В Петербурге было составлено и послано военному министру донесение о таком крупном злоупотреблении, в допуске которого обвиняли войсковое правление, которое в действительности в этом деле не сделало ничего противозаконного.

В ответ было получено отношение бывшего департамента военных поселений, в котором тогда сосредоточены были дела казачьих войск, направить настоящее дело к законному производству и вместе с тем передано приказание военного министра, графа Чернышева, обратить внимание на то, «благонадежен»-ли состав членов войскового правления «для исполнения лежащих на нем обязанностей»?

Бумага департамента военных поселений была прислана в Оренбург, где должность военного губернатора, за отсутствием Обручева, исправлял генерал-лейтенант Толмачев. Он назначил следствие, для производства которого избраны были командир 1-го Оренбургского казачьего полка полковник Берг и старший адъютант корпусного штаба капитан Михайлов. В переписке прошла половина срочного по контракту времени. Корин сполна получал контрактную плату и сам удовлетворял нанятых почтарей. Негласные компанионы Корина, предвидя возможность потерять вложенный в дело капитал, получили в начале своиденьги, которые им были возвращены из прибыли первого года, и таким образом вышли из дела без потери, но и без пользы, а Корин остался единственным хозяином и собственником предприятия.

Следствие велось в рамках предварительного дознания и тоже ничего не открыло. Сначала оно велось горячо и скоро, а потом за справками затянулось. Наступила страшная и повсеместная в крае холера 1848 г. Корин умер, а за ним и правитель канцелярии военного губернатора Лебедев, и дело потеряло свой острый характер. Военного губернатора занимали меры к прекращению холеры, которая начала ослабевать с сентября. В ноябре наказный атаман представил Обручеву произведенное следствие.

Обвинение основывалось совершенно на другом, чем в начале, где стояло на первом месте лицо дежурного штаб-офицера, как начальника, заключившего сделку с казаками, ему подчиненными и видимо им стесненными; но следствием ничего подобного не было найдено. Тогда остановились на другом. Почтовыми правилами передача станций дозволяется с разрешения почтового начальства и за ту же плату, какую получает сам содержатель. Но и здесь прямого нарушения не было сделано. Корин передачу станций сделал на многих местах без всяких письменных условий и оставил за собою ответственность в случае потери почты в пути ямщиками. Дело было представлено военному министру с обвинением Корина по последнему обстоятельству и войскового правления в допущении такого незаконного действия и за это Обручев полагал отнести расход по производству следствия на виновных. Из военного министерства дело, кажется, передавалось на заключение главного почтового начальства и в переписке прошел почти весь контрактный срок. Все это кончилось тем, что чины войскового правления, т. е. ассесоры и дьяк, заплатили сделанный расход.

Обручев имел еще крупное столкновение с наказным атаманом Уральского войска, генералом Геке, им же назначенным на этот пост. Геке отказался исполнить приказание военного губернатора, которому он обязан был безусловно подчиняться, по упорядочению почтовой части в войске и за это получил выговор военного министра.

Генерал Геке, прибывший в Оренбург в свите военного губернатора Сухтелена, во все время служения здесь пользовался общим вниманием и был любим подчиненными. Отдельною самостоятельною частью он не заведывал, состоя чиновником особых поручений при Сухтелене и Перовском при первом его управления краем. С изданием 12 декабря 1840 г. положения об Оренбургском казачьем войске получил назначение на должность начальника штаба; эту должность он занимал долгое время и приобрел расположение и любовь казаков своею справедливостью и уменьем вести войсковые дела. Жил он холостым почти во все время служения, а в 1845 г. женился в Москве и завел семейные связи с Обручевыми, и как говорили, жена последнего Матильда Петровна благоволила к своему сородичу, как к немцу, и с выходом наказного атамана полковникова Кожевникова в отставку Геке был назначен в Уральск наказным атаманом. Тогда многие несочувственно относились к этому назначению, особенно простые казаки, которые привыкли видеть атаманов из своей среды, а тут к ним назначили немца и лютеранина. Перовский во второе управление краем в назначении Геке видел крупную ошибку.

