Опытный маклер Гогенштауфен оказался плохим сыщиком. Иначе бы он понял, что человек не может пропасть совершенно безследно. Кто-то его обязательно будет искать. Тем более - если этот человек известен в обществе.

А известность Иоанна возросла настолько, что он уже не вмещался в рамки частного лица. Человек, проповедующий идею отличную от идеи другого человека - враг ему. Человек, проповедующий идеологию отличную от идеологии власти - враг власти. Однако, в этом мире, - где функции армии выполняла Пропаганда, а функции прокуратуры - Публичное осуждение, - не так просто было устранить противника - даже и официальной власти; поскольку адвокатом здесь выступал сам обвиняемый, а судом присяжных являлось Общественное мнение.

Таким образом, все частные конфликты здесь решались просто. Любой любого мог обвинить публично. Однако, презумпция невиновности обвиняемого налагала более высокую ответственность на обвинителя. И если обвинителю удавалось доказать Общественному мнению вину обвиняемого - обвиняемый должен был компенсировать нанесённый ущерб обвинителю. В противном случае, это должен был сделать сам обвинитель в отношении обвиняемого. К рассмотрению же принимались только обвинения в насилии или угрозе насилия над личностью. При этом тщательно определялась мера наказания, поскольку при её превышении насилие могло совершиться над самим обвиняемым...

Увидев в центре Лобного места Иоанна, Гогенштауфен сразу понял - что обвиняемый: Иоанн.

По множеству слухов о деятельности Иоанна Гогенштауфен знал, что не обвинения но похвалы достойны действия Иоанна. И он с интересом искал глазами безумца, который решился обвинять Иоанна.

Случай оказался безпрецедентным. Обвинителей было трое. Священник Иосиф обвинял Иоанна в том, что он заразил его тело неизлечимой болезнью. В качестве доказательства он предлагал медицинскую справку о наличии у него болезни и показания двух свидетелей. Родственники пожилого мужчины обвиняли Иоанна в том, что он повредил их отцу и деду память - и тот теперь не признаёт их и отказывает им в наследстве. В качестве доказательства они приводили и тот факт, - что нажитые им за жизнь средства, которые он накапливал и берёг - он раздаёт теперь всем, кто просит. И, наконец, одна из женщин (под смех присутствующих) заявляла, что Иоанн своими проповедями внушил ей порочность - вследствие чего она изменила мужу с другим и была им (мужем) бита. При этом, задирая юбку, она норовила показать синяки от побоев в качестве доказательства.

Иоанн стоял молча. И, казалось, был совершенно равнодушен ко всему происходящему.

_ Почему он молчит? _ дёргала за руку Гогенштауфена Магдалина. _ Ведь это всё - бредни сумасшедших.

_ Всё не так просто, _ задумчиво проговорил Гогенштауфен. _ Пойдём, нас ждут. По дороге я тебе расскажу - в чём тут дело.

Уже в машине Гогенштауфен неожиданно разразился грубой бранью.

Пропустив брань мимо ушей, Магдалина, подражая грубому тону Гогенштауфена, резко проговорила.

_ Что случилось? Ты мне можешь объяснить членораздельно? Или мне это, как агенту по особо важным поручениям, тоже не положено знать?

_ Объявлена "охота на ведьм". Я чувствовал, что дело кончится этим. Мне нужно было разыскать его самому, или прибегнуть к услугам полиции. А я передоверился своим фраерам, - которые перепотрошили все мастерские и салоны богемы - а нищие кварталы выпустили из виду. Что ему было делать среди душевной роскоши богемы? Нищие духом - вот его слушатели; изгнанные за правду - вот его последователи...

_ Не гони так машину, _ робко попросила Магдалина, _ и не злись. Злостью ведь правде не поможешь... Что с ним теперь будет?

_ Если он отказывается защищаться - ему дадут три дня срока, - в течение которых должен найтись кто-то, кто возьмёт на себя его защиту. В противном случае, через три дня ему вынесут Общественное обвинение в насилии над сущностью человека.

_ Но ведь это неправда. Он не мог... _ на глазах Магдалины опять появились слёзы. _ Но почему он молчит?

