– Поверите вы наконец на этот раз? – сказал он с довольным видом.

Я прочел, не веря своим глазам: «Антонин Бонассу, чиновник министерства путей сообщения»… И внизу женским почерком было приписано: «С женой».

Это была моя собственная карточка, которую я сразу узнал.

– Ну, что вы скажете? – обратился ко мне Дольчепиано.

Я сделал жест рукой, как бы говоря:

– Что вы хотите, чтобы я сказал? Я ничего не понимаю.

Бонассу! Антонин Бонассу! Здесь, в гостинице существовал какой-то человек, выдававший себя за меня и подозреваемый в убийстве!

Несмотря на все свои старания, я не мог отнестись к этому хладнокровно. При таких обстоятельствах трудно сохранить ясность мысли.

– Они здесь? – прошептал я.

– Нет, сударь, – ответил швейцар, – они сразу же ушли.

– Но все-таки они были здесь… Он был… Вы его видели?

– Да, сударь.

Я взглянул на Дольчепиано.

– И вы уверены, что это он?..

– Еще бы! – улыбнулся итальянец. – Опишите, как выглядит этот господин, – обратился он к швейцару.

– Я не обратил на него особенного внимания, сударь. Самая обыкновенная наружность, среднего роста, не полный, но и не худой, вид довольно приличный, совершенно бритый.

– Как он одет?

– Велосипедный костюм, коричневые чулки с узором. На голове шапка.

– А сапоги?

– Обыкновенные, комнатные.

Дольчепиано бросил на меня торжествующий взгляд. Я был подавлен.

Сомнений не было. Убийца господина Монпарно присвоил себе мое имя и, что удивительнее всего, сделал это как раз в тот период времени, когда я преобразился в Падди Вельгона. Одна из моих визитных карточек каким-то чудом оказалась в его руках, и он воспользовался ею, как я, карточкой сыщика. Неужели это было простое совпадение? Можно было подумать, что кто-нибудь нарочно подстроил такую комбинацию.

Страшное подозрение мелькнуло у меня в голове. Мне захотелось бежать, бежать на край света, чтобы ничего не видеть и не слышать. Дольчепиано взял меня под руку.

– Теперь пойдемте отсюда. Я покажу вам его.

– Его! – воскликнул я, вздрагивая и невольно отступая назад.

– Конечно, – рассмеялся Дольчепиано. – Разве вам не интересно взглянуть на этого Антонина Бонассу?

Он увлек меня за собой и, машинально идя за ним по улицам, я, с отчаянием в душе, думал о том, как мне все труднее и труднее становится восстановить свое настоящее имя.

А между тем не мог же я на всю жизнь оставаться Падди Вельгоном. Следовательно, оставалось одно: раскрыть свою тайну, принести повинную именно теперь, в самую тяжелую минуту моей жизни, когда все сложившиеся вокруг меня обстоятельства только увеличивали мой позор. Я уже заранее слышал иронический смех Дольчепиано. Но, прежде чем сделать это признание, надо было обличить негодяя, осмелившегося забросать грязью мое имя.

Дойдя до подъезда комиссариата, Дольчепиано остановился и вынул из кармана часы.

– Без пяти минут три, – сказал он. – Сдержал я слово?

Мы вошли в подъезд и сразу прошли в кабинет главного комиссара.

Он нас уже ждал.

– Ну как? Арестовали? – спросил Дольчепиано, пожимая ему руку.

– Он там! – ответил комиссар, указывая на дверь, – так же, как и…

– Хорошо! – перебил его итальянец. – Начнем по порядку. Сначала его.

– Приведите арестованного! – приказал комиссар находившемуся в комнате полицейскому.

Тот вышел и сейчас же вернулся обратно, втолкнув в кабинет какого-то субъекта. И, несмотря на то, что вошедший был без усов, совершенно бритый, я сразу узнал его.

– Господин Монпарно! – прошептал я, дрожа всем телом.

Господин Монпарно передо мной! Настоящий, живой господин Монпарно, изуродованный труп которого я видел на платформе в Мескле! Возможно ли это? Не вижу ли я сон?

Представитель торговых фирм, прекрасно владея собой, сделал вид, что видит меня первый раз в жизни.

