— Тут ничем не поможешь, — печально произнес Бэмби. Под влиянием увиденных страданий чувство отвращения к Нему, которое они всегда испытывали, заговорило в них сильнее, чем обычно. В их нежных душах, неспособных ненавидеть по-настоящему, накапливались недовольство, тревога и ужас, отвращение и безропотная покорность властелину, погубившему так много зверей и птиц. С Ним невозможно было бороться. Все, что они здесь увидели, было делом Его рук. Им стало до конца ясно, какой чудовищной силой Он обладает и сколько проливает крови, чтобы утвердить свое господство.

Острый запах ударил им в ноздри. Они встревожились и придержали шаг. Страх одолевал их. Это был лис! Их злейший, страшный враг! Фалина. Гено и Гурри посмотрели на Бэмби. Поколебавшись, он пошел вперед. За ним немедленно последовала Гурри. Гено с Фалиной оставались на месте.

Там лежал лис. В сущности он лежал спокойно, разве что секунду; потом начинал неистово кататься по земле, жадно хвататься за бок, словно желая себя же растерзать. Лихорадка сотрясала его. Бэмби с состраданием подошел ближе, но все-таки остановился на безопасном расстоянии. Гурри, если бы не лисий запах, подошла бы совсем близко.

— Тебе очень больно? — спросила она.

Лис оскалил зубы:

— Ты, небось, рада?

— Как ты можешь так плохо обо мне думать? — возразила Гурри. — Мне жалко тебя! Очень жалко!

— Не верю! — проскрежетал лис и белая пена выступила у него из пасти. — Не верю!

Такое недоверие Гурри понять не могла. Лис снова укусил себя за раненый бок.

— Почему ты это делаешь? — спросила потрясенная Гурри.

— Почему! Почему! — прошипел лис, — боль терзает меня. — Он застонал. — Она терзает меня, и я в ярости!

Некоторое время он лежал спокойно, глядя на Гурри остекленевшими глазами.

— Был бы я здоров, сразу бы тебя сцапал! Без всякой жалости!

— Но ты не здоров, — ответила Гурри беззлобно. — Ты совсем не здоров, наоборот, ты очень болен, бедняжка!

Она забыла, что лис когда-то напал на нее.

Лис снова стал кататься по земле, его хвост бессильно повис, уши он плотно прижал к голове.

— Это Он все сделал! Угробил меня! Он! Негодяй! Ненавижу! Я бежал в свою нору! И тут в меня попали из огненной руки!

Его лихорадило.

Гено с беспокойством спросил:

— Отец, я хочу уйти.

— Довольно! — решил Бэмби. — Хватит! Мы уходим!

Гурри неохотно прервала разговор с бессильным врагом. Она очень увлеклась беседой с ним. Ведь прежде он был так опасен, а теперь вызывал жалость. Ей захотелось расспросить лиса еще кое о чем. Несколько смущенные враждебным запахом, они предоставили лиса его судьбе. Он катался по земле, изрыгал проклятия и был в страшном отчаянии. Силы покидали его.

— Вряд ли он впредь сможет нам угрожать, — сказала Фалина.

— Наверное, — ответил Бэмби. — Хотя кто знает, лис очень живуч. Но он еще долго не осмелится нападать на нас.

— Если выживет, — Гено был доволен.

Теперь они снова увидели, что Он может быть освободителем тоже. Они не раздумывали, почему и зачем Он освобождает их от злейших врагов. Но ненависть к Нему, которая вначале обострилась, стала ослабевать. Когда Бэмби привел их к кормушкам с клевером, ненависть и вовсе исчезла. Теперь они чувствовали, что Он заслуживает благодарности и даже похвалы.

— Что ты медлишь? — обратилась Фалина к Гено. — Ты снова чего-то опасаешься?

Он боязливо прошептал:

— А что, если короли…

— Сегодня их не будет, — успокоил его отец, — все короли отсюда далеко. Большой Страх спугнул их! Они вернутся не раньше, чем через пять-шесть дней. До этого времени все, что здесь лежит, — ваша собственность…

Теперь они ощутили сильный голод. Гено первым подбежал к кормушке и принялся спокойно есть. Филина, уже ни на что не обращая внимания, стояла рядом с Гено и пировала. Она даже не заметила исчезновения Бэмби.

Одна Гурри вскрикнула:

— Где отец?

Ни Фалина, ни Гено ей не ответили. Они с большим усердием поедали пищу.

Гурри забеспокоилась:

— Он, должно быть, голоден.

