Где-то ее Истомин видал, где-то встречал, откуда-то знал, не исключено - близко.

- Ты меня забыл, - печально констатировала она.

- В некотором роде... - туманно отговорился Истомин.

- Я Наташа, - объяснила шатенка. - Мы познакомились в телецентре, а потом ты повез меня в ресторан "Белград", а потом...

- Вспомнил, - быстро сказал Истомин.

Он и вправду вспомнил Наташеньку, славную редакторшу с телевидения, и, глядя на мнущуюся в нетерпеливом ожидании очередь, многих тоже вспомнил. Вон Инка Литошко, художница, умная и злая, у него с ней случился легкий роман лет эдак пять назад... А вон Леночка Ларина, ее с ним друг Слава познакомил, она, кажется, инженер-химик, кандидатша наук... А вон улыбается Оля Асатурян, все еще начинающая новеллистка из Красноярска, он к ним в командировку приезжал на семинар молодых писателей... А вон Саша Калинина, эта-то что тут делает, при живом-то муже?..

И ведь ничуть не изменились, не постарели ни капельки! _Ни одна_!.. А он, Истомин?..

Вообще-то не такая уж большая очередь к нему наметилась: человек двадцать, не более. А остальные где?..

- Остальным на тебя наплевать, - будто подслушала его мысли шатенка Наташенька. - Остальные тебя забыли, вычеркнули из памяти, повестей твоих не читают, фильмов не смотрят.

- А вы? - заинтересованно спросил Истомин.

- А мы смотрим. И читаем. И не вычеркнули.

- Почему?

- Ты нам небезразличен, - последовал лаконичный ответ.

- Вздор! - искренне возмутился Истомин. - Не верю!

Очередь заволновалась. Раздались выкрики:

- Как же так!.. Это правда!.. Тебе должно быть стыдно!..

Истомину стыдно не было.

- Красивые мои, - душевно произнес он. - К черту очередь. Сядем в кружок и поговорим откровенно. Временно я в вашем распоряжении.

Дамы быстро уселись на траву вокруг скамейки, нимало не боясь помять платья и юбки, а уж о тех, кто в джинсах, и толковать нечего. Со стороны, наверно, сия картинка выглядела куда как живописно, но, сдавалось Истомину, со стороны ее никто увидать не мог.

Случайно-закономерный микромир рощи-памятника совместил в себе добрых два десятка временных срезов, а значит, его пространство в данный момент существовало вне времени. Такой вот парадокс, не известный ни фантастам, ни тем более ученым...

- Давайте поставим точки над "i", - начал Истомин. - Что вы имеете в виду под словом "небезразличен"? То ли вы меня поминаете добрым словом, то ли худым, третьего не дано. Так как же, а?

Дамы переглянулись, чуть помолчали, потом все та же Наташа спросила у общества:

- Девочки, можно я скажу?

- Говори... - загалдели девочки. - Ответь ему. Мы тебе доверяем...

- Мы тебя поминаем одновременно добрым и худым словами, - значительно сказала Наташа. - Сообразил?

- Нет, - честно признался Истомин.

- Наташа, ты не оправдала нашего доверия, - строго вмешалась умная Инка Литошко. - Позволь мне... За все доброе, что ты нам оставил, мы тебя вспоминаем по-доброму, ну а за все плохое - извини, Истомин...

- Хоть ты и умная, Инка, - сказал Истомин, - но я опять ничего не понял. Что я вам сделал плохого?

- Про хорошее ты не спрашиваешь? - ехидно крикнула Леночка Ларина.

- Про хорошее - молчок. Было оно или не было - вам судить. А вот плохого не помню... Инка, вспомни Суздаль, лето, стога, вспомни старуху с ведрами на коромысле... А ты, Ленок, вспомни, как мы с тобой ремонтировали твою комнату, как выбирали обои, как клеили, как ты потом варила свекольник... А разве нам с тобой, Оля, вспомнить нечего? Разве не было у нас Дивногорска, плотины, тайги, ночи у костра?.. Все, все вспоминайте, ну, прошу вас, поднатужьтесь и киньте в меня камень, если заслужил!..

- Заслужил, - сказала Инка.

- Заслужил, - сказала Леночка.

- Заслужил, - сказала Оля.

- Заслужил, заслужил, заслужил, - сказали Наташа, Саша Калинина, и еще Таня, Света, Нина, Люба, две Тамары, Марина и Маша, и еще Маша, и еще Маша, которая вовсе Маргарита.

- Вот тебе и раз! - сильно, удивился Истомин, сам малость разнежившийся от мимолетных воспоминаний. - За что камень-то, нежные мои?

- За то, что ты _был_, - подвела итог умная Инка, и все согласно закивали. - За то, что ты всем нам дал _надежду_.

- Неправда! - Истомин вскочил со скамейки и прошелся в быстром слаломе между сидящими тут и там дамами. - Я никому никаких надежд не давал. Я _был_ - и все.

- "Ка-аким ты бы-ыл..." - пропела Наташа, и все хором подхватили: "Таки-им оста-ался..."

- Стойте, - сказала умная Инка. - Шутки в сторону. Ты у нас ба-альшой моралист, Истомин, ты всех кругом учишь без сна и отдыха. Но разве ты имеешь право _учить_?.. Да, я помню Суздаль, лето, старуху с ведрами. Я помню, как мы бегали за парным молоком, и пили его, и ты пролил его на рубаху, и ужасно взволновался, расстроился, и я полдня стирала ее, отстирывала пятна, а ты ходил мрачный и говорил, что у тебя редсовет в издательстве, что тебе еще утром надо "было смотаться в Москву и что тебе, конечно, плевать на рубаху, но как ты объяснишь жене происхождение пятен... А я слушала и терла, слушала и терла. И оттерла. И ты сразу подобрел, расцвел, и оказалось, что никуда ты не спешишь, и что со мной тебе прекрасно, и ты благодарен _мне_ за эту поездку... А я уже ничего не могла...

- И я помню, - вступила в разговор Лена, - как мы клеили обои. Ты тогда пошел к директору магазина, подарил ему свою книгу с автографом, а он тебе отвалил царские обои - из подкожных запасов... Я мазала их клеем нарезанные куски, а ты стоял на стремянке и присобачивал их к стенке... Потом мы лопали холодный, со льдом, свекольник - на столе, на газете, и было солнечно-солнечно, и было странное ощущение _дома_. А потом ты ушел...

- Но я же вернулся. И еще раз, и еще... - защищался Истомин.

- Пока не наскучило. Тебе, тебе... А я, дура, поверила, что тебе не наскучит никогда...

- Я этого не говорил!

- Ты этого не говорил, а я разнюнилась...

- Кто ж в том виноват? - резонно спросил Истомин.

- В том, что я дура?.. Папа с мамой, наверно... Ты, Истомин, в другом виноват. Ты отлично знал, что я дура, что все бабы легко дуреют, когда к ним относятся _по-человечески_, и воспользовался этим. Ты профессиональный обманщик, Истомин.

- Ну знаешь что! - возмутился Истомин. - Выходит, какой-нибудь фотограф, который мальчонке обещает птичку, тоже, по-твоему, обманщик и негодяй.