«Афродита» лежала на пляже в плетре от склада Химилкона. Доски торговой галеры за зиму хорошо просохли, и пока они снова не напитаются водой, скорость акатоса будет выше обычной.

Чайка спикировала на «Афродиту» и полетела прочь с трепыхающейся мышью в клюве. Ещё одним мелким вредителем меньше на корабле, подумал Соклей, идя к галере. Он был аккуратистом и не хотел связываться с грызунами в море. Пару лет назад он отплыл с павлинами на борту, и птицы отлично уничтожали тараканов, скорпионов, сколопендр и мышей. Правда, ещё и доказали, что большие вредители на корабле намного хуже мелких…

Соклей с любовью погладил бок галеры. Тонкие свинцовые пластины, прибитые к дубовым доскам ниже ватерлинии, помогали защитить корабль от древоточцев, а днище не обрастало ракушками и водорослями. Родосские корабелы закончили проверку ремонта, выполненного на Косе прошлым летом, когда в дождевом шквале на них навалилось крутобокое судно. В то время мастера на Косе вовсю ремонтировали военные корабли Птолемея, так что дело своё знать должны были хорошо. Но даже так, Соклей порадовался, что родосские мастера одобрили их работу. По его личному мнению, в родном полисе жили самые лучшие и упорные моряки среди всех эллинов-современников.

Один из портовых бездельников, работавший помаленьку то там, то тут, если требовалась пара оболов на вино или хлеб, подошел к Соклею и спросил:

— Здравствуй, ты отплываешь на этой галере, не так ли?

— Бывает такое время от времени, — сухо ответил Соклей. — А что?

— Да так, ничего. Просто интересно, что на ней перевозят. Вот и всё.

— Да всё, что угодно. На ней возили всё подряд: от павлинов, львиных шкур и черепа грифона, — сердце Соклея болезненно сжалась при мысли о черепе, украденном пиратами прошлым летом, когда он плыл в Афины, чтобы показать его там, — до таких обыденных вещей как мешки с зерном.

Бездельник укоризненно хмыкнул и попытался ещё раз.

— А что на ней повезут на этот раз?

— Всякую всячину, — без выражения ответил Соклей. Бездельник одарил его неодобрительным взглядом. Ответная улыбка Соклея сказала так же мало, как и его слова. Его отец и дядя — далеко не единственные торговцы в городе Родос, и конкуренты вполне могли заплатить драхму-другую, чтобы разузнать их планы. Зеваки в гавани могли заработать и не набивая мозоли на руках. Соклей помогать им не собирался.

Парень оказался настойчивым.

— И ты знаешь, куда поплывешь? — спросил он.

— Конечно, — ответил Соклей. Бездельник подождал продолжения, но его не последовало. Наконец, он сообразил, что больше ему ничего не скажут и удалился, бормоча себе под нос проклятия.

«Надо было ответить ему на арамейском, — подумал Соклей, — быстрее бы отвязался». Потом пожал плечами — он сделал все, что нужно.

— Здравствуй, Соклей! Как ты? — окликнул его другой человек.

— Здравствуй, Кхремий, — Соклей давно знал плотника, и тот ему нравился. С ним он не станет играть в игры, как с тем бездельником. — Все хорошо, а как ты?

— Как нельзя лучше, — ответил Кхремий. — А твой двоюродный брат весьма хитёр, да?

— Менедем? Уверен, он первым согласился бы с тобой, — ответил Соклей чуть резче, чем ему бы хотелось.

Добродушный по своей природе, Кхремий не уловил скрытого смысла в голосе Соклея — плотника охватил энтузиазм.

— Мысли Менедема в отношении боевой галеры-охотнике на пиратов оказались просто находкой, — пробормотал он, — тригемолия именно тот корабль, который сможет сражаться как обычная трирема и сравнится в скорости с командой пиратской гемолии. Великолепно! Почему никто раньше до этого не додумался?

Соклей ненавидел пиратов чистой, холодной ненавистью ещё до того, как они напали на «Афродиту» и украли череп грифона. А теперь…Теперь же он желал лицезреть, как всех до одного морских разбойников прибьют к кресту, и они умрут ужасной мучительной смертью. Если Менедема восхваляют за изобретение корабля, который затруднит этим шлюхиным отродьям жизнь — что ж, он не против.

— Когда моему брату что-то нужно, он к этому стремится.

Чаще всего таланты Менедема направлялись на чужих жён. Но он ненавидел пиратов не меньше Соклея. Соклей никогда не слышал о честном моряке, который бы их не ненавидел.

— И это хорошо, — сказал Кхремий, которому не приходилось страдать от результатов некоторых выходок Менедема.

— Наверное, — ответил Соклей, которому приходилось, и продолжил: — Мы правда собираемся строить тригемолии?

Плотник кивнул.

— Именно так. Адмиралы всю зиму это обсуждали. — Плотник приложил раскрытую ладонь ко рту и покачал ей как языком, — а теперь воплощение задуманного уже рядом. Решили начать с трех, а потом построить ещё, если тригемолии проявят себя настолько хорошо, как все надеются.

— Да будет так, — согласился Соклей. Мысль о Менедеме как о человеке, сделавшем что-то важное для Родоса, далась не легко. Слегка удивленно Соклей продолжил: — По правде говоря, я бы не возражал отправиться в море на одной их этих новых тригемолий вместо нашего акатоса. В этом году мы отправимся на восток, так что нам придется проплыть мимо ликийского побережья, а все ликийцы — пираты на море и разбойники — на суше.