Фалина небрежно сказала:

— Отец уж как-нибудь поест, можешь не беспокоиться. Он хочет побыть в одиночестве. Ты ведь его знаешь!

После ухода Бэмби Фалина чувствовала себя свободнее; когда он долго был рядом, его присутствие стесняло ее.

Гурри высматривала, что делается вокруг: она и впрямь обнаружила Бозо и Лану, облюбовавших сено из клевера. Гурри немедленно подбежала к ним.

— Вы хоть знаете, где ваша мать?

— Нет, — ответила Дана, — мы ждем здесь.

— Это называется ждать? А ваша мама…

Бозо перебил ее:

— Здравствуй, Гурри! Мама скоро придет.

— Это ее дело найти нас, — добавила Лана.

— Особенно сегодня! — сказал Бозо, — нам столько пришлось вынести. Она не должна была оставлять нас одних.

— Непонятно, — пробормотала Лана, — где это она так надолго застряла. Сегодня мама должна заботиться о нас!

— Непонятно, что вы за дети! — перебила ее Гурри. — Ваша мать не придет!

Бозо в ужасе подпрыгнул:

— Она умерла?

Лана заплакала.

— Она не умерла, — объяснила Гурри. — В нее попала огненная рука. Она не может ходить! Вы тут спокойно наслаждаетесь кормом, в то время как ваша мама мучается от боли и боится за вас!

— Где она лежит? — Лане не терпелось это узнать.

— Бежим немедленно к ней! — сказал Бозо.

— Правильно! Торопитесь! Вы уже давно должны были так сделать.

Гурри рассказала им про дорогу. Они умчались. Тогда Гурри принялась за еду.

— Подумать только, — проговорила она, — так много зверей и птиц мучаются, а мы спокойно едим. Очень многие умерли, никто не знает сколько.

— Всех их сегодня увезут, — вспомнил Гено.

Он сытно поел и решил тоже посочувствовать.

— Лучше всего об этом не думать! — посоветовала Фалина.

— Я не могу примириться, — ответила Гурри, — с тем, что нами правит Его сила, что некоторых эта сила приносит в жертву, а некоторых случайно защищает, и они блаженствуют. Пока не придет их черед.

— Ты ничего не изменишь, моя девочка, — оказала Фалина.

— Так устроен лес, и ты должна смириться.

— Ты меня не убедила, — возразила Гурри.

— Жизнь тебя убедит, — заключила Фалина.

Снова начались жестокие холода. День за днем шел снег. Дул ледяной ветер. Мороз жег огнем.

Егерь редко обходил участок. Еще реже гремела огненная рука; каждый раз она настигала какого-нибудь разбойника, потому что охота была запрещена. И каким-то образом все узнали, что опасность миновала. Лани бесстрашно гуляли днем. Зайцы беззаботно прыгали или спокойно лежали в своих снежных норках. Фазаны без опаски сидели в глубоком снегу, не задумываясь приходили к кормушкам столько раз, сколько им хотелось.

Лани смело приближались к стожкам с сеном. Их гнали холод и невозможность добыть пишу. Зайцы тоже приходили сюда и наедались до отвала.

Дикие звери редко показывались на глаза. Королям было очень стыдно, ведь они потеряли свои рога. Они ни с кем не разговаривали, словно боялись, что их могут упрекнуть в чем-то нехорошем. Короли уже не были гордецами, при встрече вели себя скромно и миролюбиво. Ночью они бесшумно бродили по лесу.

Короли общались друг с другом. Никто больше не помышлял о соперничестве. Они мирно бродили бок о бок. Королевы гуляли отдельно без каких-либо сокровенных желаний. Некоторые из них поодиночке, только в сопровождении детей. Остальные ходили группой.

Короли и королевы обдирали стволы молодых и средних деревьев. Деревьям это очень вредило. Некоторые из них не могли залечить свои раны. Они высыхали и стояли голыми, в то время как другие весной снова зеленели. Однако, королевских высочеств это мало трогало.

Бэмби не было видно. Он не показывался на глаза всю зиму. Он тоже потерял рога. Правда, несмотря на это, Бэмби ходил с гордо поднятой головой; однако было похоже, что именно гордость повелела ему избегать своих близких и всех остальных, пока он будет ходить без рогов. То тут, то там попадался замерзший заяц или лежавшая в снегу холодная, одеревеневшая лань. Тогда на них садилась стая ворон и через два-три дня от погибших ничего не оставалось.