Наконец, с таким видом, словно у него заболел живот, Андроник произнёс:

— Принеси мне амфору твоего распрекрасного масла. Мы велим дюжине солдат обмакнуть хлеб в то масло, которое у них есть сейчас, и в то, что ты принесёшь. Если они почувствуют разницу — поговорим с тобой дальше. А если нет, — он ткнул большим пальцем в сторону двери, откуда пришёл Менедем, — тогда всего тебе наилучшего.

— Что насчёт окороков и угрей?

— Я уже тебе говорил, мне это неинтересно. Но, конечно возможно, что некоторые офицеры возьмут — за своё серебро.

— Замечательно, о благороднейший. Справедливо. Показать, насколько хорошо моё масло, это всё, чего я просил, — Менедем говорил, как обычно, смело. Он старался скрыть тревогу. Кто знает, насколько хорошее масло отгрузил новый родич Соклея на "Афродиту"? Менедем не знал, но собрался выяснить. Он сказал: — Поскольку моё масло ты покупаешь главным образом для офицеров, то среди тех, кто его будет пробовать, должны присутствовать и офицеры.

Андроник поразмыслил, потом опустил голову.

— Согласен. Иди, тащи своё масло. Я соберу людей, возьму хлеб и немного нашего местного масла. Вот тогда, родосец, мы и посмотрим, тогда и посмотрим.

— Непременно, — подтвердил Менедем — он надеялся, что не слишком неискренне. Он поспешил назад в гавань и освободил один из сосудов с оливковым маслом от верёвочной обвязки и подложки из веток и хвороста, которые не давали амфорам биться в пути одна о другую.

— Что происходит, шкипер? — спросил его Диоклей. Менедем объяснил. Келевст, присвистнув, сказал:

— Прямо как игра в кости, да? Но, думаю, в любом случае тебе не следует самому тащить эту амфору до казарм. Ну как это будет выглядеть — сам капитан работает грузчиком? Лапеид!

— Чего? — отозвался матрос, до этого не прислушивавшийся к беседе келевста и капитана.

— Иди возьми эту амфору и неси, куда укажет шкипер, — приказал Диоклей.

Лапеида такая перспектива радовала не больше, чем кого-то другого, однако, он подошёл и взвалил амфору на плечи.

— Куда? — спросил он Менедема.

— К казармам, — сказал Менедем. — Просто следуй за мной. Ты отлично справишься.

Он надеялся, что Лапеид как-нибудь справится. Моряк был тощий и мелкий, а эта амфора весила лишь вполовину меньше него самого.

К тому времени, как дошли до казарм, Лапеид насквозь промок от пота, но старательно тащил амфору. Менедем дал ему три обола в награду за тяжкий труд.

— Спасибо, шкипер, — поблагодарил моряк и сунул монеты в рот.

Один из стражников, явно предупреждённый заранее, провёл Менедема с Лапеидом на второй этаж, в контору Андроника. В соседней комнате казначей поставил стол с хлебом и полудюжиной неглубоких мисок. Он, а скорее всего, рабы, уже налили в три миски жёлтую жидкость. Другие три ждали пустыми.

Ножом, висевшим на поясе, Менедем сбил смолу вокруг глиняной пробки амфоры, которую внёс Лапеид. Как только пробка была извлечена, он налил в пустые миски дамонаксова масла. Оно оказалось зеленее, чем то, что Андроник брал у местных, и нос Менедема сразу учуял свежий фруктовый, почти пряный запах. Родосец тихонько выдохнул в облегчении — по всем признакам, хорошее масло.

Он кивнул Андронику.

— Веди своих людей, о наилучший.

— Как раз собирался.

Казначей вышел и через минуту вернулся со смешанной группой — гростые солдаты и офицеры. Он им сказал:

— Вот, друзья. В тех чашах у нас одно масло, а в этих другое. Попробуйте оба и скажите мне, которое лучше.

— Пожалуйста, не говорите пока не попробуете оба масла, — добавил Менедем. — Мы не хотим, чтобы слова одного окрашивали мысль другого.

Пара солдат почесали затылки. Но все они, не теряя времени, разодрали хлеб на куски и принялись макать в масло, сначала в одно, потом в другое. Жевали вдумчиво и торжественно и переглядывались, дожидаясь, когда все попробуют. Наконец, от хлеба остались лишь крошки.

Покрытый шрамами ветеран с толстым золотым кольцом в правом ухе указал на миску, в которую Менедем налил масло.

— Это лучше. Вкус такой, будто выжато из самых первых оливок сезона. Мальчишкой я каждую осень подолгу тряс оливковые деревья, сбивал плоды. Уж поверьте, я знаю вкус масла первого урожая.

Другой согласно наклонил голову.

— Прав Гиппоклей, клянусь Зевсом. Такого масла я не едал с тех пор, как покинул ферму моего старика, чтобы стать солдатом. Вкус — как будто вчера из-под пресса, вороны меня забери, если не так, — он причмокнул губами.

Потом все солдаты разом заговорили, и все превозносили менедемово масло. Все кроме одного. Этот упрямый единоличник сказал:

— А я привык здесь к этому, — и указал на посудину с местным маслом. — У другого вкус не такой.

— В этом и смысл, Диодор, — сказал Гиппоклей. — Согласен, это барахло вполне можно есть, но если получим другое — это пойдёт разве что только в лампы, как я понимаю.

Его товарищи согласились, и некоторые — весьма горячо.

Диодор затряс головой.

— А я не согласен. Мне это очень нравится.

