точно? — Соклей переспросил не случайно. Однажды, в Италии, Телеф уже бросил их с Менедемом. Он быстро вернулся на агору с другими моряками с акатоса. Может быть, он просто побежал за помощью. Может быть.

— Думаю, да, — сказал он. Была ли его улыбка в самом деле такой открытой и дружеской, или за актёрской маской скрывалась трусость? Соклей не мог понять, как ни пытался. Телеф рассудительно продолжил, будто дискутировал в Лицее: — Я вряд ли сбегу в стране, полной варваров, так ведь? Можешь и дальше хмыкать, но это так.

"Как интересно, — подумал Соклей. — Он знает, что я ему не доверяю, и объясняет, почему на этот раз мне можно на него положиться. И объясняет разумно. С чего бы ему захотеть сделать что-то кроме того, за что ему платят, если Телеф не говорит ни слова по-арамейски? Там он не сможет так легко затеряться, как в городе, полном греков".

Соклей задумчиво потеребил бороду.

— Я знаю кое-что полезное, — добавил Телеф, — такое, что ты вряд ли знаешь.

— Да? Что, например?

— Да всякое, — ответил матрос. — Никогда не знаешь, что может пригодиться. — он явно не желал посвящать в детали, и Соклей задумался, что бы это значило. Не был ли Телеф некогда разбойником? Он говорил, как родосец, а родосцам обычно не требовалось грабить, чтобы выжить. Но если, к примеру, он был наемником и видел тяжелые времена, кто знает, что ему приходилось делать, чтобы не умереть с голоду? У него не было шрамов, обычных для солдата, но, может, он просто везунчик.

Внезапно решившись, Соклей наклонил голову:

— Ладно, Телеф, я тебя беру. Посмотрим, что из этого выйдет.

Телеф снова одарил его своей очаровательной улыбкой.

— Сердечно тебя благодарю. Ты не пожалеешь.

— Лучше бы так. Если ты заставишь меня пожалеть, обещаю, ты тоже пожалеешь. Ты мне веришь?

— Да, — ответил Телеф. Но что ещё он мог сказать? Многие не принимали Соклея всерьёз, поскольку он охотнее использовал ум, чем кулаки. Кое-кого он заставил в этом раскаиваться, и надеялся, что не придется проделывать это с Телефом.

Когда он сказал Менедему, что выбрал третьего сопровождающего, на лице кузена отразилось страдание.

— Клянусь собакой египетской, уж лучше бы ты взял кого другого. И разве можно доверять Телефу, когда он за твоей спиной? Скажу тебе, я бы не стал.

— Не буду врать, в Элладе я и сам бы этого не захотел, — ответил Соклей. — Но здесь — почему бы и нет? Да, думаю, что могу доверять. Он не сговорится с местными разбойниками, поскольку не знает их языка, ведь он по-арамейски ни слова. Так что, он совсем не опасен.

— Надеюсь, что так, — Менедем всё же не был убеждён до конца.

Поскольку и сам Соклей был не особенно убеждён, то не стал сердиться на брата, а добавил только:

— Думаю, всё пройдёт хорошо.

— Надеюсь, — сказал Менедем с ещё большим сомнением.

— Ну что он мне сделает? — спросил Соклей. — Я думал об этом много раз, но ничего не придумал.

— Я тоже не знаю, — признал Менедем. — Но это не значит, что такое невозможно.

— Мы сейчас на суше, мой дорогой, — улыбнулся Соклей. — Нам не нужно прислушиваться ко всем морским суевериям.

Менедем сумел рассмеяться в ответ. Он-то хоть признавал, что суеверен. Многие моряки с возмущением отвергали это — а сами плевали в хитон, чтобы прогнать неудачу.

— Ладно-ладно, — сказал Менедем. — Нет у меня настоящей причины не доверять Телефу. Но всё-таки не доверяю. Помнишь, он ведь был чуть ли не последним, когда мы взяли его пару лет назад, и по-прежнему остаётся первым, от кого я бы тут же избавился, если бы мог.

— Может, ты изменишь свое мнение, когда мы вернёмся из Иудеи.

— Надеюсь на это. Но, может и нет. И это меня как раз и беспокоит.

Соклей счел за благо сменить тему:

— Когда уеду из Сидона, могу я одолжить твой лук и стрелы?

— Да, конечно. Тебе они пригодятся больше, чем мне, я в этом уверен. Только постарайся вернуть лук в целости, будь так любезен.

— И что, по-твоему, я с ним сделаю? — со всем возможным негодованием поинтересовался Соклей.

— Не знаю. Не хочу знать. Но точно знаю, что, когда ты берёшь в руки оружие, иногда случаются неприятности.

— Это несправедливо! Разве не я стрелял в пиратов? Разве не ты сравнил меня с Александром из Илиады?

Его брат наклонил голову.

— Да, ты. Да, я. Все так, но я видел тебя в гимнасии на Родосе, и порой ты выглядел так, будто понятия не имеешь, как обращаться с луком.