После неудачи 30 июля Девлет-Гирей на два дня прекратил атаки и основательно подготовился к новому штурму, состоявшемуся 2 августа. Все силы крымцев были брошены на "гуляй-город". Во главе отрядов были поставлены ханские сыновья. Нападавшие лезли на стены крепости, пытались поджечь ее - но все было напрасно.

Обе стороны понесли тяжелые потери. Несколько знатных крымских воевод было убито или взято в плен. Русское войско не имело запасов продовольствия и фуража. Людям и лошадям грозил голод. В этих условиях Воротынский предпринял решительный шаг. Он вывел часть своих войск из "гуляй-города" и скрытно, пользуясь рельефом местности, провел этот отряд в тыл ханских полков. Командование воинами, оставшимися в крепости, Воротынский поручил князю Дмитрию Хворостинину - отважному и предприимчивому воеводе, возглавлявшему весной 1572 года передовой полк "береговой" рати. Узнав о переправе татар у Сенькина брода, Хворостинин пытался задержать их, но был отброшен из-за многократного превосходства сил неприятеля. Именно Хворостинин, преследуя орду, разгромил шедшие в арьергарде отряды ханских сыновей и этим заставил Девлет-Гирея остановить орду, и, развернув силы, дать русским бой при Молодях.

Подав условный сигнал оставшемуся в "гуляй-городе" Хворостинину, Воротынский внезапно для татар ударил им в тыл. Одновременно осажденные начали палить разом из всех пушек и сделали вылазку, ударив крымцев в лоб. Не выдержав двойного натиска и приняв отряд Воротынского за подоспевшую к русским подмогу, татары обратились в бегство. Русские воины долго преследовали их, захватывая пленных и добычу.

Победа при Молодях надолго отбила у татар охоту вторгаться в русские земли. Вместе с тем она показала необходимость скорейшей ликвидации опричнины и объединения земского и опричного войска. Среди длинной череды неудач, преследовавших Россию в 70-е годы XVI века, победа при Молодях была, пожалуй, единственным отрадным событием. Имя князя Воротынского стало символом воинской славы. Историки по-разному оценивают его личные заслуги в исходе битвы. Однако для современников он был ее главным героем. Этого-то и не смог стерпеть Иван IV. Участь Воротынского была предрешена. Впрочем, царь не решился расправиться с ним сразу же после битвы. В 1572 году он послал князя на ливонский фронт, весной 1573 года вновь отправил в Серпухов для обороны южной границы. А вскоре вместе с двумя другими руководителями береговой армии, воеводами Н. Р. Слоевским и М. Я. Морозовым, Воротынский был взят под стражу...

В своей "Истории о великом князе Московском", написанной на чужбине, князь Курбский, лично знавший Воротынского, перечислив его заслуги, подробно рассказывает и о последних днях полководца. "Чем же воздал царь ему за эту службу? Прошу, внимательно выслушай эту горькую и грустную, когда слышишь, трагедию. Спустя примерно год велел он схватить, связать, привести и поставить перед собой этого победоносца и защитника своего и всей земли русской. Найдя какого-то раба его, обокравшего своего господина - я же думаю, что был тот подучен им: ведь тогда еще князья эти сидели на своих уделах и имели под собой большие вотчины, а с них, почитай, по несколько тысяч воинов было их слугами, а он им, князьям, завидовал и потому их губил,- царь сказал князю: "Вот, свидетельствует против тебя твой слуга, что хотел ты меня околдовать и искал дли этого баб-ворожеек". Но тот, как князь чистый от молодости своей, отвечал: "Не привык я, царь, и не научился от предков своих колдовать и верить в бесовство, лишь хвалить бога единого, в Троице славимого, и тебе, царю и государю моему, служить верой. Этот клеветник - раб мой, он убежал, от него свидетельства как от злодея и предателя, ложно на меня клевещущего". Но он тотчас повелел блистательнейшего родом, разумом и делами мужа, положив связанным на дерево, жечь между двух огней. Говорят, что и сам он явился как главный палач к палачам, терзающим победоносца, и подгребал под святое тело горящие угли своим проклятым жезлом.