— Истинно так. Проклятые варвары, — Кхремий сделал паузу: — Так ты считаешь, что мог бы использовать тригемолию как торговую галеру?

— Нет, — без колебаний ответил Соклей, покачав головой для большей убедительности. — Как бы я ни хотел, такого не будет.

— Почему? Стал бы самым быстрым торговцем в море.

— Да, а заодно и самым затратным, — указал очевидное Соклей, — на «Афродите» сорок гребцов, плюс ещё какое-то количество, чтобы управляться с парусом, когда все гребут. Всем платят по меньшей мере драхму в день, а многим даже полторы драхмы. Это означает примерно две мины серебра каждые три дня. На тригемолии же за вёслами будет сидеть втрое больше гребцов. А это, клянусь Зевсом, означает почти две мины в день. Нам придется возить только золото и рубины, чтобы покрывать ежедневные затраты.

— Ага, — Кхремий покачал головой, — ты несомненно прав. О расходах-то я не подумал, только о самом корабле.

На «Афродите» Соклей исполнял обязанности тойкарха, следя за всем, что касалось груза. О затратах он думал всегда и в первую очередь. Однако Кхремий ему нравился, потому он смягчил ситуацию:

— С другой стороны, друг мой, я и понятия не имею с чего начать строительство корабля.

— Всегда начинай с начала, как же ещё? Сначала делаешь каркас из досок, затем для прочности соединяешь их при помощи пазов и шипов и прибиваешь изнутри ребра для дополнительной жёсткости.

— Это-то все знают, — согласился Соклей, — но знать, как именно сделать — вот в чем твой секрет.

— Нет никакого секрета, — не согласился Кхремий, — всякий, кто работает в гавани, может это сделать.

Соклей не хотел спорить. С точки зрения плотника, гавань — и есть целый мир. Кхремий никогда не думал о кожевниках, горшечниках, фермерах, для которых кораблестроение представляло собой такую же странность, как их занятия — для плотника. Все его друзья — или плотники или прочие мастера-корабелы. Всё это делало его лучшим в своем ремесле, но никак не помогало в суждениях по вопросам, не относящимся к кораблям. Конечно же, Кхремий считал иначе.

— Когда вы отплывете в Финикию, надеюсь вам удастся облапошить этих варваров и оставить их кусать локти.

— Надеюсь на это, — и мнение Соклея о суждениях плотника резко улучшилось.

Менедем был в ярости и даже не пытался этого скрывать.

— Оливковое масло? — воздел он руки к небу, — во имя египетской собаки, зачем мы везём оливковое масло в Финикию? У них там полно своих оливок, разве нет?

— Да, — Соклей был смущен, что не так уж часто случалось. — Мы везём масло, потому что…

— Не говори, — перебил его Менедем, — дай угадаю. Мы его берём потому, что его делает семья вашего нового зятя. Я прав?

— Прав, — с несчастным видом признал Соклей. — На приданое Эринны Дамонакс выкупил из заклада часть урожая, и…

— И теперь ждёт, что мы продадим масло и принесем ему неплохие барыши, — снова прервал его Менедем. — Мы даже могли бы это сделать, если бы направлялись в Александрию, где не выращивают оливки. Но мы идём не туда. Ты сообщил ему об этом?

— Конечно, — ответил Соклей. — Но он не понимает в таких делах. Он не торговец. И… чума его побери, он мой новый зять, я не могу просто отмахнуться от него, как от постороннего. Так что нам придется постараться, вот и все.

— Я бы лучше постарался и вышвырнул его прямо в гавань, — рявкнул Менедем, потом неохотно смягчился: — Семейные узы, — он закатил глаза. — Отец взбешён, но он тоже не сказал Дамонаксу «нет». Ему куда сложнее отказать твоему зятю, чем мне, скажу я тебе.

Неспособность сказать «нет» Дамонаксу уязвляла его, как и многое другое, что делал его отец.

— Поверь, могло быть куда хуже, — сказал Соклей. — Сперва Дамонакс хотел заполнить «Афродиту» маслом по планширь, не оставив и на палец места для другого груза. У него есть масло, так почему бы нам не взять его?

— Почему? — воскликнул Менедем, — я объясню тебе.

На этот раз Соклей перебил его:

— Мы с отцом провели последние десять дней, переубеждая его. По крайней мере, мы не будем утопать в масле. Даже если будет сложно сбыть его с рук, мы повезем и то, что точно сможем продать. Добрые Родосские благовония не могут подвести.

— Не могут, — согласился Менедем. — И у нас ещё остался тот шелк с Коса, что мы заполучили прошлым летом. С востока привозят разные диковинки, но, думаю, финикийцам будет трудно найти что-то подобное.

— Полагаю, что так, — кивнул Соклей. — И кто знает, на что мы наткнемся по пути? В прошлом году мы не ожидали найти череп грифона, или львиные и тигровую шкуры.

— И мы получили за шкуры хорошие деньги, — сказал Менедем. — А череп… — он поддразнивал Соклея с того самого момента, как тот обнаружил череп на рыночной площади Кавна. — Могу поспорить, что тот пират с дружками ещё его не проел.