Дружелюбно улыбаясь, он положил руку мне на плечо.

– Откуда вы так поспешно бежите? – спросил он, прежде чем я успел прийти в себя от удивления. – Вы чуть не столкнули меня с лестницы.

– Ах, это были вы? – пробормотал я.

Софи была права, предсказав мне, что я еще встречусь с этим человеком. Какая проницательность! Мне сразу вспомнились ее советы. Да, она права, подумал я, теперь я уже не выпущу его из рук и так или иначе разгадаю окружающую его тайну. И я решил не отходить от него ни на шаг.

Но он, очевидно, решил также не спускать с меня глаз. Иначе зачем бы он был на лестнице, где я его встретил? Или это была простая случайность? Вряд ли, так как, увидя меня на улице, он сразу подошел ко мне. Но каким образом он мог узнать, где я нахожусь?

Я должен был сознаться, что его чутье было выше моего. В сравнении с ним я был неопытным ребенком, которым он вертел, по своему желанию, во все стороны. Эта мысль окончательно вывела меня из себя.

«Хороша заслуга! – возмущался я про себя. – Я не скрыл от него, что еду в Ниццу. Он мог приехать раньше меня, подождать прихода моего поезда и проследить, куда я пошел. В этом не было ничего трудного. Но теперь этому конец. Теперь я возьмусь за дело. Посмотрим, кто кого перехитрит!»

Я уже не видел в нем в эту минуту преследуемого мной преступника, он был только моим конкурентом, которого я во что бы то ни стало хотел победить. Я забыл о своем разговоре с Софи, о ее предостережениях, во мне говорило только самолюбие, жажда победы и унижения соперника!

Чтобы не дать ему заподозрить истины, я сделал вид, что его вопрос застал меня врасплох, и якобы легкомысленно ответил:

– Я был у одних знакомых.

Он, вероятно, отлично знал, у кого именно, так как на дверях квартиры господина Монпарно висела его визитная карточка, и мой ответ должен был показаться ему, по меньшей мере, наивным.

Тем не менее он ничего не возразил, и я воспользовался этим, чтобы, в свою очередь, поставить его в затруднительное положение.

– Вот уж не ожидал встретить вас «там»! – воскликнул я. – У вас тоже живет кто-нибудь из знакомых в этом доме?

– Никого. Я был «там» для вас, – ответил он.

– То есть как для меня? – изумился я, невольно смущенный его апломбом. – Вы знали, что я буду в этом доме?

– Конечно! – спокойно произнес он. – С тех пор, как мы расстались в Пюже-Тенье, я не упускал вас из виду.

– Чему я обязан такой честью?

– Вы мне удивительно симпатичны, – усмехнулся итальянец.

Я также насмешливо поклонился.

– И вы поехали вслед за мной только для того, чтобы мне это сказать?

– Откровенно говоря, я не сразу отдал себе отчет в этой симпатии. Но зато потом я почувствовал ее с двойной силой. Я много думал о вас, мистер Падди, и это дало мне возможность оценить вас по достоинству.

Он фамильярно взял меня под руку и заставил сделать несколько шагов вперед.

Я не высказал ни малейшего сопротивления, стараясь скрыть, насколько возможно, свое удивление. Это новое появление итальянца опять ставило меня в тупик. Конечно, я мог бы заметить Дольчепиано, что все сказанное им сейчас далеко не объясняет его внезапной симпатии ко мне; мог бы протестовать против бесцеремонности, с которой он, видимо, намеревался располагать мною. Но это не входило в мои новые планы, и я только радовался, что сам итальянец дает мне возможность не выпускать его из виду и тем самым раскрыть его карты.

– Теперь вы мой, и я вас не выпущу, – сказал автомобилист. – Мы не должны расставаться. Верьте мне, дело Монпарно еще далеко не утратило своего интереса, и, если вы любите подобного рода волнения, вы не должны останавливаться на полдороге. Чего вы более придерживаетесь: инстинкта или разума?

– Это зависит от обстоятельств, – глубокомысленно произнес я.

Дольчепиано посмотрел на меня испытующим взглядом.

– Хотите положиться на меня? Можете вы это? – как-то особенно серьезно спросил он.

