Когда Кей исполнилось восемнадцать, она стала жить самостоятельно.
«Ну что ж, пока», – сказала она сестренке. И Айви осталась одна.
Шесть месяцев в одном месте, три – в другом. Гадкие места. Грязные. А затем она попала в семью, где женщина просто посмотрела сквозь нее, а плотный коренастый мужчина с большими залысинами улыбнулся и сказал: «Зови меня папой».
Айви почувствовала, что ее сердце оттаяло.
«Папа», – сказала она, хотя он и не был похож на ее отца, которого она уже смутно помнила, или же на ее отчима, которого любила всем сердцем, – все равно, все равно он был хорошим и добрым.
По крайней мере, она так думала.
Он купил ей куклу. Несколько книг. Он приходил вечером поправить ей одеяло и поцеловать в щеку, но, если он был ее папой, ее настоящим папой, разве это было не в порядке вещей?
Легкий прохладный ветерок, подувший с моря, заставил ее плотнее завернуться в плед.
А потом все изменилось. Однажды ночью снаружи бушевала гроза. Сверкала молния. Тяжелые капли дождя стучали по подоконнику. Ей было страшно, но наконец она заснула, а проснувшись, увидела темную фигуру мужчины, склонившегося над ее постелью.
Даже сейчас, через столько лет, это воспоминание наполняло ее душу агонией.
Он сделал ей больно. Ужасно больно. Он приходил к ней каждую ночь, ночь за ночью, и когда наконец она попыталась рассказать об этом его жене, та дала ей пощечину и назвала грязной лгуньей.!.
А затем приехала Кей. Айви бросилась ей навстречу, но Кей холодно отстранилась от нее.
«Во что ты втянула себя? – спросила она с негодованием. – И не надо смотреть на меня невинными глазами. Похоже, ты пыталась играть с ним в те же игры, что и с моим отцом?»
«Какие игры? – ошеломленно спросила Айви. – Я любила твоего отца. Он обращался со мной как со своей дочерью».
Выражение лица ее сестры было таким же холодным и неприязненным, как и ее голос: «Только все дело в том, маленькая Мисс Невинность, что у него уже была дочь. Это я».
Она жила вместе с Кей несколько месяцев, но всегда чувствовала, что мешает ей. А потом, через пару недель после того, как ей исполнилось семнадцать, один мужчина на Мэдисон-авеню подошел к ней и, протянув карточку, сказал: «Позвоните мне, если надумаете, и тогда мы посмотрим, получится ли из вас фотомодель».
Кей дала свое согласие: мол, отлично, делай что хочешь. Только запомни – никогда никому не рассказывай о том случае, если не хочешь, чтобы тебя все презирали.
Айви уехала из квартиры Кей – агентство отправило ее в Милан – и поселилась в квартире вместе с пятью другими девушками. Письма и открытки, которые она посылала сводной сестре, оставались без ответа до тех пор, пока фото Айви не появилось на обложке «Гламур Герл». И тогда Кей позвонила ей и сказала: «Мне очень жаль, что мы потеряли связь. Я, право, горжусь, что у меня такая сестра».
– Где ты?
Дамиан вышел на балкон. Он был в одних пижамных штанах. Чуть приспущенные на бедрах, они подчеркивали его мускулистую грудь, сильные плечи и развитые брюшные мышцы, над которыми большинству мужчин пришлось бы работать не один год.
Как он был прекрасен! И как благороден и добр…
– Милая, – он обнял ее, – что случилось?
Она покачала головой, не доверяя своему голосу, боясь, что боль, сдавившая ей горло, вдруг вырвется наружу и хлынет потоком слез.
– Скажи мне, что случилось? Почему ты ушла от меня?
Я никогда не уйду от тебя, подумала она. Никогда, если ты этого сам не захочешь.
– Просто я… – она моргнула и посмотрела в сторону, пытаясь унять жгучую резь в глазах. – Я проснулась, и мне показалось, что я все еще слышу раскаты грома где-то там, далеко, и я хотела – я хотела посмотреть…
Улыбнувшись, он поднял ладони к ее лицу, зарывшись пальцами в ее теплые волосы.
– Должно быть, когда-то ты очень боялась грозы.
– Это было еще до того, как ты показал мне, что бояться здесь нечего.
Тень промелькнула на его лице.
– Никогда, – сказал он твердо. – Никогда тебе не придется ничего бояться, пока я с тобой.
