— Они не хотели его красть. Просто так вышло. Знаю, что потеря не даёт тебе покоя, но они этого не желали. Хочу тебе напомнить, что они собирались украсть наши деньги и все, что имеет какую-то ценность, а нас самих убить или продать в рабство, или потребовать выкуп. Потеря черепа — это блошиный укус по сравнению с тем, что могло бы произойти.

У брата хватило совести устыдиться.

— Да, ты прав, конечно. Не помню, чтобы когда-либо говорил иначе, но если так, прости меня. Но скажу тебе, этот блошиный укус страшно зудит.

— Да знаю, ты говоришь об этом по поводу и без. Со временем от этих слов тоже начинаешь чесаться.

Менедем испугался, не слишком ли он прямолинеен. Иногда, если его погладить против шерсти, Соклей мог дуться нескольку дней, но сейчас лишь произнес:

— Мне так жаль, не буду больше обременять тебя своим присутствием, — и с видом оскорбленной египетской кошки ушел с кормы. Менедем вздохнул. Он несомненно перестарался и теперь должен как-то вернуть Соклея в хорошее расположение духа.

Но пока ему нужно управляться с кораблем, морем и приближающимся ликийским побережьем, а значит, брату придется подождать. Соклей прав в одном: как ни одна армия никогда не изгоняла разбойников с ликийских холмов, так и ни один флот не вычищал пиратов на побережье. Жаль, что "Афродита" не тригемолия, как бы ликийцы боялись её!

Но сейчас он находится на торговой галере, и ему следует проявлять осторожность. К концу дня из моря поднялась гористая местность, высокая и темная от густого леса. Он мог бы попробовать найти город. Мог, но не стал этого делать. У него достаточно еды. Он взял на борт в Пафосе много воды. Он мог позволить себе провести ещё одну ночь в море. Мог и так и сделал.

Матросы не ворчали, только не в виду этого побережья. Может, когда-нибудь люди смогут плавать напрямую от Кипра на Родос. Был бы способ избегнуть хватки ликийских пиратов. Менедем задумался, можно ли на акатос погрузить достаточно хлеба, сыра, оливок, воды и вина для столько долгого плавания. Возможно. А возможно и нет. Появится дополнительный риск, он усмехнулся. В море всегда полно рисков.

Солнце закатилось, и якоря плюхнулись в море. Моряки поглощали припасы, запивая их разбавленным вином. Блестящая выпуклая луна светилась на юго-восточном небе. С наступлением сумерек на небе зажглись звезды. Блуждающая звезда Зевса висела низко на юго-западе. Немного к востоку от него сияла блуждающая звезда Ареса, входящая в созвездие Скорпиона и находилась близко к своему сопернику, красному Антаресу. Блуждающая звезда Кроноса, жёлтая как оливковое масло, светила с юга, немного к западу от Луны.

В ночной тишине набирал силу храп. Соклей пришел с кормы, завернулся в гиматий и растянулся рядом с Менедемом. Вообще-то он пока не хотел спать. Показывая на блуждающую звезду Ареса он прошептал.

— Интересно, почему сейчас звезда намного тусклее, чем весной. Раньше она легко затмевала Антарес. А теперь… — он покачал головой.

— Мне откуда знать, — проворчал сонный Менедем. — Потому, что так, да и всё. Хочешь подняться на небо и посмотреть?

— С радостью, если бы мог.

— Да, если бы. Но поскольку не можешь, может, тогда поспишь?

— Ладно, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Менедем.

Когда он проснулся следующим утром, на востоке за "Афродитой" начинал пробиваться рассвет.

— Прикосновение розового рассвета, — пробормотал Менедем и улыбнулся, потом зевнул, потянулся и поднялся на ноги. Чуть вздрогнув от холода, взял смятый хитон, который использовал как подушку, надел. Солнце скоро согреет, но ночь холодна. Он подошёл к поручням и помочился во Внутреннее море.

Соклей всё ещё храпел. Он, казалось, как лёг прошлой ночью, так больше и не пошевелился. Диоклей проснулся, поглядел на Менедема с гребной скамьи, где устроился на ночь, и кивнул. Занимался день, моряки понемногу просыпались. Наконец, когда солнце едва встало над горизонтом, Менедем махнул тем, что уже встали, и они принялись будить остальных.

Он потряс за плечо Соклея, чтобы разбудить и его. Брат что-то сонно пробормотал, потом испуганно подскочил, широко открыв глаза. На мгновение в них мелькнул животный страх. Потом рассудок вернулся, а с ним вместе и гнев.

— А чего ты просто не вонзил в меня копьё? — возмутился Соклей.

— Может быть, в другой раз, дорогой, — Менедем постарался говорить поласковее, чтобы ещё подразнить Соклея. Судя по тому, как тот хмурился, это сработало.

Они позавтракали ячменными лепёшками с маслом и сильно разбавленным вином. Моряки, кряхтя от усилия, налегли на подъёмник, поднимая якоря. Их вытащили из воды и закрепили у носа. Менедем проверил ветер. Это оказалось несложно — ветра, можно сказать, и не было. Он вздохнул. Гребцы сегодня отработают свою плату.

Он велел Диоклею поставить по восемь гребцов на борт — достаточно, чтобы держать скорость, но не слишком много, на случай, если свежие руки понадобятся, чтобы удирать от пиратов или же отбиваться. Менедем сплюнул в подол туники, отгоняя недоброе предзнаменование.

