– Нет, Оуэйн будет играть в прятки! – чуть не плача потребовал мальчик и ловко схватил сестру за руку.

Элейн опять выглянула из-за угла. Часть гостей направлялась прямо к деревянной лестнице, ведущей в тронный зал дворца. Рядом с ними она увидела обеих нянь. Одна укачивала на своих руках маленького Ливелина, а другая металась в поисках драгоценной пропажи – Оуэйна.

– Иди к няне, Оуэйн, сейчас же! – Элейн резко вытолкнула брата из своего укрытия.

Оуэйн издал пронзительный вопль, и Элейн заметила, что Эинион остановился. Старик глянул точно в ее сторону, и Элейн вжалась обратно, в сумрак своего убежища.

– Не шуми, пожалуйста, Оуэйн! – прошептала она, стараясь затаить дыхание, однако ребенок, несмотря на ее уговоры, громко плакал. Затем в их стороны повернулись еще две головы. Подошли няни и успокоили малыша. Эинион куда-то исчез.

Элейн немного успокоилась, когда увидела, как старик поднимается по лестнице вместе со своими спутниками, а затем исчезает за темной дверью залы.

Он ждал ее за ужином, где собрались все гости.

– Подойди. – Он протянул к Элейн руку. – Я привез письмо от твоего отца.

– Нет! – Покачав отрицательно головой, она отошла назад. Сердце ее от страха готово было вырваться из груди.

– Ты не должна меня бояться, Элейн, я твой друг. – Он достал из-под плаща свернутое письмо и протянул ей. – Я привез письма и для лорда Граффида.

Девочка опасливо взяла письмо.

– У тебя больше не было никаких видений, малышка? – Он улыбнулся.

Она яростно покачала головой, чувствуя на своем лице его пронзительный взгляд.

– Если ты все же что-то видела, расскажи мне. Не пытайся понять это сама. Я понимаю их. – Его голос был ласковым, убеждающим. – Ты избранная, Элейн. Не надо противиться своему дару!

Больше он ей ничего не сказал. Старик больше не предпринимал никаких попыток остаться с ней наедине.

Деганнви. Декабрь 1229

Проходили недели, а с ними и месяцы. Элейн понемногу успокаивалась, убеждая себя, что она наконец-то в безопасности. И когда вновь случилось видение, это было для нее неожиданностью. Падал первый снег, не долетая до земли, он таял, превращаясь в грязь. С залива дул очень холодный ветер; большинство обитателей замка собрались возле зажженного посередине залы камина. В комнате нянь Ронвен и Элейн помогали шить новые платья для мальчиков, которые росли не по дням, а по часам. Уставшая Элейн положила рукоделие и встала; она ужасно замерзла после нескольких часов неподвижного сидения. Она подошла к огню; наблюдая за языками красного пламени, Элейн ощутила, как по ее замерзшему телу разливалось тепло.

Камин был чисто вымыт, поэтому для нее не составило огромного труда рассмотреть каждую черточку на его поверхности. Она слышала, как трещат и повизгивают щепки и кора, передавая огонь поленьям и веткам ясеня, лежавшим в камине. Элейн протянула руки поближе к пламени, зачарованно наблюдая за самой сердцевиной огня.

Там, спиной к ней, стоял мужчина. Она видела его широкие плечи под белой рубашкой. Запястья его были схвачены веревкой, а другая веревка, затянутая петлей, лежала у него на шее. Элейн наклонилась вперед, стараясь разглядеть его лицо, однако картинка исчезла.

Ронвен посмотрела на девочку; та выглядела растерянной.

– Элейн, – резко спросила она, – что ты там увидела?

Элейн стиснула зубы и сжала кулаки.

– Ничего. Уж больно хорошо горит. Тепло. Вот и все… – Она отвернулась от огня и подошла к остальным. Девочка ничего не хотела говорить Ронвен, так как знала: женщина все расскажет Эиниону. Больше она никогда и никому не расскажет о своих видениях.

Когда снег укрыл весь внутренний дворик замка и дороги занесло толстым слоем, Элейн стала меньше бояться внезапного возвращения Эиниона.

Однажды Элейн чуть было не открылась брату. Как-то вечером они стояли на башне, наблюдая, как над туманным берегом садится солнце. Перед ними понемногу исчезали во мгле нечеткие очертания гор и холмов Энглси.

