Теперь Бодастарт ждал, уступит ли родосец.

— Может, я дал бы четыре, — неохотно сказал Соклей.

Они снова покричали друг на друга, обвиняя в воровстве. Бодастарт уселся на придорожный камень. Соклей устроился на другом в паре локтей от него. Пока он торговался, моряки затеяли игру в кости, а животные принялись пастись.

После должного обмена оскорблениями Соклей поднял цену до шести сосудов, а Бодастарт опустился до семи, и торг зашёл в тупик. Соклей подозревал, что шесть с половиной устроили бы всех, но благовония никто кроме мошенников не продавал половинами сосудов. Бодастарт ни в какую не соглашался на шесть, а Соклей не желал отдавать семь. Рынок сбыта воска не так велик и подвержен колебаниям. Если на родину кто-то привезет большое его количество, он потеряет деньги, даже заплатив всего шесть сосудов.

Они с Бодастартом расстроенно смотрели друг на друга. Затем финикиец сказал:

— Взгляни на мою ткань. Если я дам тебе три локтя в придачу к воску, ты дашь мне семь сосудов?

— Не знаю. Давай посмотрим.

Бодастарт встал и открыл кожаный мешок на спине осла. Соклей тоже хранил бы ткань в промасленном кожаном мешке, чтобы её не испортила вода. В Элладе, и тем более здесь, дождь в это время года маловероятен, но ослику Бодастарта, наверное, придется переходить вброд водные потоки на пути к Сидону.

Когда финикиец вынул отрез ткани, все трое спутников Соклея ахнули.

— Тихо вы, презираемые богами глупцы, — рявкнул по-гречески Соклей. — Вы что, хотите все испортить? Отвернитесь, притворитесь, что высматриваете разбойников среди холмов, если не можете сохранять равнодушие на лицах.

К его облегчению, они послушались.

— Что ты им сказал? — спросил Бодастарт. — И подойдет ли ткань?

— Велел им высматривать разбойников в холмах. — Соклей боялся, что запутался в пересказе непрямой речи, поскольку арамейский грамматически сильно отличался от греческого, но Бодастарт кивнул, так что, похоже, он понял. — Можно мне взглянуть на ткань поближе? — попросил Соклей.

— Как скажешь, господин, так и будет, — ответил Бодастарт и поднес её ближе.

Чем ближе подходил финикиец, тем более великолепной казалась ткань. Соклей никогда не видел столь искусной вышивки. Сцена охоты казалась реальной: перепуганные зайцы в колючих зарослях, пятнистые псы с высунутыми красными языками, в отдалении люди с луками и дротиками. Тонкость работы потрясала, как и цвета, гораздо более яркие, чем использовались в Элладе.

Ему удалось отвлечь своих людей от восхищённых охов и ахов, а теперь пришлось самому сдерживаться. На взгляд Соклея отрез ткани был ценнее воска. Стараясь говорить непринужденно, он спросил:

— Откуда она?

— С востока, из Междуречья.

— Между каких рек? — спросил Соклей, но тут же вспомнил эллинский эквивалент слов финикийца. — А, из Месопотамии, — естественно, это название ничего не говорило уже Бодастарту.

Соклей понимал, что Месопотамия слишком далеко, чтобы отправиться туда самому. Ему пришлось бы покупать у такого же посредника, как человек, с которым он торговался.

— Подойдет? — тревожно спросил Бодастарт. Ему вышивка казалась обыкновенной, просто небольшая надбавка к цене за желанные благовония.

— Эм… полагаю, да, — Соклею с трудом удалось сохранить равнодушный тон. Он хотел заполучить ткань не меньше, а может и больше, чем воск. Только потом он сообразил, что мог попросить и два отреза. Менедем бы сразу понял и так бы и сделал. Он всегда непроизвольно думал, как торговец, а Соклею приходилось себя заставлять.

К счастью, Бодастарт ничего не заметил.

— Мы договорились, ткань и воск за семь сосудов с благовониями, — он улыбнулся и протянул руку.

Соклей пожал её.

— Да, договорились. Семь сосудов за воск и ткань.

Они обменялись товарами. Финикиец поместил благовония в кожаный мешок и повел своего осла к Сидону.

— Ты обвел его вокруг пальца, — сказал Телеф, когда Соклей грузил воск и ткань на вьючного осла.

— Думаю, да, я взял над ним верх, — ответил Соклей. — Но если он получит с благовоний прибыль, то значит никто никого не обманул. Надеюсь, так оно и будет.

— Почему? — спросил моряк. — Почему бы не надеяться, что ты обчистил его? — такая откровенная, эгоистичная алчность подошла бы и пирату.

— Если обе стороны получат прибыль, — терпеливо объяснил Соклей, — они захотят повторить, и торговля продолжится. А если один обманет другого, обманутый больше не захочет иметь дело с обманщиком.

Телеф только пожал плечами. Он не думал наперед, его интересовал только мгновенный выигрыш. Таковы и некоторые торговцы, но обычно они недолго оставались в деле и осложняли жизнь остальным. Соклей был рад, что у него больше ума, чем у них. Даже у Менедема больше ума. По крайней мере, Соклей на это надеялся.

Он подошел к мулу.

— Подсадите меня кто-нибудь. Мы можем проехать ещё, до заката пока есть время.

