На юте, точно стволы корабельных орудий, ползут вверх стрелы. Через полчаса объявлено первое траление.

Игорь Доброхвалов носится от лебедок к надстройкам, машет руками, надсаживается. Его «гладиаторы» отвечают шуточками, пританцовывая, бегают по палубе, гроздьями виснут на конце, набивая телефон, то бишь натягивая канат, удерживающий концы стрел на определенном расстоянии друг от друга.

«Гномы» под командой Ивана Жито не отстают от «гладиаторов». В брезентовых робах-крылатках похожие на викингов, они укладывают кольцами — «койлают» — тросы, выстроившись в шеренгу, раскатывают трал. Веселый азарт захватывает и выползающих на палубу рыбообработчиков. Они втискиваются между добытчиками, чтобы хоть одной рукой подтолкнуть развертывающиеся сети; вцепившись пальцами в ячеи, тянут трал на себя, отскакивают, прикрепляются для веса к гроздьям тел, висящих на телефоне, швыряют обрывки канатов, щепки, мусор в густую синеву океана.

А над всем этим в необъятном небе занимается торжественно кровавый закат.

Когда диск солнца, перечеркнутый косыми линиями канатов, опускается за правым бортом в золотисто-розовую воду, а слева сгущаются черно-синие сумерки, — вспыхивают прожекторы. В их неестественно белом свете фигуры добытчиков отбрасывают огромные тени.

Вода у слипа, закипевшая от винта, выгибается бутылочным стеклом. Машина запущена.

В рубке, словно отмеривая время, раздаются гулкие металлические удары. Донь-донь… Донь-донь! Посылка импульса — отражение от дна. Посылка — отражение…

По штату поисковой аппаратурой должен заведовать электрорадионавигатор. Но у нас новый немецкий эхолот — «ладар», который может вести и вертикальный и горизонтальный поиск рыбы. И поэтому Институт рыбного хозяйства специально прикомандировал к нам акустика Олега Краминова.

Худощавый, близорукий, он кажется почти подростком, хотя ему уже двадцать три.

…В такт ударам на экране фишлупы вспыхивает белый столбик, с нанизанными на него лапками елочек, треугольниками, линзами чечевицы. Каждое препятствие, которое встречает на своем пути импульс, — рыба, медузы, планктон — в зависимости от плотности и формы дает определенную фигуру на фишлупе. Какая фигура что обозначает, по описаниям, и инструкции определить трудно. Для этого нужен опыт и опыт.

Донь, донь, донь, донь. Удары учащаются. Слой воды под килем становится все тоньше. Самописец «ладара» выводит линию дна на отметке четыреста пятьдесят метров… Четыреста тридцать… Четыреста. Это уже промысловые глубины.

Петр Геннадиевич снимает трубку телефона.

— Добытчики! Приготовиться к выметке!

И тут же прямо по курсу, а потом и слева и справа появляются огни… Три… Пять… Восемь судов.

— Мурманчане!

Обработчики, механики, коки бросаются к иллюминаторам, выбегают на палубу. Огни, приплясывая, приближаются.

До ближайшего судна около мили. В бинокль видна залитая светом рабочая палуба. На мачте сигнал: «Иду с тралом».

Шесть суток нас было сто восемь человек. Теперь нас почти тысяча.

— Пошли, — командует Петр Геннадиевич.

Шагин переключает рулевое управление и машинный телеграф на кормовую рубку. Мы выбегаем в темную плотную ночь на проседающую под ногами шлюпочную палубу, поднимаемся по трапу.

На выметку первого трала собралась вся команда. Начальство толпится возле рубки; ярусом ниже, на спардеке, уселись в обнимку, свесив ноги, разлеглись на свернутых сетях обработчики, мотористы, коки; в партере на палубе зрители стоят стеной вдоль промысловых бортиков, ограждающих деревянный настил рабочей площадки, глядят из коридоров за траловой лебедкой, как из лож амфитеатра.

Тралмастер и инженер-наставник по добыче, которые все эти дни инструктировали добытчиков, расставляли их по местам, отрабатывали отдельные операции, сейчас тоже зрители. За траловой лебедкой — Гена Серов и Володя Проз. На левом кормовом отсеке Игорь Доброхвалов и Белощек, на правом — Николай Бичурин и Алик Адамов. Между ними — на выхваченной из темноты рабочей площадке — трал.