Велел он также подвергнуть разным пыткам и вышеназванного Никиту Одоевского, например, протянуть через грудь его сорочку и дергать туда и сюда, так что вскоре тот скончался в этих страданиях. А того прославленного победителя, без вины замученного и обгоревшего в огне, полумертвого и едва дышащего, велел он отвезти в темницу на Белоозере. Провезли его мили три, и отошел он с этого жестокого пути в чуть приятный и радостный восхождения на небо к своему Христу. О самый лучший и твердый муж, исполненный великого разума! Велика и прославлена твоя блаженная память! Если недостаточна она, пожалуй, в той, можно сказать, варварской земле, в том неблагодарном нашем отечестве, то здесь, да и думаю, что везде в чужих странах, прославлена больше, чем там..."

Шуйские - представители одного из самых знатных русских аристократических родов, были потомками Александра Невского. И родословная тянется от третьего сына невского героя - князя Андрея Александровича Городецкого, занимавшего великое княжение Владимирское с 1293-го по 1304 год. Внук Андрея Городецкого князь Василий Михайлович Суздальский был, в свою очередь, дедом известного в русской истории князя Дмитрия Константиновича Суздальского-Нижегородского тестя Дмитрия Донского, вместе с ним поднявшего знамя борьбы с Ордой в 70-е годы XIV века.

Внук Дмитрия Константиновича Юрий Васильевич стал отцом первых князей Шуйских. Как и многие другие княжеские династии, свое прозвище, ставшее фамилией, они получили от названия небольшого удела, центром которого было старинное село Шуя (ныне город в Ивановской области). Именно эта, старшая линия суздальских князей дала всех Шуйских, действовавших в конце XV - начале XVII века.

Заметим, что родной брат Василия Гребенки Иван Горбатый стал родоначальником другого известного рода, давшего России немало доблестных воевод - князей Горбатых.

В эту эпоху историю Руси воспринимали прежде всего как историю правящей династии и аристократических фамилий. Каждый род бережно хранил память о заслугах своих предков, об их отношениях с великими князьями московскими. Да и сами представители верховной власти должны были считаться с традициями и знатностью того или иного рода. Система замещения должностей в войсках, при дворе и в управлении страной в соответствии с заслугами и положением предков ("местничество") была одной из основ общественного устройства.

Среди аристократии Московского государства Шуйские всегда занимали особое положение. Они долго не хотели смириться с потерей удела и во имя его возвращения готовы были поддерживать Дмитрия Шемяку. Да и позднее, после гибели Шемяки, Шуйские предпочитали дружить с теми, кто не желал подчиниться правительству Василия Темного - новгородцами и псковичами. Известно, что в 1456 году князь Василий Васильевич Шуйский по прозвищу Бледный командовал новгородской ратью, выступившей на бой с приближавшимся к Новгороду войском Василия Темного. Битва под Старой Руссой окончилась победой москвичей. Шуйский едва успел ускользнуть из их рук. Однако новгородцы не сочли его виновным в этом поражении. Шуйский продолжал служить великому городу до самого момента его падения. Лишь 28 декабря 1477 года, когда подчинение Новгорода Ивану III, по существу, было уже решенным делом, В. В. Шуйский "сложил целование" новгородцам и явился в московский стан. "Государь всея Руси" не стал сводить счеты и принял Шуйского к своему двору. Вскоре вместе со своими дальними родичами князьями Горбатыми Шуйские заняли видные места в московских полках.

Как часто, сами того не сознавая, мы воспринимаем историю Отечества через литературу, видим прошлое глазами великих художников слова! Имя "Шуйский" неизменно вызывает в памяти первую сцену трагедии Пушкина. 20 февраля 1598 года Кремлевские палаты... Тайная беседа двух аристократов - князей Шуйского и Воротынского. Здесь - завязка дворцовой интриги, завершившейся падением дома Годуновых.

"Лукавый царедворец!" - называет Шуйского пылкий Воротынский. Таким предстает он в драме Пушкина, таким остался и в нашей исторической памяти. Поэт не назвал "царедворца" по имени, и потому сама фамилия Шуйский стала как бы нарицательным именем, обозначающим двоедушие, коварство, властолюбие и лесть.