_ Я же говорю, _ ожесточившись, говорил Гогенштауфен, выплёскивая из себя ненависть и безсилие. _ Объявлена "охота на ведьм"... Мы проповедовали всеобщую талантливость и всеобщее духовное благоденствие, и душевное здоровье, и даже безсмертие. А люди умирали - с неверием ни во что, даже в Бога; и вместе с ними умирала часть всеобщей духовности... И этот человек заговорил об этом... 80% подлинного таланта угасает - не раскрывшись; а 20% находится в услужении у кучки бездарностей. На фоне всеобщей духовной нищеты эта кучка, не по праву именующая себя Талантами и Гениями, живёт в роскоши... С тех пор, как я стал директором филиала Международной фирмы и увидел мир своими глазами - я многое понял... Ты думаешь... Гогенштауфен - торгаш и жулик. А Гогенштауфен - поэт и романтик; имеющий головокружительную идею: создать благоприятную финансовую почву для прорастания тех 80% подлинного таланта, которые не склоняются перед сытой бездарностью. Ведь большинству из них не хватает одного-двух душевных качеств, - например - упорства или коммерческой предприимчивости, или умения сосредотачиваться... А этот безумец выскользнул из моих рук не готовым к борьбе... Я подослал к нему рыцарей Ордена Архангелов "Церкви Апостольского Крещения". Они могли бы защитить его от Антипатра и Академии, но он оказался максималистом. Он обвинил их в гордыне и ещё в чём-то. Он оттолкнул от себя, поверивших в него, - сказав - что не в нём, а в себе они должны искать Бога.

Магдалина слушала всё это затаив дыхание. Слёзы то-и-дело подступали к её глазам, но она не могла плакать. Наконец, не выдержав, она проговорила.

_ Что ты сделал со мной. Я даже расплакаться не могу...

Но машина уже подъезжала к особняку герцога Светослава, и Гогенштауфен успел только парировать её слова.

_ Слезами делу не поможешь. Да и не такая уж это большая плата за молодость. Или, может быть, я не прав?

_ Прав, прав, _ смирительно проговорила Магдалина. _ Ты как всегда прав.

Дуга 50.

Подрулив к стоянке (где стояли машины всевозможных марок, среди которых особенно выделялся серебристый с золотой окантовкой "Роллс Ройс" герцога), Гогенштауфен припарковал свой "Бентли" на свободное место и заглушил двигатель.

Выйдя из машины, Магдалина обвела взглядом роскошный особняк герцога, - находящийся в глубине усадьбы, где, казалось, время остановилось на отметке - "без пяти минут Великая Резолюция". Впрочем, ничего удивительного. Прав был Экклезиаст, говоря: "...и возвращается ветер на круги свои". Обежав эпохальный цикл, стрелка опять оказалась у этой отметины.

Сегодня был будний день. Утренние визиты подходили к концу. И Магдалине, которую озадаченный и помрачневший Гогенштауфен тащил по какой-то крытой галерее, - казалось, в самый центр чего-то для неё непостижимого, - то-и-дело попадались спешащие к выходу люди. Некоторые из них были довольно приличны и приятны; другие же были довольно неприличны и неприятны, и даже омерзительны.

_ Кто эти люди? _ едва поспевая за Гогенштауфеном, спрашивала Магдалина.

Но Гогенштауфен только отмахнулся от неё.

_ Меньше спрашивай. Здесь это не принято. И потом... я хорошо знаю герцога. Он вызвал тебя не случайно. Скорее всего, он тебе что-то предложит, _ Гогенштауфен не смог скрыть от Магдалины безсильную досаду. _ При этом, возможно, он будет очень настойчив.

_ Но я не хочу, _ остановилась вдруг Магдалина.

_ Пойдём-пойдём, _ нетерпеливо проговорил Гогенштауфен, увлекая её вверх по лестнице. _ И потом, ты же ещё не знаешь - что предложит тебе герцог. Это во-первых. А во-вторых, чтобы не предложил герцог, - это в девяносто случаях из ста гораздо значительнее того, что могу предложить тебе я. Я - всего лишь: Талант и номинальный маркграф; а он - Гений и владетельный герцог...

_ Ты продаёшь меня, Пётр? _ став вдруг серьёзной и побледнев, проговорила Магдалина.