— Сперва ты, Рут, — выплюнул он, поднимая ружье.

Когда она это увидела, у нее от ужаса округлились глаза. Она отпрыгнула подальше от него на два камня, затем вновь повернулась к нему лицом. Она в отчаянии поглядела на тело Холдена, затем впилась взглядом в прищуренные глаза Хозяина, который смотрел на нее сквозь прицел ружья.

— За что? За что ты так с нами поступил? — рыдала она. — Мы ничего тебе не сделали!

— Ты увлекла его на путь дьявола, сестренка, своими упругими сиськами и крепкой задницей. Разбудив его похоть, ты обрекла его на пламя преисподней. Ты моя сестра, Рут, но я убью тебя, не моргнув и глазом.

— Я не твоя сестра! Я не Рут!

— Все верно. Ты больше не моя сестра. Ты лживая соблазнительница, озабоченная сука. Порочная Вавилонская блудница, посланная погубить моего брата своими нечестивыми играми.

— Холден тебе не брат! Он не Сет!

Лицо Хозяина побагровело от ярости, и он, прицелившись, взвел затвор.

Гризельда повернулась к нему спиной, аккуратно наступая на следующий камень, когда раздался выстрел, и у нее над головой просвистела пуля.

— Неееет! — закричала она, поскользнувшись, и снова выпрямляясь. — Нет! Остановись!

— Ты зло во плоти, Рут. Тебя нужно усыпить, как бешеную собаку.

Сосредоточив все внимание на своих шагах, она стала двигаться быстрее.

Не оглядывайся назад, не смотря ни на что. Наши ноги меньше, чем его. С камня на камень. Я прыгаю, ты прыгаешь.

Слезы обжигали ей глаза, тело одеревенело от страха, она отчаянно пыталась сохранить равновесие. Гризельда услышала, как он снова взвел затвор.

— Прекрати! Прекрааатиии! — рыдала она, захлебываясь собственными словами. Она рискнула и беспомощно оглянулась на Холдена, который все также неподвижно лежал на большом камне.

— О, Холден. Холден, мне так жаль…

Еще один выстрел, и пуля с плеском вошла в воду в футе от нее.

Прежде чем сделать еще один шаг вперед, она закричала: «Нет! Прекрати!».

«Шевелись, Гризельда. Не останавливайся. Не оглядывайся назад. Доберись до леса. Позови на помощь».

Она заставила себя двигаться дальше. Ее ноги скользили с камня на камень, ноющие мышцы координировали движения. Ожидание, что с каждым новым шагом ее вот-вот может пронзить пуля, мешало ей удерживать равновесие, но каким-то образом ей удавалось продвигаться вперед. Наконец она увидела под водой галечное дно и спрыгнула в реку, оказавшись по колено в воде и как можно скорее пробираясь к скалистому берегу.

Выбравшись на землю, она обернулась.

Их уже не было.

— Это здесь, — сказал Квинт, и Гризельда заметила, что грузовик остановился.

Они припарковались на обычной, чисто американской, хотя и несколько обветшалой центральной улице, напротив двухэтажного кирпичного здания. На нижнем этаже располагалась непримечательная кофейня, на ее стеклянной двери с облупившейся краской значилось «У Риты» и «С мый ший в мире к фе». Она подняла глаза на второй этаж и увидела два окна, выходящие на улицу. Квартира.

— Хочешь, чтобы я поднялся с тобой? — спросил Квинт.

— Нет, — ответила она, глядя на окна. В окне справа, к стеклу прижимались две ладони, хотя она не могла разглядеть того, кому они принадлежали. Это был он. Она это знала. Она это чувствовала.

Квинт пошарил в нагрудном кармане и, наконец, протянул ей ключ.

— Это тебе.

Она потянулась за ним дрожащими пальцами.

— Я должен предупредить тебя. Сет в плохом состоянии. Прошлым вечером его несколько раз ударили ножом, сломан нос, ушиб ребер. Сотрясение. Перелом скуловой кости. Ему ни в коем случае нельзя было покидать больницу, но он твердил лишь о том, что ему нужно тебя найти. Сказал, что изобьет меня, как Илая, если я не пойду к тебе и не приведу к нему.

— Я о нем позабочусь, — Гризельда слегка подвинулась, чтобы заглянуть в светло-голубые глаза Квинта. — Не в первый раз.

Губы Квинта тронула понимающая улыбка, но он только кивнул.