Менедем бросил взгляд на Андроника. Казначей явно не выказывал желания встречаться с ним взглядом. Но Менедем уже обрёл уверенность, так что его это не останавливало. Он выпроводил солдат из комнаты со словами "Спасибо вам, о мудрейшие. Уверен, мы можем устроить для вас немного этого масла, которое вам так понравилось. А на моём корабле есть ещё копчёные угри и окорока на продажу".

Едва они вышли, Менедем обратился к Андронику.

— Ну как, можем договориться?

— Зависит от того, сколько ты хочешь, — холодно ответил казначей. — Если думаешь, что я стану осыпать тебя серебром, как влюблённый юный дурак свою первую гетеру, то ошибаешься.

— А ты думаешь, твои люди будут молчать о том, что тут только что происходило? — спросил Менедем. — Как ты можешь не покупать? Не купишь — и проснёшься со скорпионом в кровати, ты этого хочешь?

— Мне случалось прежде давить скорпионов, — ответил Андроник. — И тебя раздавлю, если попытаешься меня обмануть. Сколько ты хочешь за своё хвалёное родосское масло?

Чтоб ты знал — я плачу по семь сиклей за амфору здешнего.

Менедем прикинул в уме, что один сидонский сикль содержит примерно в два раза больше серебра, чем родосская драхма. Но это Соклей точно знал коэффициент пересчёта. Сам же Менедем, если приходилось высчитывать что-то сложнее, чем "два за один", чувствовал себя так, будто мозг сейчас потечёт из ушей.

— Ты сам видел, что мое масло гораздо лучше местного, — ответил он. — И оно с Родоса.

— Что с того? — парировал Андроник. — Привезти масло по морю недорого, всё равно, что один день по суше.

— Может на крутобоком судне оно и так, наилучший, — возразил Менедем, — только не на акатосе. Ты же знаешь, гребцам нужно платить.

— Что даёт тебе повод надуть меня, — проворчал казначей.

— Нет, — сказал Менедем, подумав "Да", и продолжил: — Итого, я думаю, тридцать пять драхм за амфору — это приемлемо.

— Хотел бы я, чтобы эта комната располагалась повыше, — сказал Андроник. — Тогда я вышвырнул бы тебя в окно и точно знал бы, что раз и навсегда от тебя избавился. Ты, жулик, заслуживающий кнута, думаешь, что я дам тебе больше двадцати? — он без труда перешёл с сиклей на драхмы.

— Именно так я и думаю, поскольку не хочу терять деньги на торговле с тобой, — согласился Менедем. — Что скажут твои люди, особенно офицеры, когда услышат, что ты жмёшься купить им что-то хорошее?

— Зато мои начальники скажут, что я не трачу зря денег Антигона, — сказал Андроник. — Беречь его деньги — это моя работа, — он хмуро глянул на Менедема. — А что скажет твой главный, когда ты вернёшься на Родос, а это масло так и останется в трюме твоего корабля? Как без денег ты заплатишь своим гребцам?

Менедем надеялся, что вздрогнул не слишком заметно. Да, Андроник истинный казначей, безжалостный образчик этой породы. Несмотря на все старания Менедема, он отказывался поднимать цену выше двадцати четырех драхм.

— Я ничего на этом не заработаю, — пожаловался Менедем.

— Какая жалость. Вот, — Андроник протянул ему три сикля. С одной стороны на них были изображены зубчатые стены и башни города, должно быть, Сидона, а на другой — царь, убивающий льва. — Я не вор. Это больше, чем стоило масло, которое ты перевёл. А теперь — закрывай свой сосуд и уходи.

— Но… — начал Менедем.

Казначей наклонил голову.

— Я сказал уходи, значит уходи. Мою лучшую цену ты брать не хочешь, а больше тебе я не дам. Хорошего дня.

Менедем чуть не захлебнулся от ярости. Ему хотелось придушить Андроника. Он не стал. Даже не доставил старику удовольствия увидеть, как сильно тот его ранил. После такого успеха он надеялся продать всё своё масло. Казначей очень точно нанёс удар. Менедему меньше всего хотелось везти масло обратно на Родос. Но он сказал только:

— Лапеид, запечатай сосуд. Мы уходим.

Он надеялся, что Андроник остановит их или окликнет на выходе. Но этого не случилось. Квартирмейстер стоял молча, как каменный. Выходя, Менедем так хлопнул дверью, что дом содрогнулся. От этого торговец на миг почувствовал себя лучше, но делу, которое он надеялся провернуть, это не помогло.

Лапеида нельзя было назвать особенно одарённым. Однако, ему хватило ума дождаться, когда они отойдут от казарм, прежде чем задавать вопрос:

— И что нам теперь делать, шкипер?

Вопрос неплохой. В самом деле, отличный вопрос. Менедем хотел бы иметь на него такой же отличный ответ или хотя бы просто хороший. За неимением такового он пожал плечами и произнёс:

— Идём обратно на "Афродиту" и поглядим, что дальше. Как бы там ни было, не представляю, куда уж хуже.

Поразмыслив пару минут, Лапеид склонил голову:

— Вот и я так же думаю.

Менедем предпочёл бы услышать утешение. Но поскольку сам не мог его отыскать, не видел смысла винить в его отсутствии и Лапеида.

Неподалёку от маленькой деревушки, приютившейся между горами и равниной, паслось и блеяло стадо овец. Когда в деревню вошли Соклей и его моряки, собаки подняли лай. И как это часто случается, самые большие и яростные псы стали на них бросаться. Телеф подобрал булыжник размером с яйцо и швырнул в свору. Удар пришёлся точно в нос самому здоровому и вредному псу. Рычание превратилось в визг боли. Пёс поджал хвост и бежал. А остальные собаки, похоже, серьёзно задумались.