– Абсолютно.

И он заиграл. О, боже мой. Никогда не слышал ничего прекрасней. Никогда. Он прикрыл глаза и затерялся в каждой ноте. Ему даже не требовалось читать партитуру; он знал все наизусть. Совершенство.

Последняя нота повисла в воздухе, как эфирная сущность. Его руки опустились на колени, и он наконец–то посмотрел на меня, весь такой уязвимый, словно продемонстрировал мне ту часть себя, что видело мало людей.

Мне стоило бы как–то по–умному похвалить его, но я смог выпалить только:

– Вау.

Он нервно выдохнул, губы изогнулись в улыбке.

– Понравилось?

– Я в восторге. А теперь сыграй мне что–нибудь из этого твоего джаз–фанка. – Потом, припомнив про манеры, я добавил: – Пожалуйста.

Его поведение изменилась полностью. Глаза заискрились, улыбка стала дерзкой. Он опустил руки на клавиши и заиграл самое фанковое соло, что мне доводилось слышать. Я мог представить людей из двадцатых годов, танцующих в каком–нибудь джаз–баре под эту композицию. Пока он играл, двигалось все его тело; всего себя он вложил в музыку. Легко можно было понять, что он занят любимым делом. Разумеется, Бетховена он играл с уважением. Но джаз явно обожал.

Когда музыка закончилась, я умудрился лишь вздохнуть.

– Я мог бы весь день слушать твою игру.

– Правда?

– Черт, да. Почему тебя это удивляет?

Он пожал плечами.

– Просто Эли музыка бесила.

Я уставился на него.

– Чего?

– Бесила его. Если он читал или что–то еще. Наверно, слишком громкая и назойливая. – Он скорчил рожицу. – Я играл, когда он спал.

Мне не верилось. Чем больше он рассказывал, тем больше руки чесались вмазать Эли по роже.

– Он долбанутый? Больше всего мне нравится твоя игра на рояле.

Щеки Эндрю вспыхнули очаровательным розовым оттенком.

– О, спасибо.

Я покачал головой.

– Не могу поверить, что он такое говорил. Вот же мудила.

Эндрю опустил глаза на клавиши и не отреагировал.

– Извини, перегнул палку, – тихо изрек я. Мне было жаль, что я вышел за рамки. Но я не заявлял, что не прав.

Эндрю поднялся из–за рояля.

– Мне нужно пойти в душ и переодеться, – сказал он. – Не возражаешь? Я собирался в душ раньше, но потерял счет времени.

– Нет, все отлично. – Меня заинтересовало: он намылился в душ просто освежиться или передернуть? Я надеялся на последнее, а потом вынужден был стопорить мысленные картинки, от которых мой член начал волноваться. А затем заметил его ноутбук. – Эй, можно взять твой комп?

– Конечно. Не стесняйся.

– Можно проверить твой «фейсбук»? Хочу посмотреть, как дела у Эли.

Он моргнул.

– Э… Ой. Ладно. – Он дернул плечом. – Только никаких комментов или личных сообщений от моего имени. Никаких бесед с моей мамой и никаких приглашений на обед сестре.

Я рассмеялся.

– По рукам.

Эндрю отправился наверх, а мы с ноутбуком разместились на диване. Я хотел проверить комментарии под загруженным фото на «фейсбуке», чего делать без его одобрения не хотелось. Поэтому решил поискать информацию об Эли.

Парень был лошарой, и я никак не мог догадаться, что же Эндрю в нем нашел. Может, он был жеребцом? Может, у Эндрю «пунктик» на парней с большими членами? «Ну, тогда я должен его вполне устроить». Я фыркнул и огляделся по сторонам, словно кто–то мог меня видеть.

Эндрю пришло несколько комментариев и оповещений, которые я проигнорировал – от Эли ничего не поступило, а остальное меня не касалось. Я отыскал Эли и пробежался по его новостной ленте, наткнувшись на несколько фоток. При помощи правой кнопки мыши и оперативного «гугл–поиска» я тралил сеть в поисках непристойностей Эли.

Ничего необычного не всплыло. Даже поиск изображений и использование функции локации не выдали ничего странного. Из того, что я смог почерпнуть благодаря игре в гугл– детектива, двойной жизни или чего–то жуткого или неблаговидного за ним не водилось. К сожалению, он был нормальным. Все равно лошарой, но, увы, нормальным лошарой.

