— Правда? А знаешь, я немного помню твою… как бы это выразиться… приемную мать. Ее внесли на носилках в родильное отделение вскоре после того, как туда же отправили Эстер. Светленькая такая, в пестром платье и жакете. Когда ее доставили, я находилась в коридоре, мне прямо там перевязывали руку. — Нора подняла бокал, посмотрела коктейль на свет, потом отпила глоток. — Не знаю, как бы я перенесла весь этот кошмар, если бы не фляжка виски, которую я предусмотрительно захватила с собой перед выездом, чтобы было за чем скоротать время в бирмингемской клинике, пока у сестры не закончатся роды. Так, периодически прикладываясь к горлышку своей «спасительницы», я и курсировала между двумя этажами: на верхнем Эстер, на нижнем Джордж. Потом из родильного отделения вышла акушерка и сообщила, что у моей сестры родилась девочка, но сама она в очень тяжелом состоянии, неизвестно, выживет ли. К тому времени я уже знала, что Джордж скончался.
Скоро начало светать, а на меня нашла какая-то апатия. Наверное, это была реакция на переживания той кошмарной ночи. Вдобавок фляжка быстро опустела. Я связалась по телефону с частной клиникой в Бирмингеме и вскоре за Эстер и ребенком прислали санитарный вертолет. Ожидая его прибытия, я попросила девушку-практикантку из родильного отделения — остальные врачи и медсестры всю ночь были заняты — принести мне все необходимые справки. Она отдала бумаги, и мы с ней отправились в палату новорожденных. Там девушка вынула ребенка из кроватки с табличкой, на которой значилась фамилия «Блэквуд». Оказалось, что младенца нужно перепеленать. Пока практикантка этим занималась, я присела в углу на стул — меня уже ноги не держали — и допила последний глоток виски. А тут слышу, как девчонка эта говорит: «Какой хорошенький у вас мальчик… Крепыш!».
Признаться, я как-то не сразу уловила смысл сказанного. Лишь потом, когда мы уже в вертолете летели, задумалась: почему это практикантка нашу малышку мальчиком назвала? Кое-как вынула одной рукой — на другой младенец у меня лежал — бумаги из сумки, прочла написанное. Все сходится: фамилия, женский пол и остальное. Почему же мальчик? И тут такая усталость на меня навалилась, такое отчаяние… Джордж умер, Эстер едва жива. Как выкарабкается, придется сообщить ей о смерти мужа. А тут вдобавок с младенцем недоразумение…
Потянулась я за фляжкой, но вспомнила, что там нет ни капли. Тогда я сунула бумаги поглубже в сумку, решив пока шума не поднимать. Пусть сначала Эстер выздоровеет. Потом вспомнила, что новорожденным на запястье бирку надевают, и принялась потихоньку сверток разворачивать. Кое-как до одной ручки добралась — к счастью, на ней бирка и оказалась — и даже развязала тесемку, но тут врач, прежде осматривавший Эстер, взял у меня ребенка. Так бирка в одеяльце и осталась. Она до сих пор у моей сестры хранится. Эстер думает, что в сумятице, которая царила в тот жуткий день в хэмпстерской больнице, кто-то что-то напутал и указал на бирке неправильные данные. Ей до сих пор невдомек, что на самом деле подменили младенцев. — Нора умолкла, задумчиво вертя в руке бокал. — Чего я никак не пойму, так это почему Мэнди не стала разыскивать своего ребенка.
— Потому что боялась вызвать гнев мужа, — грустно усмехнулась Дженни. Вкратце передав рассказ Мэнди, она спросила: — А зачем вам понадобилось разыскивать меня по прошествии стольких лет?
— Потому что эта история всю жизнь не дает мне покоя. И из-за Эстер, конечно. Сначала я не хотела волновать выздоравливающую сестру, а потом оказалось поздно. Но в последнее время с Эстер творится что-то странное. Ее словно точит изнутри какой-то червь. Порой она бывает невыносима… — Нора потерла лоб пальцами. — Я говорила, что во время катастрофы пострадало ее лицо?
Дженни кивнула.
