Хороший народ летчики. Но уходить надо. Работы на аэродроме закончились. Ничего больше копать не надо. Солнце высушило всю воду. На летном поле выросла высокая редкая трава. Когда издали смотришь на взлетающий самолет, то кажется, что он по ржаному полю бежит. Трава стелется позади самолета, волнами разбегается вокруг. Летчики сбросили толстые меховые куртки и надели легкие кожаные. И унты сняли. Пришло лето. Жарко на земле. А в небе никогда не бывает жарко. Там прохладно. И чем выше, тем холоднее. А если подняться совсем высоко, куда штурмовики не поднимаются, там в любую жару - мороз. Это техник Саша говорил. Юрка встретился с ним на могиле Северова. А потом они пошли на аэродром. Саша готовил к вылету штурмовик, а Юрка подавал инструменты. Самолет был новый. И летчик летал на нем молодой, незнакомый. Только что прибыл из авиационного училища. Высокий, с длинным носом и огромными ступнями. Таких больших ног Юрка еще ни у кого не видел. Он спросил Сашу, какой размер обуви носит летчик. Саша сказал, что «сорок последний». И еще спросил Юрка: как этот летчик, ничего парень? Саша пожал плечами и неохотно сказал:

- Поживем - увидим.

О Северове Саша мог рассказывать часами. А Юрка мог слушать сколько угодно. Он слушал Сашу и гордился другом.

Катя на другой же день после похорон ушла из Градобойцев. Юрка проводил ее до леса. Лицо у Кати побледнело, осунулось, а черные глаза вроде бы еще больше почернели. В них была такая боль, что Юрка не решился первый заговорить с Катей. Они молча миновали мост. Речка была в этом месте мелкая и дно просвечивало. Круглые камни, ржавые железяки усеяли речку. А рыбы не видать. Даже мальков. За мостом на пригорке стояли березы. А дальше - околица.

- Я пойду, - сказал Юрка.

Катя остановилась, как-то странно посмотрела Юрке в глаза и сказала:

- Ежик, зачем ты меня познакомил с ним?

Юрка растерялся. Он даже сразу не нашелся, что ответить.

- Он про тебя все время спрашивал, - немного погодя сказал он. - Интересовался.

- Почему так случилось? Почему?!

- Снарядом в бак, - сказал Юрка.

- Ежик, ты не будешь летчиком…

- Буду, - сказал Юрка.

Катя нагнулась, в губы поцеловала Юрку. И быстро зашагала по тропинке мимо берез, кустов.

- Он сказал, что ты красивая, - вдогонку сказал Юрка. Но Катя не остановилась. Наверное, не расслышала.

Ушла Катя. И Юрке нужно уходить. Он вспомнил, как они ходили за березовым соком, как их обстрелял «юнкере». Чудак все-таки Северов. Гладил березу и что-то толковал про скворцов. Поют, говорил, хорошо они. И когда утром под окном береза шумит, тоже хорошо…

Вернувшись домой, Юрка отыскал в сарае ржавую лопату. Хотел один уйти, но раздумал. Остановился на пороге и сказал Рите:

- Эй, пойдем в лес.

Он почему-то никак не мог назвать ее по имени, хотя

и чувствовал, что такое обращение, как: «Эй! А ну-ка ты, послушай!» обижают девочку.

- В лес? - удивилась она. - Думаешь, грибы поспели?

- Эти… цветочки Северову.

- Цветы руками рвут, - сказала Рита. - Зачем лопата?

- Пойдем, - сказал Юрка.

Трещинка на березе почернела. По краям ее желтыми бугорками затвердел сок. На том месте, где была бутылка, высоко поднялась трава. Северов стоял вот тут и гладил ствол. А вон на той лужайке их обстреляли.

- Здесь что-то цветов не видно, - осмотревшись, сказала Рита. - Я пойду подальше.

- Скажи, красивая эта береза? - спросил Юрка, разглядывая ствол.

- А ты слепой?

- Красивая, - сказал Юрка. - Ее без трактора не дотащишь…

Он подошел к другой, молодой тонконогой березке и покачал ее за ствол. Листья вздрогнули.

- Шумит, - сказал Юрка и, поплевав на ладони, с маху вонзил лопату в твердый дерн.

Выкопать березу оказалось делом нелегким. Она успела глубоко врасти в землю. Стряхнув с корней лишнюю землю, Юрка взвалил дерево на плечо.

- А цветы? - спросила Рита.

