Глава восьмая

— Радуйся, — сказала Эмастарт, когда Менедем утром вышел из своей спальни. — Как ты есть? — продолжила жена трактирщика на своем ломаном греческом, — спать хорошо?

— Да, спасибо, я спал неплохо, — зевнул Менедем и почесался. В комнате точно есть насекомые. Но он не видел смысла жаловаться, в какой гостинице их нет? Да, среди них порой встречаются чистые, но это — как повезет.

Эмастарт месила тесто. Она оторвалась от работы с хитрой улыбкой.

— Ты не одинокий, спать совсем один?

— Спасибо, у меня все хорошо.

Она уже заходила с этой стороны. Её попытки соблазнить забавляли бы, не будь они такими печальными и утомительными. "Это месть Соклея, — подумал Менедем. — Вот женщина, которую я не хочу, и никогда не захочу, и что же у нее на уме? Любовная интрижка, конечно".

И утонченными её приемы никак не назовешь.

— Чтобы спать лучше, ты взять себе женщину. Женщина делает тебя усталыми, нет?

— Я и так устаю к концу дня, уж поверь.

— Давным-давно, я знаменитый красавица. Мужчины по всей Сидон биться за меня.

Менедем чуть не спросил, было ли это во времена Александра или его отца, Филиппа Македонского. Александр умер пятнадцать лет назад, а Филипп — почти тридцать. Будь Менедем на несколько лет моложе и жёстче, он бы так и сделал. Но Эмастарт вряд ли его поняла бы, а если бы поняла, то обиделась. "От нее и так хватает проблем", — подумал родосец, и промолчал.

Когда он, как обычно, не клюнул на её наживку, она одарила его убийственным взглядом. Яростно шлепая тестом, Эмастарт спросила:

— Правда есть что говорить про эллины?

— Понятия не имею, — невинно ответил Менедем, хотя прекрасно знал, что будет дальше. — И что же про нас говорят?

Эмастарт снова зыркнула на него. Может, надеялась, что он поможет, но он не стал, и она не постеснялась сказать то, что думала:

— Говорят, эллины скорее спать с мальчик, чем с женщина.

— Да ладно? — воскликнул Менедем, будто впервые о таком услышал. — Ну, если бы мы все время так делали, вскоре не осталось бы ни одного эллина, так ведь? — он подождал, пока она поймет, а потом одарил самой сладкой из своих улыбок. — Хорошего дня, — пожелал он и вышел из гостиницы.

Позади Эмастарт что-то сказала на арамейском. Менедем не понял ни слова, но звучало язвительно. Интересно, Соклей бы понял? Он тряхнул головой. Может, лучше не понимать.

— Жалкая старая шлюха, — проворчал он. — И чего муж её не приструнит?

Спустя минуту, на ум пришла пара годных ответов. Возможно, Седек-ясон боится своей жены. Или же не хотел её, и ему было наплевать, что она вытворяет. "Да ну его к воронам", — думал Менедем, торопясь на "Афродиту". Он все дни предпочитал проводить не в комнате в городе, а на борту торговой галеры — может, не так комфортно, зато спокойнее.

— Радуйся, — приветствовал его Диоклей, едва Менедем подошел по причалу. Начальник гребцов оставался на борту "Афродиты". Время от времени он совершал вылазки в Сидон — за вином или в поисках дружелюбной женщины. В остальное время Диоклей довольствовался жизнью без крыши над головой и матраса для сна. Он, по правде сказать, не изменял привычке спать сидя на гребной скамье, облокотившись на корабельную обшивку, чтобы не свалиться. Менедем представил всё это, и жена трактирщика показалась уже не такой противной.

— Радуйся и ты. Как здесь дела?

— Терпимо, капитан, терпимо, — ответил Диоклей. — Ты сегодня раньше обычного.

— Работа не ждёт. — Менедем не всегда придерживался такого правила, но для этого требовалась причина куда более приятная, чем жена содержателя гостиницы. — Один грек из гарнизона Антигона рассказал мне о купце, торгующим дорогими тканями. Отнесу ему наш косский шелк, посмотрим, что можно за него взять в этой части света.

— Хорошая мысль, капитан, — согласился келевст. — Мы страшно далеко от Коса, сюда шелк попадает не каждый день и через руки четырнадцати посредников. Ты должен получить хорошую цену.

— Надеюсь, — Менедем спрятал улыбку. На родосском корабле любой мог со знанием дела поговорить о торговле.

— А этот сидонец знает греческий? — Диоклей задал ещё один разумный вопрос, учитывая, что Соклей находился на пути к Энгеди.

— Тот солдат говорил, что знает. Торговец ведёт дела с греками, и ему пришлось выучить.

— Хорошо, тогда желаю тебе удачи.

— Благодарю.

Менедем порылся в грузе, сожалея, что не заставил Соклея оставить ему более подробного описания. Однако, всё-таки отыскал мешки из промасленной кожи, защищавшей рулоны шёлка от морской воды. Они, конечно, оказались не очень тяжёлыми. Менедем перекинул три штуки через плечо и отправился к дому торговца тканями.

Эллины на македонской службе, как ему казалось, хорошо объяснили дорогу: улица напротив входа в храм Астарты (финикийской версии Афродиты), третий дом налево. Но где-то Менедем свернул не в ту сторону. В городе, построенном эллинами, он легко и сразу увидел бы храм — тот возвышался бы над крышами домов и лавок. Но сидонские постройки высокие. И как искать этот паршивый храм, — рассерженно думал он, — если они сами же его и упрятали?