– Вы ошибаетесь, сударь, – холодно сказал он, глядя на меня, как смотрят на поклонившегося по ошибке незнакомца, – меня зовут Антонин Бонассу.

Его смелость привела меня в смущение. Я думал, что достаточно будет мне показаться, и завладевший моим именем негодяй тут же принесет повинную. В особенности господин Монпарно, которого я знал с самой лучшей стороны и считал не способным играть комедию.

Однако я жестоко ошибся.

– Вы… вы… уверяете… – проговорил я задыхаясь. Но он, видимо, не счел нужным вести со мной полемику и высокомерно обратился к главному комиссару:

– Если это шутка, то согласитесь сами, что она неуместна!.. Я желаю знать, в чем дело. С каких пор разрешается арестовывать ни в чем не повинных людей? Ваши агенты даже не потрудились сообщить мне, чему я обязан их любезным вниманием к моей особе.

Комиссар взглянул на Дольчепиано.

– Причин для этого много, – вежливо произнес тот, поняв взгляд комиссара. – У меня есть два приказа о вашем аресте, из коих первый именует вас так же, как и этот молодой человек.

– Но это имя вовсе не принадлежит мне! – возразил арестованный. – Моя фамилия Бонассу, я могу это доказать.

– Не трудитесь, мы отлично знаем, что вы действительно господин Монпарно.

– Ничего подобного.

– Вы обвиняетесь в присвоении себе чужого имени.

– Я не понимаю, о чем вы говорите! Все мои документы в полном порядке и не могут оставить ни малейшего сомнения в подлинности моей личности. Советую обратить на них внимание.

– Если же вы будете настаивать на том, что вы Бонассу, – невозмутимо продолжал Дольчепиано, – я арестую вас как виновника исчезновения господина Монпарно.

– Это великолепно! Если я – не он, то, значит, я – его убийца! Полиция, видимо, любит пошутить!

И представитель торговых фирм презрительно передернул плечами.

– Господин Монпарно, – не смущался Дольчепиано, – исчез в туннеле около Месклы 6 марта в семь часов вечера. Несколько минут спустя на станции Мескла появился незнакомец в точно таком костюме, как надетый в данную минуту на вас. Все видели, как он вышел из купе, в котором находился господин Монпарно. Как видите, двух мнений быть не может.

– Но я не имею ничего общего с этим субъектом. 6 марта я был в Ницце и на другой день уехал в Геную. Вся ваша история лишена здравого смысла. Покажите мне указ об аресте Антонина Бонассу или отпустите меня отсюда.

– Если вы непременно желаете быть арестованным под этим именем, я могу вписать его во второй приказ, – флегматично ответил Дольчепиано, вынимая из кармана бумагу, на которой еще не было проставлено имя лица, подлежащего аресту.

У меня на лбу выступил холодный пот.

– Не делайте этого! – поспешно воскликнул я. – Этот человек не имеет ничего общего с Антонином Бонассу. Я могу это засвидетельствовать.

– Неужели, молодой человек? – иронически произнес Монпарно. – А кто такой вы сами?

Вся кровь бросилась мне в лицо. Я хотел было ответить, но меня остановил взгляд Дольчепиано.

– К чему напрасные разговоры! – сказал он. – У нас имеются свидетели.

Он сделал знак полицейскому, который снова открыл дверь в соседнюю комнату.

На пороге ее показалась немного бледная, со скромно опущенными глазами, Софи Перанди.

– Софи! – воскликнул я, бросаясь ей навстречу. – Вы в Марселе? Как я счастлив! Только вы можете спасти меня!

Я протягивал к ней руки, уверенный, что только мысль обо мне привела ее сюда.

– Допросите ее! – волновался я, обращаясь в одно и то же время и к комиссару, и к Дольчепиано. – Она знает и Бонассу и господина Монпарно. Ей известно, кто я и кто этот господин.

Софи медленно подняла глаза. Они были чисты и невинны, как у ребенка.

Я, задыхаясь от волнения, ожидал ее ответа. Она посмотрела на каждого из нас отдельно.

– Господин Монпарно? – произнесла она, наконец, с оттенком грусти в голосе. – Это был мой опекун, убитый неделю назад по дороге из Виллара в Ниццу. Что же касается господина Бонассу, моего жениха, почти мужа, – она сделала особенное ударение на последних словах, – то вот он перед вами.