Она опустила глаза. Как неверно она судила о нем. Надменный? Властный? Нет! Он просто уверенный в себе и сильный. И нежный. И заботливый.
– Ты боялась не только грозы. – Его руки сильнее прижали ее к себе. – Можешь ли ты мне рассказать об этом?
Да. Да, она расскажет! Но не сразу. Не сейчас. Не тогда, когда ее чувства так новы…
– Хорошо, – он поцеловал ее. – Тебе не надо мне ничего рассказывать, если ты не хочешь.
– Совсем не поэтому. Это просто… – Она замялась. – Просто из-за того, что случилось. Все это так… так ново…
– Ты имеешь в виду нас? – сказал он. Когда она кивнула, он взял ее на руки и понес в комнату. Осторожно положил на постель и лег с ней рядом.
– Ты счастлива?
Она улыбнулась.
– Очень.
Медленно он спустил кашемировый плед с ее плеч, открыл ее грудь, живот – все ее тело.
– Ты самая прекрасная женщина в мире, – прошептал он. – А я самый счастливый.
Он наклонил голову. Поцеловал ее в шею. Скользнул кончиком языка вокруг ее соска. Айви задрожала.
– О, боже, это так…
Он обхватил ее сосок губами. Втянул его в рот, прижал языком к небу. Она обняла руками его за шею, и острая сладкая боль пронзила низ ее живота.
– Скажи мне, – сказал он хрипло, – скажи мне, что ты чувствуешь?
– Ужасно… ужасно приятно. Пожалуйста, – выдохнула она. – Люби меня…
Он поцеловал ее в губы. Поцеловал в живот. Раздвинул ее ноги, и первое же прикосновение его языка заставило ее забыть обо всем на свете.
И в этот момент она уже знала правду.
Что она влюблена в этого сложного, невероятного, чудесного мужчину.
Я люблю тебя, думала она, я люблю тебя, Дамиан…
Не произнесла ли она эти слова вслух? И почему он вдруг отстранился от нее?
– Не уходи, – вырвалось у нее.
Он обнял ее и притянул к себе ближе – их лица всего лишь в дюйме друг от друга.
– Я никуда не уйду. Никогда, – прошептал он. – Я просто слишком тяжелый, чтобы лежать на тебе.
– Ты совсем не тяжелый.
Он поцеловал ее теплые губы.
– Моя милая обманщица.
Это было сказано, просто чтобы поддразнить ее. Она это знала. И в то же время ее это больно задело. Ведь она и в самом деле была обманщицей.
Она не рассказала ему о своем прошлом.
Не рассказала все о ребенке.
Но ей придется это сделать. А ему придется все узнать. Но когда? Когда?
– Ты дрожишь, – Дамиан плотнее закутал ее в плед. – Солнышко? Неужели я сделал тебе больно? Боже, если я…
– Нет. О нет, Дамиан. Мне не было больно. – Айви взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала ее. – Это было чудесно.
Он долго смотрел на нее. Прикоснулся ладонью к ее щеке, нежно погладил…
– Мне очень жаль, что я напугал тебя.
– Это не твоя вина. Я… я спала. И когда я услышала гром и увидела…
– Увидела меня, но подумала, что это кто-то другой, тот, кто обидел тебя когда-то…
Она не могла ему лгать, когда он обнимал ее так нежно.
– Да.
Ярость захлестнула его. Ее ответ подтвердил то, о чем он уже догадывался.
– Кто он?
– Я не хочу говорить об этом.
Но он должен знать его имя. Он должен найти этого сукина сына и убить его.
Айви вся дрожала, и он чертовски хорошо знал, что дрожала она не от холода. Дамиан выругал себя за то, что был таким ослом.
– Прости меня, солнышко. – Он поцеловал ее мягкие волосы, висок с маленькой пульсирующей жилкой, теплые губы… – Я дурак, что заговорил об этом в такой момент.
– Ты не дурак. Ты чудесный, добрый, ты просто замечательный…
Он улыбнулся краешком губ.
– Какой поразительный прогресс! Как там было раньше, дай-ка вспомнить: сукин сын, самодовольный ублюдок, разве нет?
Она рассмеялась, на что он и рассчитывал.
– Да, порой… Нет. Если серьезно, ты недостоин ни одного из этих эпитетов.
Его рука спустилась вниз по ее спине, и он крепче прижал Айви к себе.