Николай Николаевич уже привык, что каждый пустяк приводит атомиста в возбужденное состояние. Но, присмотревшись к лицу Биронта, к его рыжей взлохмаченной шевелюре, он понял, что на этот раз причина для волнения у того совсем особенная. Дектярев спрыгнул на пол, с хрустом потянулся, поежился.

— Что это мне как будто холодно?

— Идемте же!

Биронт увлек его за собой. Усевшись в кресло и взглянув на атомиста, Николай Николаевич прищурил один глаз.

— Ага, вспомнил, — он поднял палец, — вы сейчас вылитый Паганини. Только вы рыжий, а он был, кажется, брюнет.

— Оставьте в покое своего Паганини! Извольте взглянуть на приборы.

— Откуда это все-таки дует?

Теперь геолог явственно ощутил на своем затылке прикосновение прохладной струйки воздуха. Стало быть, это было не только сновидением.

— Мы вошли в зону К-захвата электронов.

— Что? В четвертую геосферу?

Нить глубиномера перешагнула внушительное число «1200». Давление приблизилось к восьмидесяти миллионам атмосфер.

— Ах, зангезур-занзибар, — пробормотал Дектярев, — так действительно можно проспать все на свете. А вы, значит, бодрствовали?

— Нет, меня разбудил холод. Я замерз под своим одеялом.

— Наверное, что-то стряслось с охладительной системой.

— Не думаю.

— Почему?

— Потому, что моя теория переохлаждения дает более простой и ясный ответ. Смотрите. Подземоход движется среди особенно плотного потока мезонов и позитронов. Давление давно расправилось с молекулами, как до того уничтожило ваши ультракристаллы.

— Почему именно мои?

— Не перебивайте, пожалуйста! Именно с вашими кристаллами. А теперь оно деформирует электронные оболочки, переводит вещество в его пятое состояние. Химические элементы теряют свои валентности, становятся инертными.

— Ну, ну, понимаю, дорогой Валентин Макарович. Электроны вынуждены перескакивать с внешних орбит на внутренние, и кое-кто из них оказывается на К-орбите, самой близкой к ядру. И тогда возможен захват электрона ядром.

— Вы становитесь догадливым.

— Но позвольте, этот захват должен сопровождаться выделением энергии.

— Разумеется. Но какой энергии?

— Прежде всего тепловой.

— Учтите, при определенных условиях, когда атом имеет возможность разлететься вдребезги. А здесь все явления К-захвата идут в мощном панцире.

Приборы подтверждали слова Биронта. Простейшие химические соединения распались. Вокруг подземохода было вещество, состоящее из химически свободных элементов в их атомарном состоянии.

Наружная температура оставалась неизменной. Николай Николаевич сосредоточенно задвигал бровями. Температура должна расти — так требовала логика происходящих явлений. Насколько было известно Дектяреву, К-захват электронов вызывал распад ядра с одновременным выделением тепла. Во что же обращается энергия распада, если не в тепло?

— Я ничего не понимаю, Валентин Макарович, — откровенно признался геолог.

— Ну, если бы все было понятным, не пришлось бы выдумывать теорию переохлаждения, — Биронт с достоинством выпрямился, и Дектярев понял, что у атомиста уже готово объяснение. — Дело обстоит так: люди привыкли все виды энергии сводить к положительному эквиваленту тепла. Удобная осязаемая мера. Но что такое тепло? Это движение материальных частиц. А каких? Существующие термометры, даже наши полупроводниковые, реагируют на движение молекул, атомов, электронов. Какую же температуру замерит термометр, если прекратится движение молекул и атомов?

— Абсолютный нуль. Минус двести семьдесят три градуса.

— А если остановить и электроны?

Дектярев пожал плечами. Над таким вопросом задумываться ему не приходилось.

— Одно из двух, — ответил на свой вопрос Биронт, — либо произойдет термоядерный взрыв с выделением тепла, либо, если вещество не имеет возможности расшириться, температура его упадет значительно ниже абсолютного нуля, а выделение энергии произойдет в какой-то неизвестной нам форме.