- Бери лопату и пошли, - скомандовал он.

Березу посадили рядом с могилой.

- Полить надо, - сказал Юрка и стал озираться: нет ли рядом подходящей посудины. Ничего не увидев, он стащил с головы подаренный Северовым шлем и спустился вниз к речке.

Шлем был кожаный и вода из него не вытекала. Раз пять спускался Юрка к речке за водой. Рита, присев на корточки, ладонями разравнивала вокруг березы сырую желтую землю.

- Огромная вырастет, - сказал Юрка. - Ни одного корня не повредил… После войны я сюда скворечник приколочу. В нем будут скворцы жить и чвирикать… Он говорил, что любит, когда скворцы чвирикают.

Они долго сидели рядом и смотрели на речку, что плескалась внизу в пологих берегах. Три больших утки полоскали широкие клювы в затянутой ряской воде.

Молодая береза расправляла на вешнем ветру ветви.

Юрка нашел Семена за гаражом. Шофер в синих галифе и сапогах лежал на траве. Солнце пекло выпуклую грудь. Лицо было прикрыто пилоткой. На плечах и руках синей тушью были выколоты самолеты, пропеллер и орел с синей женщиной в синих когтях.

Юрка обошел Семена кругом, присел на корточки; интересно, на спине тоже что-нибудь нарисовано? Ему больше всего понравился самолет. Орел тоже ничего, но вот женщина совсем уж ни к чему. А потом, разве орел сможет поднять этакую толстую тетю?

Грудь шофера вздымалась, он, наверное, задремал. Юрка сорвал зеленую былинку и пощекотал ему нос. Нос сморщился, задвигался, но не чихнул. Семен головой подбросил пилотку, и два дремотных черных глаза уставились на Юрку.

- A-а, это ты, Огурец, - заулыбался Семен.- Молодец, что не забываешь.

- Выколи и мне такой самолетик, - попросил Юрка.

Шофер покосился на свое плечо.

- Не надо, - сказал он. - Пакость это… Да и больно.

- Не бойся, пищать не буду, - сказал Юрка.- Орла с бабой не надо, а самолет наколи.

- Говорят, пакость это… Я бы с удовольствием избавился, да вот беда - намертво въелось.

- Жалко?

- Отстань, Огурец, не умею я.

- Ты только нарисуй мне, а я разведу в кипятке сажу и сам иголкой наколю.

- Вот привязался,- рассердился Семен. - Дураки этим делом занимаются!

- И ты дурак? - усмехнулся Юрка.

- Дурак… был, - сказал Семен и перевернулся на живот. На спине наколок не было.

Юрка сбросил с себя гимнастерку, расстелил ее (он боялся муравьев) и улегся рядом. Сразу за гаражом, расположенном в сосновом перелеске, начинался заливной луг. Он спускался к реке и продолжался на том берегу до соснового бора. Трава на лугу росла высокая, сочная. Круглые головки куриной слепоты сияли желтыми светлячками. Зеленые, еще не распустившиеся бутоны белой ромашки упруго раскачивались на тонких длинных стеблях. Над лугом висели маленькие жаворонки и, трепеща крыльями, свистели в свою звонкую свирель. Над речкой низко шли редкие облака. Солнце свободно просвечивало сквозь них и от облаков на луг падали быстро бегущие тени. И если бы не гул моторов и не острый запах бензина, - ничто бы не напоминало войну.

Юрка дотронулся рукой до густых черных волос цыганистого Семена и спросил:

- Когда на станцию?

Семен, по-узбекски подобрав под себя ноги, уселся на примятой траве, закурил. Запах бензина смешался с запахом крепкой махорки. На аэродроме взвыл мотор. Сейчас штурмовик выйдет на взлетную дорожку. Над соснами повиснет тусклая ракета - и пошел! Когда самолетный рев на миг оборвался, в небесной синеве вновь послышался чистый звон жаворонка.

- После обеда, - сказал Семен и посмотрел на часы. - А точнее - через полтора часа. Устраивает?

- Ага, - кивнул Юрка.

- Бабку проведать?-помолчав, спросил Семен.

- Ты знаешь, я совсем отсюда.

- Что так? - Семен быстро взглянул на Юрку и пилоткой смахнул с плеча черного кузнечика.

- Делать здесь больше нечего, - неуверенно сказал Юрка. - А потом…

- Что потом?

Юрка сорвал крупный стебелек кислицы и стал жевать. Во рту стало кисло, но он жевал, пока скулы не свело.