Закербаал улыбнулся. Что бы он ни представил, ему это нравилось. Он потянулся к шёлку, но вежливо остановился прежде, чем его коснуться.
— Могу я пощупать?
— Конечно, — Менедем потянул ему великолепную ткань. — Во всём мире нет ничего подобного.
— Возможно, — только и сказал Закербаал. Его пальцы касались ткани — привычно и нежно, словно исследуя тело любимой женщины. Он поднёс шёлк к лицу, поглядел сквозь него, даже подышал. Потом опустил ткань и кивнул Менедему. — Неплохо. Очень неплохо. Однако, мой господин, я должен сказать, что видал и получше. Без обид.
— Что? Где? — возмутился Менедем. — Не бывает ткани лучше косского шёлка.
Он знал о многих уловках для снижения цены. Должно быть, это — очередная.
— Если имеешь получше, о прекраснейший, — обратился он к Закербаалу, с ноткой сарказма, которую тот мог заметить, а мог и нет, — прошу, покажи мне.
Менедем ожидал, что финикиец скажет, что ткань уже продана, или что видел её год назад в другом городе, или придумает какое-нибудь ещё объяснение. Но Закербаал снова кликнул раба и застрекотал на горловом арамейском. Раб поклонился и поспешил прочь, а Закербаал обратился опять к Менедему:
— Будь так любезен, подожди одно мгновение, мой господин. Тубалу принесёт ткань.
— Ладно, — Менедем с опаской отпил ещё глоток вина. Мог ли Закербаал всерьёз считать свою ткань лучше косского шелка? Менедем тряхнул головой. Навряд ли. Или варвар просто ошибается.
Тубалу отсутствовал намного дольше обещанного "мгновения". Менедем уже засомневался, вернётся ли он вообще, но тот наконец появился с внушительным рулоном ткани в руках. Тубалу нес его нежно, как младенца. Менедем озадаченно повернулся к Закербаалу:
— Не хочу тебя обидеть, о наилучший, но это простой лен, и не лучшего качества.
— Да, это лен, — кивнул финикиец. — Но он лишь покрывает то, что внутри, как твои кожаные мешки для шелка. — Он так же бережно взял у Тубалу рулон и, развернув его, протянул Менедему ткань, скрывавшуюся внутри: — Вот. Убедись своими глазами, потрогай своими пальцами.
Менедем невольно выдохнул. Впервые он понял, что ощутил Соклей при виде черепа грифона. Перед его глазами тоже предстало нечто совершенно неожиданное и великолепное, никогда ранее не виденное ни одним греком.
Менедема не особенно интересовал череп — чтобы восторгаться древними костями, даже такими редкими, требовалось любить мудрость горячее, чем он. Но это… это совсем другое дело.
Он продемонстрировал Закербаалу тончайший косский шёлк. Но рядом с тканью, которую показывал финикийский торговец, тот шёлк всё равно, что грубая шерсть. Казалось, кто-то сумел натянуть на ткацкий станок нити воздуха. А нежный голубой цвет, как небо в прекрасный весенний день, ещё усиливал впечатление.
Потом Менедем осторожно коснулся ткани. И снова ахнул, но тише, чем в прошлый раз. Материя под рукой была нежной и гладкой, как кожа лучшей из гетер.
Закербаал даже не злорадствовал, просто кивнул, словно и не ждал ничего иного.
— Теперь ты видишь, мой друг.
— Я вижу. — Менедем никак не мог перестать гладить этот… шёлк? Он полагал, что это должен быть шёлк, хотя эта ткань тоньше, мягче, прозрачнее, чем изготавливали косские ткачи. Он заставил себя прекратить таращиться на неё и перевёл взгляд на Закербаала. — Я вижу, о наилучший, — на сей раз, это было буквально. — Я вижу, да, но не понимаю. Я думал, что хорошо разбираюсь в тканях, но мне и не снилось что-то подобное. Откуда это?
— Я тоже хорошо разбираюсь в тканях, я так считал, — в тон ему ответил финикиец. Он с тем же восторгом, что и Менедем, смотрел на голубой шёлк. — Твоя косская ткань к нам время от времени попадает. Когда я впервые увидел эту, я думал, она почти то же самое. Потом присмотрелся и понял, что должен обладать ею, — он говорил, как эллин о прекрасной гетере.
Менедем только и мог, что склонить голову в знак согласия.
— Откуда она? — опять спросил он. — Коссцы убьют за то, чтобы сделать подобную ткань. Они, как и я, даже не представляли ничего столь прекрасного.
Ему, как торговцу, следовало бы оставаться невозмутимым и незаинтересованным. Он это знал. Однако, рядом с тем, что подобно чуду, не мог заставить себя притворяться.
Довольная ухмылка Закербаала сообщила Менедему, что хозяин всё понял. А также то, что тот не собирался воспользоваться преимуществом, что лишь подтверждало, этот шёлк — просто чудо.
— Такую ткань привозят с востока.
— Откуда? — в третий раз спросил Менедем, — с востока, говоришь? Из Индии?
— Нет, — покачал головой торговец. — Откуда-то дальше, за Индией на восток, а может на север или и то, и другое. Тот, у кого я её купил, больше мне ничего не сказал. Он и сам не знал. Он не вёз эту ткань весь путь — понимаешь, купил у другого торговца, а тот у третьего. Кто знает, сколько ещё их было после того, как ткань покинула землю, где была изготовлена.