– Тебе нравится Эинион Гвеледидд? – спросила Элейн у брата, не отрывая глаз от красивых далей.

– Он один из старейших бардов отца. Долгое временя он был у него судьей. – Граффид поднес пальцы ко рту, чтобы немного согреть их.

– Но он тебе нравится? – настаивала Элейн.

Граффид немного поразмыслил.

– Он не из тех людей, которые могут понравиться тебе, – сказал он осторожно. – Он слишком суров. Поговаривают, будто он исповедует старую веру жителей гор. Поэтому многие его боятся, они верят, что он обладает волшебной силой.

– А ты в это веришь? – Элейн крепче ухватилась за каменное ограждение.

Граффид рассмеялся.

– Я полагаю, каждый верит в волшебство, но старой веры держатся не все. Христос покончил с этим. А почему ты об этом спрашиваешь, милая? Разве он тебя чем-нибудь напугал? – И он испытующе взглянул на сестру.

– Нет, конечно, нет. Я просто хотела узнать, когда он приедет сюда. Он кажется мне таким строгим. – Она поджала губы. – Что написал тебе папа в письме, которое принес Эинион? – спросила Элейн, пытаясь изменить тему разговора; на протяжении многих месяцев после визита старика Граффид никогда не упоминал о письме отца в ее присутствии.

– Ах да, письмо, – неохотно сказал он. – Отец пишет, что любит меня. А еще что он и Даффид думают, будто бы мне лучше находиться здесь, чем рядом с ними. Интересно, что Даффид еще придумает!

– Я хочу, чтобы вы были друзьями, Граффид! – Элейн с нежностью посмотрела на него.

– Боюсь, Элейн, что это невозможно. Невозможно до тех пор, пока Даффид захватил и удерживает мое место рядом с отцом! – Лицо его осветила мрачноватая улыбка.

Она отошла от брата и прислонилась к каменной стене, наблюдая за тонувшими во мгле горами, – это все, что еще было видно после захода солнца. Эта башня, стоявшая на самом дальнем берегу аббатства Аберконви и увенчанная христианским крестом, теперь пряталась в тонкой дымке облаков. Элейн сильнее завернулась в накидку.

– Как долго я могу здесь оставаться? – спросила она.

Граффид снова скорчил смешную гримасу.

– Думаю, столько, сколько захочется отцу. Думаю, он надеется на то, что Сенена сможет сделать из тебя леди.

– Правда, странно, что ты хочешь уехать отсюда, а я хочу остаться? – Элейн сделала вид, что не заметила его усмешки.

Здесь был совсем другой мир: безопасный, как будто сидишь в коконе. Здесь она была далеко от Эиниона, от замка Абер, далека от мыслей о замужестве. Здесь ее не могло потревожить ничто, кроме ее видений.

На протяжении последних нескольких месяцев ее снова и снова посещало одно видение. Элейн видела сон, который снился ей с самого раннего детства, однако теперь она его видела отчетливо и могла вспомнить каждую деталь. Ей снился высокий мужчина с ярко-рыжими волосами и зеленовато-голубыми глазами, который всегда ласково ей улыбался; мужчина, которого она знала, но имя которого было для нее тайной. Он был примерно такого же возраста, как и ее отец, но чувства, которые испытывала Элейн к нему, были совсем не такими, как те, которые она испытывала к отцу. Лежа ночью в постели спиной к Лунед, Элейн старалась вновь и вновь вызвать этот свой сон.

– Как ужасно жить в неволе, Элейн! – сказал Граффид, посмотрев на сестру. – Ты не понимаешь. Ты женщина. У тебя никогда не будет свободы, моя дорогая. Тобой всегда будут управлять отец или муж. Для мужчины свобода – это совсем другое. Мужчина должен быть свободен! – Он не сумел скрыть разочарования в голосе.

Никогда не иметь свободы, всегда действовать по чьей-либо указке? Жизнь женщины – это будущее, которое пугало ее. Но именно об этом Элейн никогда не задумывалась. Теперь она осознала таящуюся в потайных уголках разума эту угрозу, всю полноту своего бесправного положения, всю тяжесть того, что она станет женой лорда Хантингтона.

– Сэр Уильям де Броуз понимает, что я имею в виду. – Граффид вздохнул, не заметив, что его сестра внезапно умолкла. – Он знает, что он всего лишь заключенный, даже если к нему относятся как к гостю.