Он попробовал поспрашивать у людей на улице, но те только непонимающе таращились на него и несли какую-то тарабарщину. Уже в который раз с тех пор, как приплыл сюда, он думал, что стоило бы провести часть зимы за изучением арамейского. Но наконец ему попалась пара солдат Антигона, как раз вынырнувших из винной лавки.

Они были, конечно, пьяными, но греческий понимали.

— Что, храм Астарты? — переспросил один. — Ты собрался к храмовым проституткам? Большинство там уродки.

— Нет, я не к проституткам, — вскинул голову Менедем и подумал "может быть, в другой раз". — Я пытаюсь отыскать дом возле храма.

— Девки уродливые, — повторил солдат. Его приятель объяснил Менедему, как найти храм, и даже не взял монетку, которую попытался ему дать родосец, что для эллина — маленькое чудо. Менедем последовал его указаниям и обнаружил, что они точны. Что, конечно, не чудо, но где-то близко.

"Третий дом налево, улица напротив входа", — бормотал Менедем, подходя к храму. Улица больше смахивала на переулок — узенькая и тесная. Босому Менедему с осторожностью пришлось выбирать дорогу. Когда он постучал в дверь третьего слева дома, изнутри загавкала собака. Похоже, немаленькая и злобная. Спустя минуту кто-то с той стороны двери произнёс что-то на арамейском.

Менедем ответил по-гречески:

— Это дом Закербаала, сына Тенеса, торговца тканями?

Внутри замолчали. Собака всё лаяла. Потом неожиданно взвизгнула и умолкла, как будто её пнули. Из-за двери донеслось единственное, сказанное на греческом с жутким акцентом, слово: "Ждать".

Менедем подождал. После паузы, показавшейся ему слишком долгой, дверь отворилась. На него смотрел маленький крепко сложенный человечек.

— Я Закербаал. Ты кто, и чего тебе надо? — его греческий был значительно лучше, чем у его раба.

— Я Менедем, сын Филодема, с Родоса, — начал Менедем.

— А, парень с торговой галеры, — кивнул Закербаал. Мрачное лицо осветила улыбка. — Ты сейчас живёшь в гостинице Седека-ясона, да? А скажи мне, его жена уже пыталась затащить тебя в свою постель?

— О, Зевс! — пробормотал Менедем, вытаращившись на торговца тканью. В следующее мгновение он сообразил, что лучше было бы помянуть здесь быстроногого Гермеса, посланца Богов и покровителя слухов. Он пришёл в себя настолько, что сумел кивнуть в знак согласия и сказать: — Да, ты прав, наилучший. Только как ты узнал?

— Купец прислушивается к тому, что говорят о купцах, господин, — отвечал финикиец. — Я размышлял, не обратишься ли ты ко мне. Или ты спросил про жену трактирщика? Так она в Сидоне известна, поверь мне. Но входи. Выпей со мной вина. Покажи свой товар. Что там у тебя?

— Косский шёлк, тончайшая ткань во всём мире, — гордо объявил Менедем.

— Я знаю и с удовольствием на неё посмотрю, — сказал Закербаал. Он реагировал вежливо и заинтересованно, но не настолько, как надеялся Менедем. Может Закербаал такой ловкий торговец? Или он ни разу не видел шёлка, не знает, что это за великолепная ткань? Менедем надеялся на последнее.

Он прошёл за финикийцем во внутренний двор, довольно голый по эллинским меркам, без сада. Собака рычала и бросалась на Менедема, но цепь её не пускала. Закербаал произнес что-то на своём гортанном наречии. Слуги принесли скамьи и увели собаку. Они поставили таз с водой, и Закербаал церемонно омыл руки. Менедем последовал примеру хозяина. Потом принесли закуски. Вино оказалось весьма приличным.

— Откуда оно? — поинтересовался Менедем.

— Библ, мой господин, — пояснил Закербаал.

По обычаю финикийцев, вино подали неразбавленным. Это усиливало его букет, превосходивший всё, что до сих пор пробовал Менедем, даже вина наилучших урожаев Хиоса или Тасоса.

— Замечательно, — повторил он. Вкус вина не совсем соответствовал восхитительному цветочному аромату, но достоин того, чтобы пить, и настолько хорош, что Менедем даже подумал, не прихватить ли ему такого домой, на Родос.

Вместе с вином раб Закербаала принёс фиги, финики, изюм, и шарики из сушёного нута, поджаренные в оливковом масле с приправой из тмина. Менедем счёл их весьма вкусными, но довольно острыми. Приходилось пить больше вина, чтобы утолить жажду.

Пока гость ел и пил, Закербаал вёл любезную беседу о пустяках. Наконец, он сказал:

— Может будешь так любезен, мой господин, и покажешь мне свой прекрасный косский шёлк. Твой слуга наслышан о нём, буду рад оценить его качество.

— Буду счастлив, о благороднейший, — отвечал Менедем. Твёрдой рукой он развязал кожаный шнур на одном из мешков. И сознание у него оставалось ясным — или он так думал. Не настолько он глуп, чтобы выпить много неразбавленного вина, когда предстоит сделка. Он достал рулон наилучшего тончайшего шёлка и развернул на солнце, чтобы Закербаал мог видеть, какой он прозрачный. — Вообрази прекрасную женщину, одетую, а вернее, полуодетую в такое платье, — сказал он финикийцу.