– Да. – Я шагнул назад, но он тормознул меня, взяв за руку. – Спэнсер?

Я посмотрел на него, борясь с каждой фиброй в моем теле, что хотели рухнуть в его объятия и зацеловать.

Его будто разрывало на части.

– Уверен, что в порядке?

Я кивнул.

– Да. – Безусловно, я в порядке. Много лет. – Увидимся завтра. Приду часа в четыре. – Ответа дожидаться не стал. Я развернулся и ушел так быстро, как позволили мои глупые ноги.

Сон, конечно же, не шел. Черт, я вообще почти не спал. Я сумел закрыть глаза всего на два часа после того, как солнце начало проглядывать над горизонтом. Разбудил донесшийся с улицы звук визжащих шин, и чтоб не валяться весь день и не думать о ерунде, о которой думать не хотелось, я натянул одежду для бега и понесся по тротуару.

Пробежался до Венис Бич. Субботним утром стояла теплая погода, поэтому пляж был забит под завязку. Люди выгуливали собак, катались на коликах, велосипедах, бегали трусцой. Некоторые выглядели на миллион долларов, другие – словно преодолевали «аллею позора».

Но толпа, запахи и шум служили для меня прекрасным отвлекающим маневром. Я любил это место. Оно было первым, куда я пришел после переезда в ЛА и, излазив вдоль и поперек бульвар Эббота Кинни, оказался возле окна в тату–салон, зашел внутрь и разговорился с владельцем. Он представился Эмилио, а остальное – уже история.

Именно Эмилио делал четырех дроздов, украшавших теперь мое правое предплечье. В Америку я приехал только с одним забитым плечом. Эмилио помог мне лучше, чем любой психотерапевт. Есть что–то очищающее в том, чтоб нанести свои «шрамы» на кожу.

Может, в этом я и нуждался? В еще одной тату? Чтоб боль снаружи притупила боль внутри? Да, то, что надо.

Домой я мчался с новой целью в голове. Уже давненько я не забегал так далеко, отчего ноги и легкие пылали огнем. Боль была желанной. Я раздумывал пройти сразу к Эмилио, но мне было известно, что он занят и вряд ли оценит потного меня в собственном салоне. Добираясь до черного входа, я заметил Даниэлу и Лолу на заднем дворе. Для них не было редкостью выскользнуть через черный выход и смеяться или пересказывать друг другу сплетни, или о чем бы они там ни говорили.

– Привет, – поздоровался я.

Обе осмотрели меня сверху донизу.

– Ты в порядке, Спэнсер?

– Да. С чего должно быть иначе?

– Хм… Ты бегаешь, – ответила Даниэла.

– Мозг нуждался в очистке, – сказал я, поднимаясь по ступеням на трясущихся ногах. Достиг верхней и обернулся. Они наблюдали за мной. – Не знаете, у Эмилио сегодня есть свободный сеанс?

Даниэла покачала головой.

– Могу выяснить. Кому надо?

– Мне.

Они обе просто стояли и смотрели на меня. Молча.

Я открыл дверь.

– Спущусь через минуту.

– Во сколько вы с Эндрю встречаетесь? – спросила Лола.

– В четыре.

Она глянула на часы.

– Гм…

– Который час?

– Начало четвертого.

– Блин. И на что ушел сегодняшний день? – Я помчался прямиком в душ. К моменту, когда я был одет и готов отправляться, Лола ждала меня внизу.

Она оглядела меня с ног до головы.

– Господи, отлично выглядишь, Спэнс.

Я сверкнул улыбкой.

– Благодарю.

– Пойдем, – она кивнула на стоянку. – Отвезу тебя.

Я знал, что так случится. Вообще поразительно, как она вытерпела три квартала.

– Сегодня важный вечер?

– Ага.

– Все хорошо?

– Совершенно. А что?

Очень долго она всматривалась на меня.

– Спэнс.

– Я в норме, Лолз, – сказал я, зная, что кличка ее остановит: она ее терпеть не могла. Лицо у нее вытянулось, а я указал, где Лоле следовало повернуть и немного сменить направление, и использовал перерыв для смены темы. – Как поживает пирсинг в соске Габа?

Ее глаза вспыхнули озорством.

– О, он его обожает.

– Он обожает или ты обожаешь?

– Я обожаю, как пирсинг влияет на него.

Я рассмеялся.

– Так хорошо?

