И она указала на господина Монпарно.

Это был последний удар. Ноги мои подкосились, и, сделав несколько шагов, я упал на стул.

– Мадам Антонин Бонассу! – прошептал около меня Дольчепиано.

Найденная в конторской книге гостиницы визитная карточка, приезд дамы, затем приезд господина, все становилось ясным. Я понял теперь, кто были жильцы десятого номера.

Софи изменила мне.

Я захотел, по крайней мере, смутить изменницу.

– А я! – воскликнул я полным отчаяния голосом. – Кто же я тогда, по-вашему?

Она смотрела на меня в упор, и в глубине ее глаз мне почудился какой-то насмешливый огонек.

– Вы? – спокойно произнесла она. – Вы Падди Вельгон!

Из груди моей вырвался глухой стон. Между тем, не обращая на меня никакого внимания, Софи обернулась к комиссару.

– Верните мне моего жениха, господин комиссар, – сказала она умоляющим голосом. – Он ничем не заслужил ареста. Задерживая его, вы приносите нам большой убыток, так как мы должны уехать сегодня в пять часов в Тунис, где намерены поселиться. Не погибать же нам из-за выдумок этого господина. – Она бросила на меня полный ненависти взгляд. – Что бы он ни утверждал, Антонин имеет полную возможность удостоверить свою личность. Покажите ваши документы, мой друг. Это сразу положит конец всей истории.

Я чуть не зарычал от бешенства, когда Монпарно вынул из кармана мой собственный бумажник.

Откуда он мог его достать, как не от той же Софи, которой я так слепо доверил все свои документы.

Теперь все они были в руках этого негодяя, и он, с невероятным цинизмом, вынимал, одну за другой, все мои бумаги. Тут было и мое метрическое свидетельство, и свидетельство об отбывании воинской повинности, одним словом, все документы, кроме тех, к которым была приложена моя фотографическая карточка.

В то время, как комиссар рассматривал их, время от времени взглядывая на Дольчепиано, отвечавшего ему многозначительной улыбкой, Софи не переставала защищать своего возлюбленного.

– Я лучше готова во всем признаться, – говорила она, – чем видеть своего будущего мужа в таком ужасном положении. Вся Ницца знает о наших планах. Мы давно уже решили обвенчаться и нисколько не скрывали нашего отъезда. Нам в этом не было надобности. Мы оба совершеннолетние и вполне свободны. У меня есть только одна дальняя родственница, госпожа Монпарно, с которой я не в ладах. Поэтому мы и решили уехать и обвенчаться за границей. Для этого мы привели в порядок все наши бумаги. Вот они.

Она вынула из своего саквояжа свои и мои документы.

По мере того, как передо мной развертывался план ее действий, сердце мое все более и более наполнялось негодованием и жаждой мести.

– Вы можете проверить мои слова, – продолжала она. – В вашем распоряжении телеграф и телефон. Это даст вам возможность не задерживать нас здесь, в ущерб нашим интересам. Антонин взял отпуск для поездки в Геную на другой день после убийства моего опекуна. Позвоните его инженеру. Он подтвердит это. Пока он был в отъезде, мы переписывались.

– При помощи марок! – с горечью воскликнул я. Софи покраснела, но поборола свое смущение.

– Да, при помощи марок, – ответила она. – Между влюбленными всегда есть маленькие тайны… Это вполне естественно. Одним словом, господа, наш отъезд не был ни для кого секретом. Антонин послал прошение об отставке, прибавив, что мы уезжаем в Марсель. Он написал и другим лицам. Проверьте. Это вопрос десяти минут.

Теперь уже передо мной вырисовывался весь этот гениально задуманный план. Каждое слово Софи открывало мне новые горизонты. Как она, однако, ловко сумела выманить у меня бумаги и заставила подготовить необходимый ей отъезд в Марсель.

Если бы не Дольчепиано, ее старания увенчались бы полным успехом. Я ожидал бы ее самым глупейшим образом в Генуе, а Монпарно тем временем имел бы полную возможность встретиться со своей сообщницей и преспокойно замести свои следы, воспользовавшись моим именем.