Менедем снова погладил изумительный шёлк, и пока пальцы скользили по восхитительно гладкой ткани, ему опять вспомнился череп грифона. Он тоже происходил из-за грани известного эллинам мира, с нехоженого востока. Да, завоевания Александра огромны, и люди, особенно жившие на Внутреннем море, до сих под считали, что он взял всё, что только можно взять. Вещи вроде этого шёлка напоминали о том, что мир куда больше и интереснее, чем представлял себе Александр.
Постепенно выходя из оцепенения, Менедем поднял взгляд на Закербаала.
— Сколько у тебя этой ткани? И какую ты хочешь цену?
Закербаал вздохнул — он явно не жаждал возвращаться в повседневный мир торговли.
— Всего у меня её двенадцать рулонов, размером примерно с этот и разных цветов. Купил бы и больше, но это всё, что имел тот торговец. Цена? — он невесело улыбнулся. — Я мог бы сказать — на вес золота. Не сомневаюсь, теперь ты хочешь сбежать.
— Нет, наилучший, — покачал головой Менедем. — Если бы я услыхал такое не видя ткани, я рассмеялся бы тебе в лицо. Теперь… теперь же я понимаю, почему ты сказал то, что сказал, — он улыбнулся. — Я говорю как плохой купец, которого не грех и обсчитать. Но тут ничего не поделаешь, это правда.
— Ты оценил эту ткань, — сказал Закербаал. — И я ценю за это тебя. С такими товарами мы отбрасываем обычные правила, — он изобразил жест, как будто выбрасывал содержимое ночного горшка из окна на улицу.
— Ты сказал, на вес золота? — переспросил Менедем, и финикиец кивнул. Менедем даже торговаться не стал. Учитывая, насколько издалека привезён этот шёлк, и как он прекрасен, это справедливо. Но отдавать за шёлк напрямую золото или серебро ему не хотелось. — А что ты скажешь, если я предложу за него полтора веса моего косского шёлка?
— Скажу, что этого недостаточно, — не раздумывая отвечал Закербаал. — Косский шёлк хорош. Но без обид, родосец, ты сам сказал, что этот гораздо лучше. А я добавлю — настолько лучше, что если такую ткань начнут возить сюда чаще и в больших количествах, косские ткачи разорятся, ибо не смогут с ней сравниться.
Полчаса назад Менедем над ним посмеялся бы. Но, касаясь шёлка с далёкого востока у себя на коленях, он счёл, что Закербаал, может, и прав.
— Согласен. Косский шёлк не такой роскошный. Как я могу отрицать? Но всё же, косский шёлк — очень хорошая ткань. И в Финикии не слишком распространён. Ты говоришь, полтора веса мало? А сколько будет достаточно?
Финикиец поднял взгляд к небу, губы беззвучно зашевелились. Такое отстранённое выражение лица бывало и у Соклея, когда тот считал.
— Три с половиной веса, — наконец сказал Закербаал.
— Нет, это слишком много, — покачал головой Менедем. Закербаал и вправду имел дело с многими эллинами, поскольку тоже кивнул, давая знать, что он понял. В свою очередь, Менедем знал, что этот кивок — не согласие, а лишь понимание. Он продолжил: — Здесь, в Сидоне, за косский шёлк ты можешь выручить столько же, как и за шёлк с востока — они оба для Финикии редкость.
— Да, возможно, ты отчасти и прав, наилучший, — ответил торговец тканью, — но только отчасти. То, что есть у меня, гораздо лучше того, на что ты хочешь меняться.
— И предлагаю тебе больше косского шёлка, чем получу восточного, — сказал Менедем. В Элладе косским шёлком никого не удивить, но всё же он дорог. Сколько же он выручит за двенадцать рулонов этой новой материи… Сейчас он не мог сказать точно, но очень хотел посчитать. — Три с половиной веса оставят меня без прибыли, — сказал он. Сам Менедем в этом не был уверен, но Закербаалу незачем знать о его сомнениях.
— Тогда пусть будет три веса, — сказал финикиец. — Рулон за рулон. Косский шёлк тяжелее, чем моя ткань, поскольку он грубее и толще.
Они торговались ещё целый час, и каждый называл другого лжецом и вором. Менедему иногда даже нравилось иметь дело с умелым противником, хотя это в итоге означало чуть меньшую прибыль. Судя по едва заметной улыбке Закербаала, он испытывал то же самое. Чем ближе они подходили к заключению сделки, тем крепче спорили за каждый шажок. В конце концов, сошлись на двух и семнадцати тридцатых веса восточного щёлка.
— Тебе, господин, надо было бы родиться финикийцем — как эллин ты напрасно себя растрачиваешь, — сказал Закербаал, пожав руку Менедема.
— С тобой разве справишься, о почтеннейший, — отвечал Менедем. Он твердо решил проследить, чтобы Закербаал взвешивал оба вида шёлка на одной и той же чаше своих весов. Такой бывалый торговец наверняка мог найти способ всё обернуть в свою пользу. Но купец даже не попытался положить ткань в разные чаши. Может, это был комплимент Менедему. Может, Закербаал нашёл другой способ сжульничать. Если так, Менедем не заметил.
На обратном пути ноша у родосца оказалась легче, чем та, что он тащил с корабля, но его это не огорчало. На самом деле, он будто летел на крыльях. Его совсем ничего не огорчало.
"Не надо мне этого делать, — сказал себе Соклей. — Это неправильно. Если Менедем узнает, как же он будет смеяться."..