В 1845 г. приехал в Оренбург вновь назначенный на место тайного советника Генса[22] председатель пограничной комиссии генерал-майор Ладыженский, из офицеров генерального штаба, бывший в Китае и знакомый с инородцами Сибири, где в последнее время он служил председателем Тобольского общего губернского управления. Русский по рождению и православный по вере Михаил Васильевич привез с собою поляков, вероятно, служивших с ним в Сибири, а они в свою очередь вызвали своих сородичей из западных губерний, и канцелярия комиссии обратилась в польское учреждение, где чиновники говорили между собою по-польски, а русская речь была на втором плане. Поляки, при благосклонном расположении начальника, сумели занять лучшие места, часть их осталась навсегда в крае, устроившись выгодною женитьбою на богатых купеческих дочерях.

Дионисий Жуковский, служивший в комиссии на низсших должностях, не выше столоначальника, получил наконец место попечителя прилинейных киргиз, в Троицке женился на дочери золотопромышленника Бакакина, превратился в богатого человека и, выйдя потом в отставку, жил роскошно. Генерал-губернатор Крыжановский в 60 гг. пригласил его к себе чиновником особых поручений. Говорили, что по приезде в Оренбург Жуковский вместе с братом имели один фрак, в котором поочередно ходили в собрание и в частные дома.

Генерал Ладыженский не имел собственного состояния; человек он был семейный, имел 5 человек детей, жил открыто, лучше других начальников отдельных частей; зимою часто у него бывали танцевальные вечера, а карточные едва ли не каждый день; нередки бывали и обеды, на которые также приглашались и чиновники коммиссии. Ладыженский в парадных случаях ездил по старому дворянскому обычаю в карете четвернею с форейтором, что в Оренбурге бывало редко. Содержания получал не более 4 т. руб. при казенной квартире.

Для широкой жизни этих денег и по тогдашнему времени было мало, а Ладыженскому в особенности, потому что у него была взрослая дочь, Екатерина, туалеты которой стоили дорого. Она вышла за помещика Григория Федоровича Исеева, довольно состоятельного человека; оба они вели беззаботную жизнь и в разгаре эмансипации переехали в Петербург для воспитания детей и приискания места. Исеев в двух банках заложил свое имение, взял более 100 т. руб.; часть их потерял на аферах в столице, часть прожил и, разорившись, приехал в свое имение в 1880 или 81 г., устроить его не мог и умер в 1890 г., а имение было продано с торгов, причем наследникам досталось 15 или 16 т. руб.

С первых годов управления Обручева появляется в Оренбурге театр, сначала любительский, а потом стали приезжать труппы провинциальных актеров, правда далеко не из лучших представителей театрального искусства, но в общем-желательных для общества, особенно для среднего класса и молодых людей, не имевших для себя разумных развлечений.

Любительские спектакли устраивались в зале пограничной комиссии, где ныне квартира Тургайского губернатора, и в дворянском собрании, где сначала любители довольствовались только столовою, а с постепенным развитием дела перешли в зало и занимали его в те дни, когда не было танцевальных вечеров.

 Назначенный после Обручева Оренбургским и Самарским генерал-губернатором, Перовский приехал в мае 1851 г. через Сакмарскую станицу. Проезжая из Казани, он был в Уфе. где губернатором был Балкашин. При переправе через Сакмару Перовский щедро заплатил казакам золотом и сказал войсковому атаману Уральского войска, в составе которого была Сакмарская станица, что это делает он для того, чтобы показать этим, что он приехал раздавать золото, а не брать его себе с Оренбургских земель, —  намек на донос Обручева в военное министерство, что Перовский в 1835—38 гг. утвердил приговор башкир о дозволении сестре его — Анне Алексеевне графине Толстой разработки золота.