А что, если зайти с другого конца?.. С Клаппера-Гринберга-Ромса. Что у нас там?.. В разговоре со мной этот господин существа дела касается лишь слегка, не вдаваясь в подробности. Всякие там воспоминания юности, лирические отступления… Поразительная легковесность для полковника Службы Безопасности!.. Я бы даже сказал: безответственное отношение к делу!.. А Гонзалес? Его роль и вообще сводится к тому, чтобы дать мне прочитать несколько страничек в красной папке… Страничек, весьма смахивающих на липу… А как он всячески избегал моих распросов!.. То дремал… якобы, то беготня эта к пилотам и обратно. И еще тот тючок с электроодеждой, которая мне так и не досталась… А надо-то ему было всего-навсего отлучиться. Скажем, для того, чтобы получить от Клаппера последние указания… Ну, молодцы молодцы! Спецы!.. А может быть, убийства эти и не интересуют их вовсе, может быть, все это просто дым?..

Ой, ребята, как все это смахивает на охоту с подсадной уткой!.. А в роли утки – ваш покорный слуга! Тогда весь этот балаганчик становится вполне объяснимым… Но тогда возникает еще одна проблема: судьба этой уточки меня интересует. Очень. Как своя собственная… А это уже серьезно! Потому что минус-варианты есть. Целых два…

Ну-ка, ну-ка… Скажем: утка гибнет. Что дальше?.. А ничего!.. Похоронная процессия… оркестр играет траурный марш… Геройски погиб на боевом посту в борьбе с нарушителями народного спокойствия… Навсегда останется в наших сердцах… В голос рыдают патриотически настроенные дамочки. Клаппер вытирает платочком фальшивые слезы… Это вариант номер один.

Вариант номер два: утка вопреки всем козням врагов героически уцелела. Честь ей и хвала! Впору Серебряный Крест на грудь вешать… Только сожрут эту утку. Сами охотнички сожрут и с большим аппетитом. За ненадобностью… или за то, что много знает… Далее все по первому варианту: процессия, оркестр и прочее подобное… Вот так вот!

М-да-а, хороши пути-дорожки… Ну а что было бы, если бы я отказался?.. А ничего!.. В вертолете, скорее всего, пуля от Гонзалеса, труп за борт, и концы в воду!.. Нет, не так… Если бы я вздумал отказаться, я бы сделал это еще в кабинете Клаппера, а там… А там все просто: досье на стол, а в нем Исидора. И компьютеры Службы Безопасности в два счета доказывают мне, что я связан с врагами нации. И извольте, дорогой бывший соратник по борьбе, друг молодости, так сказать, вот вам выбор: либо согласие, либо лагерь… либо штрафбат, либо смерть… Да, вот тебе и операция Сумасшедший в горах! Если и есть в этих горах сумасшедший, так это ваш покорный слуга… Ай да Клаппер! Ай да полковник Гринберг! И ай да я!.. Потому что согласился, потому что руки у меня развязаны, потому что теперь лишь от меня зависит, быть ли мне ревностным агентом Службы Безопасности или только играть эту чудную роль… Вот так вот!

А впрочем, все это пока – одни домыслы, и, как божий день, ясно, что мне нужны факты, любые факты, хоть самые мизерные, чтобы я смог окончательно определить свое отношение к этому делу. И раз таких фактов нет снаружи, надо искать их внутри! В этом милом домике.

Я стал вспоминать расположение помещений.

Где же я был?.. Был в каминной, был в санузле, был на кухне, в радиорубке был, у себя в комнате и в комнате Маккина. А не был я только в кладовой. И кладовая эта имеет немного-немало как два входа: один из каминной, закрытый (как сказал метеоролог, заваленный какими-то ящиками), а другой – из его комнаты. Стало быть, надо обязательно попасть в кладовую, и чем скорее, тем лучше!.. Ну что же, мысль хорошая, очень правильная мысль… Вот только как это осуществить на практике, не дожидаясь согласия Маккина. Боюсь, что ждать его придется слишком долго… И нейтрализовать метеоролога до поры до времени нельзя…

В дверь постучали, и вошел Маккин. Он был наряжен в теплый оранжевый комбинезон с капюшоном и такого же цвета сапоги и рукавицы.

– Я на площадку, – сказал он, – сниму цифры. Через полчаса метеосводка.

– Скажите, Джон, – остановил я его. – Почему наша станция не автомат?.. Ведь в принципе же мы здесь не нужны. Ночью-то сводки передаются автоматически… Для чего мы здесь находимся?

Это был удар в лоб, и я, затаив дыхание, ждал ответного.