Я невольно опустил глаза.

– Не тратьте напрасных слов, – сказал я. – Я уже и так переменил свое намерение и готов следовать за вами.

– Вот как! – произнес он, не отрывая от меня взгляда. Улыбка скользнула по его губам.

– Понимаю, – насмешливо сказал он. – Ветер подул с другой стороны и флюгер завертелся иначе.

Я почувствовал, что краснею, и не потому только, что меня обидело это сравнение, сколько от сознания проницательности этого человека, читающего во мне, как в книге.

– Я не понимаю, на кого вы намекаете? – пробормотал я. Прежде чем я опомнился, он выхватил у меня из рук накидку и стал ее разглядывать.

– На чем это вы сидели? – спросил он вдруг.

Я, в свою очередь, взглянул на накидку и увидел, что почти половина ее была покрыта какими-то пестрыми пятнами. Присмотревшись ближе, я понял, что это были марки, чередующиеся с засохшими каплями клея.

– Это очень просто, – не смутился я. – Я положил эту накидку на стол, где находились марки и пузырек клея. Беря ее обратно, я опрокинул пузырек и не заметил, как к накидке приклеились марки.

– Прекрасный способ обогащать свою коллекцию, – заметил Дольчепиано. – Впрочем, он уже применялся при кражах процентных бумаг. Конечно, вы не могли знать этого и воспользовались им случайно. Так, значит, ваша барышня коллекционирует марки?

На моем лице не дрогнул ни один мускул, хотя я был снова поражен этим новым доказательством, насколько итальянец был в курсе моей жизни.

– Да, одна из моих знакомых действительно собирает марки и, вероятно, будет очень огорчена утратой своих драгоценностей, – осторожно ответил я. – Надо поскорей отнести ей эти марки, пока она не заметила их исчезновения.

– Едва ли она будет сильно огорчена, – сказал итальянец, разглядывая марки. – Они ничего не стоят. Ни одна из них не представляет собой редкого экземпляра. Из-за этого не стоит подыматься на второй этаж.

– Позвольте, – возразил я. – Лично я ничего в этом не понимаю, но мне известно, что эти марки очень редкие и моя знакомая выписала их из Италии.

– Из Италии? – недоверчиво повторил Дольчепиано. – Какой же смысл выписывать их из Италии, когда они продаются в любой лавке по 29 су за сотню.

– Надо думать, что она другого мнения, так же, как и то лицо, которое по ее поручению собирает их и высылает сюда, – сухо произнес я.

– Вероятно. Давайте-ка посмотрим хорошенько. – Он вынул из кармана небольшую лупу и стал рассматривать в нее марки.

Я подумал сначала, что он надо мной смеется, но его серьезный вид поразил меня.

– Та-та-та! – воскликнул он вдруг. – Это становится любопытным.

И, взяв меня под руку, не возвращая накидки, он хотел увлечь меня за собой.

– Зайдемте куда-нибудь в кафе. Там нам будет удобнее. Я не согласился.

– Сначала я должен отнести по принадлежности эти марки, – сказал я, стараясь взять от него накидку.

– Ни за что! – ответил итальянец, прижимая ее к себе. – Я должен их рассмотреть. Вы были правы. Эти марки одни из самых редкостных на свете.

– Тем более необходимо вернуть их как можно скорее владелице, – нетерпеливо произнес я.

– Тем более необходимо не торопиться и рассмотреть их как следует, – безапелляционно произнес Дольчепиано. – Пойдемте, дорогой мистер Падди. Даю вам слово, что буду беречь эти марки, как собственное око. К тому же, чтобы вернуть их, вам прежде всего следует их отклеить.

С этим я не мог не согласиться и волей-неволей последовал за ним.

Через несколько минут мы уже сидели на террасе кафе Reegence.

Дольчепиано потребовал теплой воды и стал осторожно отклеивать марки, стараясь сохранить их в полной неприкосновенности.

По мере того, как он снимал их с накидки, он в известном порядке раскладывал их на столе.

– Вы уверены, что эти марки действительно присланы из Италии? – спросил он, продолжая свое занятие.

– Я сам видел конверт! – сухо произнес я.