Возвращаясь к общему поиску, я напечатал место его работы вместе с именем и использовал ключевые слова вроде образования, диплома и адреса. И меня просто–напросто шокировало, какую информацию можно нарыть в интернете.

Эли Мастерсон пытался устроиться на работу в «Фуджифильм» в отдел графики. Я точно не знал, чем он занимался в своей типографии, может, одно с другим и не стыковалось, но мне стало любопытно, в курсе ли Эндрю.

Это предложил Эндрю? Эндрю пытался пристроить его на работу?

– Как ты начал работать на «ДримУоркс»? – издалека начал я, когда он вернулся вниз. Я проигнорировал, как прекрасно от него пахло, и что с мокрыми волосами он выглядел еще лучше.

Мой вопрос его, казалось, удивил.

– Хм, я получил степень бакалавра изобразительных искусств персонажной анимации. Перейдя в магистратуру экспериментальной анимации, я работал с ними в рамках стажировки.

– Ох, как сложно–то все, – довольно глупо отозвался я. – Мог просто сказать: «Нужно быть лучшим в своей индустрии».

Он улыбнулся.

– Зачем?

– Да без причины, – ответил я. – А у Эли какое образование?

Брови Эндрю сошлись на переносице.

– А что?

– Просто любопытно, почему он пытался устроиться в «Фуджифильм», вот и все, – рассказал я ему. – Какая у него специальность?

Взор Эндрю недвусмысленно поведал мне, что об отклике на вакансию он не знал.

– Что?

– Он тоже мультипликатор? – задал я вопрос. – Или он пробовался в другой отдел? На что–то совершенно иное?

Он медленно покачал головой.

– Он хотел заниматься… – Он замолчал. – В смысле пробовался? Когда?

– Есть только дата публикации. Три месяца назад. – Я развернул ноутбук на коленях, чтоб ему был виден экран. – Но тут указаны его имя и твой адрес, так что произошло это в период вашего совместного проживания.

Он сделал несколько робких шагов и сел рядом со мной. Глаз от экрана не отрывал. Я вручил ему ноутбук, и он прочел найденную мной информацию. Следует признать, было ее немного, но для Эндрю она определенно стала новостью.

После долгой минутной тишины он спросил:

– Что это значит?

– Не знаю.

– «Фуджифильм» только что открыл трехмерное художественное подразделение на студии «Юниверсал» в Сингапуре, – произнес он, сдвинув брови и покачав головой. – У него даже портфолио нет для подобных предложений. Даже в полиграфической индустрии понадобились бы примеры работ.

– Эндрю, – мягко позвал я. – Я не особо разбираюсь в подобной фигне, но у него был доступ к твоей работе?

Он уставился на меня, в вытаращенных глазах мелькнула беспомощность, а лицо покрылось бледностью.

– О, нет. – Он подорвался с дивана и взлетел по лестнице, перескакивая через ступеньку. Я нагнал его, когда он забежал в шкаф и снял любимый рисунок со стены. Развернул его и подцепил заднюю часть рамки, избавляясь от раздражающих крошечных металлических петелек. Он что–то искал. Выдохнул, явно облегченно, и поднял. Там стояла его подпись, даже чернила потекли по полотну. Это был оригинал.

Затем снял со стены еще один, как и я, и одну за другой мы открыли каждую рамку. Закончив с проверкой, мы уселись на пол в шкафу, окруженные нарисованными бордами и пустыми рамками. Эндрю прислонился к стене и вздохнул.

– Здесь оригиналы, – сказал он. Но мы оба были в курсе, что Эли работал в типографии. Даже его коллега говорила, что он специализируется на репродукциях.

Потом он вытаращил глаза.

– Мои драконы, – пробубнил он и вскочил на ноги.

О, нет, черт возьми.

Он помчался вниз в гостиную и остановился перед рисунками в рамках, словно не мог вынести мысль, что они не оригинальны.

– Я проверю их, – обратился я к нему. Осторожно снял первую рамку со стены и положил «лицом» вниз на обеденный стол. Расстегнул металлические петельки и вытащил крышку. Там в своем первоначальном виде стояла подпись Эндрю. – Это твое, – прошептал я.

Он заметно обмяк и приложил руку к сердцу.