— Да-а, — горько протянул Альбер. — Смотри-ка, у Шарля сияет физиономия.

Он отодвинул свой стул, чтобы дать Бришо возможность пройти на место и усесться. Тот сел скромно, но все же ожидая аплодисментов, словно артист, который только что сделал тройное сальто без лонжи.

— Я звонил в «Пари суар», — сообщил он и смолк. Вынул, сигарету. Альбер пододвинул ему пепельницу. — Спросил, не знают ли они случайно, где Дюамель провел новогодний вечер…

— И они знали, — сказал Лелак.

— И они знали, — ухмыльнулся Бришо. — Ну, как ты думаешь, где?.

— У главного редактора Лафронда, — флегматично ответил Альбер. По лицу Шарля он понял, что угадал. — Ну и что?.

— Лафронда не было в редакции, но я разговаривал с его секретаршей. Она тоже присутствовала на том вечере. Сказала, что собралось человек сорок — руководители отделов, ведущие сотрудники и их близкие. Дюамель пришел один. — Бришо вздохнул, — Секретарша сказала, что понятия не имеет, с кем встретился там Дюамель, но, по-моему, она врет.

— Почему?

— Говорит, что народу было много, и она не следила за Дюамелем, с которым у нее были не особенно хорошие отношения. — Он удовлетворенно откинулся, словно выбросил неопровержимый довод. — Не понимаешь? Не разбираешься ты в женщинах! Возможно, у нее и не было хороших отношений с Дюамелем. Возможно, они даже не разговаривали. Но просто быть не может, чтобы она не заметила, кого подцепил Дюамель. — По самодовольному тону Бришо чувствовалось, что он думает: уж кто-кто, а он-то в женщинах разбирается. — Дюамель в новогодний вечер подцепил либо саму секретаршу, либо ее подругу, либо того, кого малютка боится.

— Либо никого. И просто пил с приятелями.

Бришо отмахнулся. Вытащил из-под стула такой же кейс, какие были у адвокатов, и открыл его.

— Мадемуазель Житон… Посмотрим, всегда ли она была в плохих отношениях с Дюамелем… Он начал медленно перелистывать пачку писем, разглядывая подписи. Буасси с завистью смотрел на письма, словно женщины — все до одной красивые, пышнотелые — дефилировали перед ним, вылезая из кейса… Альбер задумался над тем, какую реплику бросить Шарлю, который таскает с собой письма Дюамеля явно для того, чтобы поучиться у покойника. — Мадемуазель Житон… Сюзанна Житон… 1984 год, номер шестой.

Бришо сложил письмо.

— Понятно вам?

— Это ты у нас разбираешься в женщинах.

— Да. — Шарль принял это с полнейшей серьезностью. — Но я не знаю Дюамеля. Что он мог сказать женщине?

— «Ты эгоистичен, жесток и нахрапист. Может, именно это в тебе и нравится», — повторил Альбер и покачал головой.

— Ну, внешне-то он не мог ей нравиться, — сказал Бришо. — Урод хуже некуда.

— А эгоизм и жестокость нравились, — повысил голос Альбер.

— Да-а, — протянул специалист по женским душам. — Это им нравится. И после всего она не постеснялась сказать мне, что не заметила, с кем был Дюамель!

— Может, с ней, — предположил Буасси. — Может, снова сошлись.

Шарль даже не услышал.

— Он был либо с ее подругой, либо с кем-то, кого она боится… с ее начальницей…

— Ее шеф мужчина. Главный редактор Лафронд, — бросил Альбер.

— С женой шефа… — продолжал Бришо. — Если Дюамель подцепил в новогоднюю ночь жену Лафронда, тогда понятно, почему мадемуазель Житон ничего не видела. Понятно и то, почему исчезло письмо от первого номера за этот год. Главный редактор похитил его у нас из-под носа.

— То есть господин Лафронд может быть убийцей.

Буасси временами забывался и своими выводами хотел поразить друзей. Шарль по привычке был тактичен. Он сделал вид, будто раздумывает над тем, что сказал Буасси.