В казармах сидонского гарнизона армии Антигона и их окрестностях Менедем уже начинал чувствовать себя как дома. Там ему работалось лучше, чем на рыночной площади. Слишком мало народа в Сидоне говорило по-гречески, и торговля не шла. А возле казарм Менедем имел дело с такими же, как он сам. Он даже начал понемногу понимать разговоры македонян. Не такой, конечно, успех, как у Соклея, выучившего арамейский, но Менедем всё равно был горд.

Как-то утром, когда он пришёл к казарме, знакомый стражник спросил:

— Ты ещё не все свои книги продал?

— Парочка ещё есть, — сказал Менедем. — Хочешь приобрести?

— Только не я, — замотал головой солдат. — От папируса мне одна польза, задницу вытереть, потому как читать не умею.

— Он шершавый, — сказал Менедем. — Тебе не понравится.

Часовой рассмеялся. Стараясь, чтобы вопрос прозвучал небрежно, Менедем продолжал:

— А как имя вашего казначея?

— Да о чём тебе с ним говорить, с этим Андроником? — ответил солдат. — Эта высохшая душонка покупать твоих книг не станет.

— Ну, может ты и прав, а может и нет, — небрежно произнёс Менедем. — Я всё-таки предпочёл бы сам разобраться.

— Ладно, родосец, — стражник отступил, пропуская Менедема в казарму. — У него контора на втором этаже. Только потом не говори, что я тебя не предупреждал.

Менедему пришлось удовлетвориться этой далеко не лестной характеристикой. Он помедлил внутри, пока глаза привыкали к сумраку. На первом этаже кто-то вслух читал историю сражения Ахилла с Гектором. Хотелось надеяться, что это одна их проданных им копий главных книг "Илиады", но Менедем не стал останавливаться, чтобы проверить. Он направился прямо к лестнице и поднялся наверх.

— Я ищу контору Андроника, — сказал он первому встречному эллину, поднявшись на второй этаж. Тот ткнул большим пальцем направо. — Благодарю, — и Менедем двинулся в указанном направлении.

Перед ним оказалось четыре-пять человек. Менедем ждал, пока квартирмейстер разбирался с ними по очереди. Из комнаты Андроника они выходили не особо довольными, хотя голоса казначей почти и не повышал.

Наконец подошёл черёд Менедема. К тому времени в очередь за ним пристроилась ещё пара эллинов. Когда Андроник произнёс "следующий", он с широкой и дружелюбной улыбкой поспешно вошёл к нему в кабинет.

Правда, эта улыбка продержалась до первого взгляда на казначея и не дольше. Андроник оказался человеком сильно за сорок, с выражением постоянного недовольства на хмуром лице.

— Кто такой? — спросил он. — Я тебя раньше не видел. Чего надо? Только давай, говори поживее. Некогда на тебя время тратить.

— Радуйся, о наилучший. Я Менедем, сын Филодема, с Родоса, — заговорил Менедем. Бьюсь об заклад, у тебя больше проблем с пропитанием этого гарнизона, чем ты желал бы. Прав я, или я ошибаюсь?

— Ты, значит, c Родоса, вот как? Радуйся, — и Андроник наградил Менедема кислой гримасой, которая, без сомнения должна была изображать улыбку. — А какое дело тебе, что едят солдаты? Папирус ты им не продашь.

— Разумеется, благороднейший, но думаю, что тебе смогу продать и папирус, и наилучшего качества родосские чернила для записей, если пожелаешь, — Менедем изо всех сил старался польстить начальнику. Судя по неизменно кислому выражению лица Андроника, напрасная трата времени. Он продолжил: — А про еду я спросил потому, что на борту моего акатоса имеется оливковое масло наилучшего качества, достойное офицеров самого высшего ранга в твоём гарнизоне. Есть ещё и патарские окорока, и копчёные угри из Фазелиса.

— Если офицеры хотят деликатесов, пусть сами и покупают. Ты приплыл сюда на акатосе с Родоса и привёз масло? — удивление в голосе казначея, как ни странно, придало ему жизни. — Значит, веришь в свою удачу?

Менедем передёрнулся. Сам-то он много раз говорил себе то же самое. Но когда такие слова бросает в лицо человек, которого только что встретил, это раздражает. "Вот вернусь домой, и дам Дамонаксу по голове кирпичом", — подумал он. Но вслух произнёс только:

— Поверь, это масло высшего качества.

— Я могу задёшево взять много обычного масла, — заметил Андроник. — Почему я должен тратить серебро понапрасну? Отвечай мне и быстро или убирайся вон.

— Потому, что это не обычное масло, — ответил Менедем. — Это лучшее масло с Родоса, и вообще оно из самых лучших. Ты можешь дать простым солдатам обычное масло, чтобы ели с хлебом, и они тебе скажут спасибо. Ну а как насчёт твоих офицеров? Разве они не заслуживают чего-то лучшего? Разве не просят тебя?

Менедем надеялся, что офицеры Антигона требовали со своего казначея чего получше. Если нет, тогда он ни малейшего понятия не имел, что делать со всем тем маслом. Андроник пробормотал что-то себе под нос. Менедем разобрал не всё, но то, что он понял, было не особенно лестно для офицеров на службе у Антигона, главным образом потому, что на них приходилось тратить чересчур много денег.