Комбинация не имела себе подобных. Никто никогда не заподозрил бы, какую роль играла Софи, и когда, наконец, измученный тщетным ожиданием, я решился бы вернуться в Ниццу, меня не перестали бы обвинять в совращении с пути добродетели несчастной молодой девушки.

Между тем Монпарно навсегда бы исчез с земного шара, и счастливые влюбленные, избрав какой-нибудь уединенный уголок, наслаждались бы любовью, подсмеиваясь над ловко одураченным ими идеалистом.

Эта мысль привела меня в ярость. И подумать только, что если бы не Дольчепиано!..

Я бросил на него благодарный взгляд. Он за меня отомстит!..

Между тем Софи не сдавалась. Она продолжала защищаться, идя напролом, видимо, надеясь, что я не заговорю и не решусь признаться в собственном легкомыслии.

Но она забыла о моем отчаянии и гневе. Чтобы отомстить ей за измену, я мог решиться на все.

Потому что все ее поступки, все темные стороны ее души, казавшейся мне еще час назад такой возвышенной и чистой, ее притворство, испорченность, лицемерие были пустяками в сравнении с ужасным открытием.

Софи любила господина Монпарно! И чтобы иметь возможность бежать с ним, она обманывала меня и делала из моей любви к ней орудие для достижения своих преступных планов. Я мог простить все, кроме этого.

Ангел превратился в демона; но несмотря на это, я еще любил ее, мысль, что она не любила меня никогда, заставляла мучительно сжиматься мое сердце.

Даже теперь, через столько лет, я не могу вспомнить пережитые мною тогда страдания без слез.

Жестокая, коварная Софи!

И, глядя на нее, такую кроткую, искреннюю, говорившую тихим, мягким голосом, мне вдруг стало страшно, не поддастся ли комиссар этому кажущемуся обаянию лицемерной искренности и не отпустит ли действительно на все четыре стороны эту ловкую парочку.

Этого нельзя было допустить!

Я мгновенно вскочил со стула.

– Не верьте, господин комиссар, не верьте! – закричал я. – Все это ложь! Я теперь только понимаю, на что способна эта особа. Вам нет необходимости телефонировать в Ниццу. Достаточно взглянуть на этого господина, и вы сразу увидите, что ему не может быть столько лет, сколько написано у него в бумагах.

– Допустим, что я выгляжу старше своих лет, – спокойно отвечал Монпарно. – Что же из этого! Это встречается очень часто. Нередко молодой человек двадцати пяти лет кажется сорокалетним.

– Во всяком случае, – возразил я, – прежде чем отпустить вас отсюда, господин комиссар хорошо сделает, если допросит свидетелей не только по телефону. Да, действительно, я знаю Бонассу, который выехал сегодня утром из Ниццы, но это не вы. Существует Бонассу, который должен был жениться на мадемуазель Перанди, но он на вас не похож. Это чересчур наивный молодой человек, ставший жертвой хитроумной комбинации вашей сообщницы, которую он, к сожалению, не сумел сразу разгадать. Бонассу, о котором я говорю, был вчера вечером в Ницце, между тем как вы были в это время в Генуе, так как приехали оттуда только сегодня на пароходе «Регина-Елена». В то же время, когда, по вашим словам, он совершил путешествие в Италию (путешествие, симулированное по настоянию мадемуазель Перанди), Бонассу находился в действительности в Пюже-Тенье, что он и может доказать.

– Перестаньте болтать глупости! – презрительно прервал меня Монпарно. – Где же этот ваш таинственный молодой человек? Пусть он покажется нам сам и, главное, покажет свои бумаги.

– Вы отлично знаете, что все эти бумаги находятся у вас, так как все они были выманены у него мадемуазель Перанди, к которой он имел в то время безграничное доверие.

– Это уже является обвинением, – ответил Монпарно. – Я обращаюсь за защитой к господину комиссару.

– А я к господину Дольчепиано! – воскликнул я. – Так как предполагаю, что он не арестовал бы вас, не имея оснований. Я умоляю его только поверить мне, что вы не кто иной, как господин Монпарно.

– Мы это сейчас узнаем, – улыбнулся итальянец. – Итак, милостивый государь, вы продолжаете утверждать, что вы – Антонин Бонассу?