– Не знаю, – сказал метеоролог. – Я ее не строил. Да и какая мне разница, если за это платят деньги… А потом, вы знаете, Джерри, мне здесь нравится. – Он пристально посмотрел на меня и вышел.

Ч-черт, никакой реакции! Может быть, мы просто ломимся тараном в открытую дверь?

Я вскочил с койки. Пока он снимает там свои показания, у меня есть в запасе минут пятнадцать. Я сунул в карман пистолет и вышел в каминную. Дверь в комнату Маккина была заперта, но ключ приглашающе торчал из скважины. Я подошел к двери и взялся было за ручку, но тут что-то вдруг меня остановило. Я внимательно осмотрел паз: слишком уж открыто приглашают, до примитивизма… Ну вот, так и есть! Вот он – тоненький волосок, приклеенный между дверью и дверной коробкой. Стоит хотя бы слегка приоткрыть дверь, и он оборвется.

Неужели все-таки шпионы?.. Иногда примитив действует наиболее безотказно… Так, ребята! Это любезное приглашение мы, пожалуй, оставим без внимания. Подождем-ка мы ночи. Это будет умнее. Спящий в ночи не знает забот… Или как там еще у Стивенса?

Во всяком случае, теперь определенно ясно, что какая-то игра здесь все-таки происходит. А стало быть, надо довести дело до развязки и постараться, чтобы развязка эта наступила не позднее завтрашнего утра… Уверен, что так оно и будет. Не в интересах Маккина затягивать наше совместное проживание здесь. И не в моих тоже…

Остаток дня прошел, как во сне. Я передавал метеосводки, ел, слушал музыку, разговаривал с Маккином, смеялся вместе с ним над его шутками, плоско шутил сам, смотрел какой-то очередной супербоевик, но все это делал кто-то другой, равнодушный и легкомысленный, а я сидел в засаде, сидел, сняв с предохранителя безотказное, сотни раз проверенное оружие, сидел, затаив дыхание, сидел, приглушив стук сердца, сидел, слушал, смотрел и ждал, когда на лесной тропинке в сером молоке тумана появится вражеский отряд, осторожно пробирающийся к нам в тыл, опасливо оглядывающийся по сторонам, пугающийся каждого куста, и настанет, наконец, пора нанести удар, стремительный и неотразимый, настанет пора уничтожить сопротивляющихся и захватить языка, потому что без языка дальше работать просто невозможно.

Наконец, этот тянущийся, как жевательная резинка вечер закончился, и мы разошлись по своим комнатам. Я переоделся в пижаму и лег в постель. В руках у меня оказалась какая-то книжка, но я не прочел ни одной строчки. Я просто не видел ее. Я был уже весь в предстоящей охоте.

Из комнаты метеоролога доносились звуки магнитофона, но что именно он слушал, было не разобрать. Мною овладело нетерпение, я выключил свет и долго лежал в темноте, проклиная все эти ночные увлечения музыкой. В конце концов, замолк и магнитофон, и наступила удивительно пронзительная тишина. Даже ветер на улице стих, а может быть, и метеостанция исчезла, и все вокруг исчезло, и остался во всей Вселенной только этот домик и в нем два человека да еще висящие на стене часы, бесшумно перемигивающиеся секундами и минутами. И когда они отсчитали полчаса, я встал, положил в один карман пижамы пистолет, а в другой авторучку с усыпляющим аэрозолем и тихо вышел из комнаты. Минуты две я стоял перед дверью моего противника, стараясь понять, спит он или нет. Из-за двери не доносилось ни звука.

Ну что же, спи себе, спи, – подумал я. – А уж я постараюсь, чтобы ты не просыпался до самого утра.

Я осторожно нажал на ручку. Дверь легко, без скрипа отворилась, и я на цыпочках вошел внутрь.

В комнате горел ночник. Он освещал нетронутую кровать, застеленную пушистым плисетовым одеялом. На одеяле валялась какая-то раскрытая книжка в яркой цветной обложке. Метеоролога в комнате не было.

Я прикрыл за собой дверь и огляделся. Всюду царил полный порядок, не было ни разбросанных вещей, ни раскрытых шкафов, ни выдвинутых ящиков стола, ни заваленной жжеными документами пепельницы – ничего, похожего на поспешное бегство. Дверь, ведущая в кладовую, была слегка приоткрыта. Я подошел к ней и заглянул в щель. Там было совершенно темно. Я достал из кармана пистолет, снял его с предохранителя и ввалился в кладовую, широко распахнув дверь. В полосе слабого света, падающего из-за моей спины, были видны какие-то тюки и ящики. Маккина здесь не было. Я повернул было обратно, намереваясь взять фонарик и вернуться, но тут до меня донесся приглушенный человеческий голос. Говорил метеоролог.