— Лафронд не знал о письмах. Он так же удивился, когда их нашли, как и мы. Лафронд мог прийти в субботу в полночь к Дюамелю, тот, естественно, впустил его. Лафронд напал на Дюамеля, забил его до смерти и убежал. Ему и в голову не пришло порыться в ящиках.

Альбер качал головой.

— Уж не думаешь ли ты, что этот тощий, хилый… — он смолк.

Трудно сказать, что в ком таится. Вот его друг, Жак, дай бог, если в нем кило шестьдесят, но весь он словно из стальных пружин. Преступник не мог быть очень сильным человеком. Гигант с руками-кувалдами в два-три удара покончил бы с Дюамелем. Или одним, если бы сразу попал в наиболее уязвимое место. Бришо торжествующе улыбался.

— Скажешь что-нибудь поинтереснее? Не нравится, поищи другую версию.

— Да-а, — сказал Альбер.. — Думаю, придется поискать.

И он позволил Шарлю расплатиться.

На первый взгляд протокол был хорош, при первом чтении расследование казалось основательным.

Гастон Параж умер на лионском шоссе. Мужчина, ехавший следом за ним в маленьком «Рено-пятерке», крестьянин, косивший поблизости, и девушка, которая путешествовала автостопом, видели, как это случилось. Велосипед начал вилять, въехал на противоположную полосу, затем Параж вырулил обратно. Автомобилист, собравшийся было в этот момент его обогнать, сразу затормозил. Параж замедлил ход, почти остановился, но сойти с седла уже не мог. Опрокинулся навзничь и больше не шевельнулся.

Жандармы, производившие осмотр места происшествия, установили, что несчастного случая не было, Паража не столкнуло машиной, камней в него никто не бросал, в велосипеде никаких дефектов не обнаружили.

Вскрытие установило, что велосипедист был трезв, но вот в крови у него нашли амфетамин.

Параж не был известным спортсменом. Родители Гастона даже не знали, что он занимается велосипедным спортом, а подругу его это вообще не интересовало. Он работал на химико-фармацевтическом заводе «Фармацит» подсобным рабочим, якобы собирался продолжать учебу.

Да, при первом чтении работа производила впечатление добросовестной. И все-таки Альберу что-то не нравилось. Он снова пробежал бумаги. Лелак понятия не имел, что означает «наличие амфетамина в крови» велосипедиста. Поборов неприятное чувство, просмотрел фотографии. У обочины шоссе лежал худой усатый мужчина. В черных до колен велосипедных трусах, в куртке от спортивного костюма, на руках перчатки без пальцев. Изящная гоночная машина.

Гастон Параж, родился в 1953 году…

— Эй!

Буасси поднял голову от газеты и недоуменно уставился на сунутые ему под нос фотографии.

— Взгляни на этот велосипед!

— Гм… Скоростной «пежо». Я видел рекламу. Он стоит больше, чем твоя четырехлетняя развалюха.

— Гм…

— Что тебе не нравится?

— Этому типу тридцать два. И он вдруг захотел стать знаменитостью?

Буасси отмахнулся.

— В таком возрасте уже уходят из спорта. А с чего ты взял, будто он захотел стать знаменитостью? Ты ведь бегаешь и даже заставляешь своего чокнутого друга Жака избивать себя по вечерам. А Гастон Параж ездил на велосипеде…

— Да-а. Возможно. — Альбер задумался. — С какой-то пакостью в крови поразмялся немного на безумно дорогой машине для профессионалов и в результате этого околел.

Буасси пожал плечами, продолжая читать газету. Альбер, балансируя карандашом, пытался удержать его на кончике пальца.

— Я хотел бы сходить на квартиру Дюамеля. Посмотреть его картотеку

— Сходи.

— Квартира опечатана.

— Попроси разрешения.

— Шефа нет.

— Зато есть Шарль. Он достанет.

На мгновение в Альбере шевельнулось желание выбить из-под Буасси стул. Станет он просить разрешение у Бришо!

Театр «Кабаре» находился на улице де Розьер, неподалеку от станции метро.