— Скажи ему, что я приду завтра с едой и всем остальным.

— Спасибо, — сказала она, потянувшись к двери.

— Гризельда, — окликнул ее Квинт.

Она повернулась лицом к нему.

— Я не знаю кто ты такая, но он… в общем, он испытывает к тебе что-то безумное.

Она вытерла глаза и кивнула, закрыв за собой дверь.

Отперев ключом входную дверь, она взглянула вверх на грязную лестницу и сделала глубокий вдох. На протяжении десяти лет Гризельда, откладывая деньги на детективов, разыскивала Холдена, пожалуй, даже надеялась начать с ним новую жизнь, как только его найдет. И вот теперь, когда она была к нему ближе, чем за всю последнюю половину своей жизни, и вот-вот заглянет в серые глаза, о которых так мечтала все это время, ее внезапно охватил ужас.

Что скажешь человеку, которого в детстве так сильно любил? Человеку, чью жизнь подверг опасности, сев в грузовик к какому-то психу? Человеку, которого ты предал, когда отвернулся и бросил его на произвол судьбы? Как загладишь свою вину за все потерянные годы и невыполненные обещания? Боже мой, что скажешь?

На верхнем этаже открылась дверь, и она услышала тихое шарканье босых ног по линолеуму. Она сделала глубокий вдох и, подняв глаза наверх, увидела там его: вчерашнего Сета. Холден, стоял на верхней ступеньке лестницы, глядя на нее. На нем были расстегнутые джинсы, голый торс с тремя или четырьмя татуировками был обмотан бинтами, которые закрывали раны у него на груди, ниже под сердцем и над бедром.

— Г-г-гри? — тяжело дыша, спросил он. Его голос был тихим и надломленным, но в нем слышался Холден, по которому она так долго скучала, что сейчас весь ее слух обратился к нему.

На глаза навернулись слезы, и когда она кивнула, хлынули по щекам. Она всерьез расплакалась, но приподняла вверх уголки губ и начала подниматься вверх по ступенькам, одна за другой, все быстрее и быстрее, пока не добралась до конца лестницы и встала напротив него, глядя в его уставшие серые глаза.

— Боже мой, — прошептала она.

Все его лицо было в ушибах и ссадинах, но мокрое от слез, как и у нее. Он шмыгнул носом и протянул ей руку. Гризельда взглянула на нее — сначала в глаза ей бросились свежие раны, но потом она заметила знакомые веснушки, словно созвездия, разбросанные по его белой коже. У нее перехватило дыхание. Широко улыбнувшись, она подняла голову и заплакала.

— Боже мой… Боже мой… Боже мой…

Она поначалу неуверенно потянулась к его руке, но в тот миг, когда они соприкоснулись, он сильно и уверенно сжал ее ладонь своими пальцами и притянул к себе.

— Он сказал, что т-ты умерла, — пробормотал он.

— Нет, — прошептала она. — Нет, я добралась до берега.

— Г-господи, Гри, ты жива.

Его глаза скользнули по ее лицу, к макушке, пробежали по волосам янтарного цвета к плечам, снова к ее глазам, которые он внимательно изучал, затем устремились вниз по скулам к губам, к шраму на подбородке, от которого он долго не мог отвести взгляд, прежде чем вновь взглянуть на нее.

— М-можно?

У него заблестели глаза, когда он протянул к ней свою свободную руку, будто хотел обнять, но чтобы прикоснуться к ней, ему требовалось разрешение. Она шагнула к нему и уткнулась щекой в его голое плечо, позволяя ему обнять ее и нежно прижать к его телу.

Они стояли вплотную друг к другу, его левая рука скользнула вниз, пальцы переплелись с ее пальцами, и он склонил вперед голову, коснувшись щекой ее головы.

— Ты жива, — снова произнес он так тихо, словно это была мысль, похитившая его вздох.

— Да, — прорыдала она, закрыв глаза, и обняла его левой рукой, накрыв ладонью его шею.

— Он сказал, ээ, он сказал, что застрелил тебя.

— Он пытался, но промахнулся.

Холден вздрогнул, крепче прижимая ее к себе.

— А м-м-могила.

— Каттер.

— Нет. Он сказал, что Каттер убежал.

— Он соврал. В могиле была не я, а Каттер, — Гризельда посмотрела на него, покачав головой. — После того как вы уехали, полиция нашла его зарытым во дворе перед домом.