— В какой же все-таки?

— Я думаю, в форме того самого излучения, которое мы наблюдаем.

Валентин Макарович снисходительно поглядывал на задумавшегося геолога. Он чувствовал себя победителем. Факты все решительнее подтверждали теорию переохлаждения.

— Какова же природа вашего излучения?

— Не знаю. Пока не знаю. Во всяком случае, это что-то среднее между магнитным полем и полем гравитации. Больше всего меня смущает направленность.

— Не приведет ли К-захват к падению положительной температуры? — забеспокоился Николай Николаевич.

— Все может случиться, все может случиться. Чувствуете, похолодало? То-то и оно.

Биронт торжествующе потирал руки.

— Действительно, — геолог поежился и оглянулся, словно надеялся увидеть, откуда исходит холод. — Мистика получается: с одной стороны вещество остается горячим, а с другой стороны оно уже холодное. Так быстрее можно рехнуться, чем от вибрации.

Будить других членов экипажа не стали. Ученые поудобнее устроились в креслах и принялись за наблюдения.

На всякий случай Вадим и Андрей проверили охладительную систему и лишний раз убедились в ее безотказной работе. Тем сильнее было недоумение и командира подземохода и механика, сначала веселое, потом тревожное.

Для охлаждения оболочки корпуса использовались свойства полупроводникового спая охлаждаться с одного конца и нагреваться с другого, когда через этот спай течет электрический ток. Внешняя оболочка играла роль того конца спая, который должен охлаждаться.

Система реле позволяла оградить корпус от теплового воздействия любой интенсивности и обеспечивала внутри подземохода заданную температуру воздуха.

Вадим начал было подтрунивать над Биронтом и над его пресловутой теорией переохлаждения. То, что было истиной для Валентина Макаровича, казалось, противоречило всякому здравому смыслу. Термоизмерители ясно показывали, правда, постоянную, но достаточно высокую температуру в недрах земли. Откуда же здесь взяться холоду?

Но по мере того как в кабинах становилось холоднее, у конструктора пропадала охота смеяться. Все-таки тут что-то было не так. Падение температуры в кабинах могло произойти только в двух случаях: либо при неисправности охладительной системы (что уже отпадало), либо при наличии за стенами минусовой температуры порядка семидесятиградусного мороза и ниже.

Да, факты подтверждали слова Биронта.

— Пусть будет переохлаждение, — сдался Вадим. — Для нас это не представляет опасности. Придется только изменить настройку реле-автоматов.

И подумал: «Нужно немедленно заняться наброской универсальной системы охлаждения. Каждый раз производить перенастройку — кустарщина».

Изменение регулировки отняло шесть часов. В кабинах потеплело, и у Дектярева отлегло от сердца. Он уже было насторожился в ожидании новой опасности.

Но спустя одиннадцать часов после перенастройки розовая нить термоизмерителя опять пришла в движение и, покинув отведенное ей постоянное деление «25», сместилась в сторону деления «24», сместилась совсем чуточку, на волос, не более, однако этого оказалось достаточно, чтобы приковать к себе пристальные взгляды экипажа.

Движение нити было безостановочным, и уже через неделю обитатели «ПВ-313» начали поеживаться от холода, хотя температура снизилась всего до плюс двадцати градусов.

Вадим и Андрей сделали вторичную перенастройку охладительной системы.

И еще на сутки в кабинах установилась нормальная комнатная температура. Но когда к возне с реле-автоматами пришлось прибегнуть и в третий и в четвертый раз, у Вадима заныло в груди, зашевелилось предчувствие новой надвигающейся беды.

— Давайте остановим подземоход, — посоветовал он Дектяреву. — Черт его знает, как сильно может упасть температура.

— Раз не знаем, — равнодушно ответил Дектярев, — так ради чего мы должны торчать на месте?

— Отчаянный вы человек, Николай Николаевич.

— Увы, нет, Вадим Сергеевич. У меня у самого душа в пятки уходит.