Как случалось часто, рыбацкие лодки разбегались от "Афродиты". Им достаточно было одного взгляда на многоножку галеры, рассекающую воды Внутреннего моря, и они видели в ней пиратский корабль. Менедема это всегда огорчало. Впрочем, если бы сам он правил одним из этих мелких судёнышек, то тоже бежал бы прочь от "Афродиты". Всякий, кто рискует свободой и жизнью своей команды — просто глупец.

Утро уже переходило в день, подул ветер и Менедем приказал опустить парус. Он сомневался, что оно того стоило — парус то наполнится ветром и потянет акатос вперёд, то спустя минуту ветер снова стихает, и парус обвисает, как пустая кожа на брюхе у толстяка после того, как его полис попал в осаду и сдался после длительной голодовки.

— Вот чума! — пробормотал он, когда ветер спал в четвёртый раз за половину часа. — Как девчонка, которая соблазняет и не даёт.

Соклей, стоявший достаточно близко, его услышал.

— Я так и думал, что ты это скажешь, — произнёс он.

— Не смею тебя разочаровывать.

Он ещё продолжил бы в том же духе, но Москхион, чья очередь была наблюдать, крикнул с носа:

— Из-за мыса показался корабль. Боги, нет, два корабля! Справа по носу! — и он указал в ту сторону.

Взгляд Менедема метнулся туда, куда указывал Москхион. И всё же, ему потребовалось несколько мгновений, чтобы разглядеть корабли. Две галеры, мачты опущены, борта и даже весла окрашены в зеленовато-синий, на фоне моря и неба их не просто заметить. Ни один честный шкипер так свой корабль не покрасит.

Соклей увидел то же самое.

— Пираты, — сказал он таким тоном, будто говорил о погоде.

— Боюсь, ты прав, дорогой, — склонил голову Менедем. Он прикинул скорость, с которой приближались эти длинные низкие галеры, и результат ему не понравился. — Я боюсь, что с таким набухшим корпусом мы не сможем разогнаться как следует. Они нас быстро поймают, и этот чёртов порывистый ветер помешает уйти под парусом.

— Значит, придется сражаться, — сказал Соклей.

— Да, — опять склонил голову Менедем. — Я боюсь, что придётся. — Он стал выкрикивать приказания: Поднять парус! Раздать всем оружие! Все на вёсла! Диоклей, как только у нас на каждой скамье будут гребцы, отбивай быстрый ритм. Мы не можем от них сбежать, но должны набрать как можно большую скорость.

— Точно, шкипер, — начальник гребцов показал в сторону приближающихся пиратских судов, между которыми было около пары плетров. — Как по мне, они малость поторопились. Подождали бы ещё выходить из укрытия, и у нас было бы меньше времени подготовиться.

Мы довольно далеко от берега, может, они опасались, что совсем уйдём, — сказал Менедем. — Раз они допустили ошибку, так докажем им это.

— Это триаконтеры, — заметил Соклей. — Всего по тридцать гребцов на каждом, но посмотрите, сколько ещё людей они взяли для абордажа.

— Ублюдки, — буркнул Менедем. — Хватай мой лук, о наилучший. Твое искусство лучника нам очень пригодится.

— Надеюсь, — ответил его брат. — Но, как бы я ни хотел, я не могу перестрелять их всех.

— Знаю. Я бы тоже хотел, — сказал Менедем. — Но чем больше подстрелишь, тем меньше нам придется отбиваться, когда они к нам полезут на борт.

"Если уж полезут к нам на борт, мы пропали", — подумал он. Как и брат, Менедем видел, как много на пиратских судах людей. Может, команда "Афродиты" и отразила бы нападение одного корабля, но обоих? Ни единого шанса. Вслух он этого не сказал, но по лицу Соклея видел, что тому это тоже понятно.

Парус заскользил вверх. Гребцы заспешили по местам. Свободные от гребли приготовили копья, мечи, топоры и дубинки, сложив их там, где можно быстро схватить. Все следили за триаконтерами, приближавшимися к торговой галере. Они тоже понимали, что от такого количества нападавших им не отбиться. Но они уже попадали в стычки на море, и Менедему всегда удавалось что-нибудь сделать, чтобы все остались живы и на свободе.

Что ты станешь делать на этот раз? — спрашивал он себя. И найти мог только один ответ: всё, что смогу. Вслух же сказал:

— Соклей, отвяжи с кормы лодку, а потом иди на нос и стреляй. Если выиграем, может потом за лодкой вернёмся, если нет… — он пожал плечами и обернулся к Диоклею. Брат подчинился. — Увеличь ещё ритм. Только не показывай им всё, на что мы способны, пока не стоит. Дай им подумать, что мы медленнее и неповоротливее, чем на самом деле.

— Понял, шкипер, — келевст возвысил голос, чтобы его все услышали: — Навалитесь, олухи! Если хотите ещё раз развлечься с родосскими шлюхами, делайте, что говорит капитан и я. А ну, навались! Риппапай! Риппапай! Риппапай! — и он задал ритм, колотя молоточком в медный квадрат.

"Афродита", словно собравшись с силами, бросилась навстречу пиратам. Гребцы на акатосе, конечно, не видали противника — они глядели назад, на Менедема и Диоклея. Келевст поступил мудро, напомнив им, чтобы подчинялись приказам. И гребцы полагались на него и на шкипера, доверяли им стать их глазами и разумом. На доверие они ставили свою жизнь и свободу. По беспокойству на лицах некоторых, они это тоже знали.