— Так вот, шрамы на лбу и скуле не только сильно удручали ее, но иногда просто приводили в ярость, — продолжала Нора. — Разумеется, на месте Эстер любая женщина не находила бы себе покоя, так что я не могу ее осуждать. Началась серия пластических операций. Когда хирурги привели лицо Эстер в нормальный вид, она надолго успокоилась. На добрый десяток лет. Но, когда начали проявляться первые признаки возрастных изменений, Эстер снова потеряла покой. Догадываюсь, чего ей хочется: остаться вечно молодой. Сколько новомодных диет она перепробовала, не счесть! — Нора сокрушенно покачала головой. — Мне самой нравится хорошо выглядеть, но для Эстер это словно наваждение, просто идея фикс, да и только. Постепенно все свелось к тому, что большую часть времени она стала проводить в дорогих косметологических клиниках. Но каждый раз результат удовлетворял ее лишь на некоторое время. Несколько месяцев, в лучшем случае полгода — и все начиналось сначала. Недавно Эстер объявила, что снова готовится к многоступенчатой операции. Липосакция, подтяжка кожи на лице, коррекция формы груди, ягодиц, чего-то еще. Плюс гормональная терапия. Все бы ничего — если Эстер готова терпеть подобные мучения, так тому и быть, — но год назад у нее определили начальную стадию диабета. — Нора взглянула на Дженни. — Ты медик, так что не мне тебе объяснять, чем грозит подобный диагноз при хирургическом вмешательстве.
— Затянется заживление в местах разрезов, — сказала Дженни. — Возможны осложнения и даже… летальный исход.
— Об этом я ей и толкую! — в сердцах произнесла Нора. — Но достучаться до Эстер невозможно. Если уж ей что втемяшится, не успокоится, пока не добьется своего. Сейчас она абсолютно глуха к доводам здравого рассудка. Я даже советовалась по этому поводу со своим психологом. Он сказал, что в подобной ситуации требуется переключение внимания, а в некоторых случаях даже сильная эмоциональная встряска. Тогда-то я и решила, что настало время восстановить статус-кво. И заодно обеспечить Эстер эту самую встряску.
— С моей помощью? — спросила Дженни.
— Дорогая, тебе давно пора вернуться домой. Поверь, порой я не спала ночами, мучаясь мыслью о своем проявленном много лет назад малодушии. Такая путаница из-за меня получилась… Разумеется, Дейв очень милый мальчик, я его очень люблю, но твое место в Блэквуд-холле! — Нора взволнованно взмахнула бокалом, едва не расплескав его содержимое.
— Дейв?
— Сын м-моей сестры. — Язык Норы уже слегка заплетался. — Он же ребенок Фила и Мэнди Прайс. Ты с ним скоро познакомишься.
Некоторое время Дженни растерянно молчала.
— Но как же… Я вдруг явлюсь ни с того ни с сего… Ведь Дейв считает себя сыном Эстер!
Нора махнула рукой.
— Никто не собирается его ни в чем ущемлять. Парень будет жить, как и прежде. Зато в остальном все станет на свои места. Ты вернешься в Блэквуд-холл, у Эстер появится дочь, — что, надеюсь, избавит ее от крена в мозгах! — а я таким образом исправлю давнюю ошибку.
— А как же Фил? — взволнованно произнесла Дженни.
Нора повела бровью.
— Что Фил? У него давно своя жизнь. Я видела его рыжую пассию. Как бы то ни было, Фил ничего не потеряет. А может, даже приобретет. Но уж это будет зависеть от Дейва…
— Вижу, вам все о нас известно, — усмехнулась Дженни.
— Это заслуга нанятого мною частного агента. Он откопал старые журналы хэмпстерской больницы, нашел в них записи о рожденных в ту злополучную ночь младенцах, которых, кстати, оказалось трое, ну и вообще проделал колоссальную работу, пока не обнаружил твоего нынешнего местопребывания. — Нора удовлетворенно улыбнулась. — Зато когда я увидела сделанные агентом снимки, то сразу поняла, что не напрасно плачу ему деньги. На фото ты вылитая Эстер в юности. Просто удивительно! В общем, детка, сдавай экзамены, а потом собирайся и…
— Нет! — испуганно воскликнула Дженни, которой все меньше нравилось то, к чему клонит Нора.
— Нет?
— Поймите, я не могу в одно мгновение отказаться от привычной жизни, — произнесла Дженни почти умоляюще. — У меня свои планы, и вообще… Я сочувствую Эстер, но…
— Она твоя мать! — с нажимом произнесла Нора. — Кроме того, как прямой потомок рода Блэквудов, ты несешь некоторые обязательства. Впрочем, — смягчилась она, — все это потом. Понимаю, тебя ошеломил мой рассказ, ты должна все обдумать, привыкнуть к новому положению и все такое прочее… Но возвращения в Блэквуд-холл тебе не миновать, детка, так и знай! Я все равно разыскала бы тебя, даже если бы не существовало проблем с Эстер. Негоже высокородной леди всю жизнь обретаться среди людей более низкого происхождения. Нет-нет! — замахала Нора свободной рукой, предупреждая возражения. — Я ничего не имею против твоих друзей и подруг… но положение обязывает, знаешь ли! — не без пафоса произнесла она. — Горизонты обычной медсестры гораздо уже, чем у девушки из знатной семьи. Скоро ты сама это поймешь.