Двадцать часов сорок пять минут девятнадцатого сентября.

Капитан кричит в мегафон: «Давай!»

Трал, как морской дракон, почуявший воду, медленно ползет к слипу. За ним с длинной вожжой в руке бежит по отсеку Алик. Когда хвост дракона — куток повисает над слипом, он резко рвет вожжу на себя, чтобы отдать вытяжной крюк — пенторгак.

Но гак заедает, хвост дракона задирается к перекинутому над слипом промысловому мостику…

— Стой! — кричит через слип Доброхвалов.

Бичурин хватает багор, перевешивается через перила, ограждающие слип, пытается подцепить гак. Алик держит его за пояс.

Достал. Куток летит в воду, увлекая за собой грохочущие грузила — грунттропы. На поверхности плавают лишь черные мячи поплавков — кухтылей.

Змей под водой, но на привязи: от барабанов траловой лебедки через всю палубу к нему тянутся два сверкающих стальных троса — ваера.

Покраснев от натуги, Белощек и Адамов затягивают ваера со слипа на отсеки, завидят их на блоки за кормой.

Теперь остается подключить висящие под блоками на стальных цепях тысячекилограммовые овальные щиты траловых досок. Если кухтыли на верхней челюсти, а грунттропы на нижней разевают пасть трала, то доски на ходу корабля растягивают ее до ушей.

Белощек никак не разомкнет цепь, — очевидно, заело болт в скобе. Вся команда смотрит ему в спину.

Капитан поглядывает на часы. Прошло двенадцать минут, а трал все еще у слипа.

Доброхвалов что-то кричит, отталкивает Белощека и, перегнувшись за корму — иначе не достать, ростом не вышел, — откручивает скобу ломиком.

— Ишь петушится, головы не жаль, — цедит капитан.

Плавно раскачивающаяся, окованная железом траловая доска того и гляди щелкнет голову Доброхвалова, как орех, о корму.

Наконец Доброхвалов выпрямляется, лезет на промысловый мостик, перекинутый над слипом, и, воздев руки, застывает спиной к зрителям.

Лебедчики на тормозах осторожно опускают доски к воде.

Захлебнувшийся короткий звонок машинного телеграфа — «Полный вперед». Вода у слипа закипает.

— Держать точнее! — предупреждает Шагин. — А то завернете доски.

Я поворачиваюсь лицом к компасу и слышу сдавленный крик Доброхвалова:

— Сколько травить?

— Шестьсот метров!

Ревет лебедка, разматывая ваера, — трал пошел на дно.

Длина ваеров должна быть примерно в три раза больше глубины. Значит, под нами двухсотметровая толща воды.

Доброхвалов уже стоит на палубе между гудящими натянутыми ваерами и считает на них марки. Одинарная марка — пятьдесят метров, двойная — сто.

Пятьсот метров… Пятьсот пятьдесят… Лебедки умолкают. Дракон опустился на дно. Доброхвалов помахивает ручкой, уравнивая марки на ваерах, чтобы не перекосить дракону пасть.

Добытчики собираются у лебедки, лица у них разгоряченные. Закуривают, рассаживаются на канатах.

Тралмастер что-то втолковывает лебедчикам. Серов кивает головой.

Доброхвалов, жестикулируя, наседает на Алика Адамова. Когда не сработал пенторгак, на лице Алика было такое отчаяние, что казалось — он вот-вот заплачет. Теперь же он невозмутимо покуривает, — выработался антикриковой иммунитет.

Вторая смена добытчиков слушает молча. Иван Жито вразвалку идет на отсек, долго разглядывает пенторгак, затем перемахивает через бортик, направляется к цепи. Его «гномам» будет легче — уязвимые места теперь обнаружены.

К разговорам добытчиков прислушиваются и зрители. Худой, тонкоголосый электрик Карпенок, конечно тут как тут — его хлебом не корми, дай только посоветовать. Он и сейчас не в силах отказать себе в этом удовольствии.

Оборвав разговор на полуслове, добытчики разом оборачиваются в его сторону. Под их взглядами Карпенок сникает, тушуется и пропадает в толпе.

В рубку протискивается акустик.

— Что там наворожила ваша фишлупа? — интересуется капитан.

— Как будто пустышка.

— Сейчас проверим!

Капитан дает «самый малый».

— Приготовиться к выборке трала!