– Тебе тоже стоит сделать, – заявила она, перескакивая с полосы на полосу. – Честно говоря, меня удивляет, что у тебя нет пирсинга.

Я схватился за приборную панель, пытаясь говорить так, словно манера ее вождения не пугала меня до чертиков.

– Считаешь, стоит исправить?

Она с энтузиазмом кивнула.

– Ты изумишься, насколько с ним приятнее. – А потом добавила: – Раздумываешь о еще одной тату?

– Да. Просто нужно подыскать правильный эскиз.

– Круто. – Я знал, что сказать она хотела гораздо больше, но к счастью промолчала.

– Сюда, – показал я на дом Эндрю.

– Миленько, – ответила она.

И ведь правда.

– Да.

– Слушай, Спэнсер, – проговорила она, паркуясь возле тротуара. – Понимаю, сегодня ты должен выполнить свою работу, но, думаю, если бы ты заранее рассказал все Эндрю…

– Лола, я в норме. Спасибо, что подбросила.

На этом я выбрался из «Синди Кроуфорд» и побрел вверх по дороге. Я помахал ей, притворившись, что не заметил печали на ее лице, и нажал кнопку на интеркоме Эндрю. Он отпер дверь и одарил меня улыбкой, из–за которой мое сердце оборвалось. Хотя разглядывал он меня с опаской.

– Привет, – сказал он, впуская меня. – Прекрасно выглядишь.

Я надел лучшие штаны, синий жилет, сочетавшийся с моими ботинками, а белые рукава закатаны до локтей. Волосы уложены, борода обрезана, и я даже воспользовался одеколоном, поскольку приятный аромат – секретное оружие мужчины.

Мне не хотелось, чтоб он переживал из–за моего вчерашнего дебильного поведения. Черт, я не горел желанием, чтоб он даже упоминал о случившемся.

– Постирал сегодня?

Он усмехнулся.

– Да.

– И в спортзал сходил?

– Да, – произнес он, проходя в гостиную. – Я такой предсказуемый?

– Вовсе нет, – ответил я. Он вздернул бровь. – Ладно, может, чуть–чуть.

Улыбка сползла с губ, он провел рукой по волосам. Я ждал. Он планировал начать беседу вроде «слушай, насчет вчерашнего», а эта тема была последней, о чем я хотел пообщаться, поэтому сменил направление.

– Научишь меня играть на рояле?

От моей просьбы он тормознул и обернулся в сторону рояля.

– Ой… – Он громко выдохнул. – Конечно.

Я подошел к роялю и уселся на краю скамьи. Он был действительно красивым предметом мебели, инструментом, да по фиг. Не то чтоб я являлся экспертом по роялям или типа того, но этот был особенным.

Эндрю приземлился рядом со мной, наши бедра и руки соприкоснулись, и он поднял крышку.

– Ты когда–нибудь играл?

– На рояле? Нет. Господи, да я с треугольником с трудом справлялся.

Он улыбнулся.

– Удивительно. Мне казалось, что человек с твоим музыкальным слухом должен уметь играть.

– Я умею, – с гордостью проговорил я. – Я умею проигрывать пластинки.

Эндрю усмехнулся и опустил пальцы на клавиши. Он пустился в объяснения об аккордах и октавах, но запутал меня, добавив про черные клавиши. А если уж быть до конца честным, я начал думать о том, насколько же длинными и элегантными были его пальцы, и каково было бы ощутить их на своей коже… Черт, держу пари, он мог бы исполнить меня как мелодию.

– Спэнсер?

– О, прости. Меня поглотили твои пальцы.

Он хмыкнул.

– Положи свои пальцы вот так, правый указательный на фа.

Я положил, а он приподнял мои руки и сдвинул на несколько клавиш.

– А, эту фа.

Его плечи от смеха затряслись, он приступил к обучению, где какая клавиша, и вскоре мы мастерски сыграли примитивную пьеску. Ну, мастерски для меня. Эндрю, наверно, последний раз играл ее года в четыре.

Под конец я сдался, провозгласив себя рояльно побежденным.

– Нет такого слова.

– Есть. – Я усмехнулся. – Сыграй мне что–нибудь.

– Что?

– Сыграй что–нибудь. Что угодно. Свою любимую, – сказал я, – «Лунную сонату» или как эта фигня называется.

Он посмотрел на клавиши, потом вернулся взглядом ко мне.

– Уверен?