Я знал, что муж должен давать жене, однако не нуждался в женщине, вышедшей замуж за банковский счет. Я не нуждался в женщине, считавшей, будто деньги изменят мой образ жизни. На мою жизнь не повлиял бы никто и ничто.

Сначала я решил разбить сад — мой главный приоритет на этой неделе — и лишь потом отвезти Эверли в Анкоридж. Мать вашу, а еще я позвонил бы Монике и высказал ей все, что думал о ее «Современных невестах по почте».

Она нашла мне превосходную девственницу, настолько великолепную, что я мастурбировал на нее в душе и кончил быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Но также я планировал сказать, что Моника дерьмово справилась с поиском невесты, соответствовавшей моим наиболее важным требованиям.

Я не мог заснуть без Эверли рядом со мной. В конечном итоге я услышал, как она вымыла бокал, воспользовалась туалетом и забралась в постель.

Мы лежали друг к другу спинами, и я не сказал ни единого чертового слова. Эверли тоже. Но, мать вашу, я слышал, как она плакала, пока не уснула — тихие, почти неслышимые всхлипы. Проклятье, может, я и просил жену, но нихрена не знал о том, как иметь дело с женщиной.

Я не спала. Было невозможно заснуть рядом с мужчиной, который разозлил меня, трахнул и оттолкнул. Поначалу он лежал ко мне спиной, но потом во сне перевернулся и обнял меня за талию. Так естественно, будто само собой.

Проблема заключалась в том, что даже реши я остаться, у меня все равно не было ни малейшего представления, как вписаться в его жизнь.

Накануне я весь вечер просидела за своим ноутбуком. Конечно, ведь я так долго ждала, когда наберусь жизненного опыта, и теперь это случилось. Соответственно, появился материал для работы.

Но сидя там, за кухонным столом, я упорно писала список всех «за» и «против». Доводы за то, чтобы остаться женой Сайласа. И доводы за возвращение в Портленд.

На каждое «за» находилось свое «против». Колонки были равны. В итоге я удалила список, ненавидя себя то, что вообще начала его составлять. Сама концепция казалась детской, а я уже выросла. Стала взрослой.

Замужней.

И факт оставался фактом — как бы я ни злилась, мы были женаты. Брак для меня кое-что значил. Но значил ли для Сайласа? Поскольку ему, кажется, было плевать, останусь ли я с ним.

А я хотела быть важной для своего мужа. Хотела, чтобы он ценил меня как личность.

Однако то, с какой легкостью он женился на незнакомке, уже говорило о моей значимости в его глазах. Сайласу было плевать, кто я. Он согласился расписаться со мной, даже ни разу меня не видя.

Но как я могла упрекать его, когда сама поступила точно так же? Вопросы роились в моей голове всю ночь напролет, и как бы мне ни хотелось обсудить их с Дельтой или Амелией…я была здесь одна. Если я хотела что-то с кем-то обсудить, рядом был только мой муж.

Неприемлемый вариант. Сайлас был мужчиной — разновидностью, совершенно мне незнакомой. Особенно его подвид: мужчина невыносимо сексуальный и абсолютно уверенный в себе. Мужчина, которому плевать, останусь ли я здесь.

Утром он заварил кофе, оделся и вышел из дома, так и не проронив ни слова. Все это время я лежала к нему спиной, преисполнившись решимости не разговаривать с ним. Поскольку я была жалкой и совершенно не разбиралась в отношениях.

Но на самом деле причина была иной, по большей части. У меня были подруги, когда-то родители и бабушка с дедушкой. И я знала, что честность — первый шаг к взаимопониманию с другим человеком.

Сложность заключалась в том, что прошлым вечером я была честна с Сайласом. И моя честность пришлась ему не по нраву. Он не оценил, когда я призналась, что подписывалась не на это. Он хотел уступчивую и согласную женушку, а не человека с чувствами.

Возможно, именно поэтому после победы Запада невесты по почте вышли из моды. У женщин появилось право голосовать, они пошли в школы и могли высказывать свое мнение. И мне нужен был мужчина, понимающий это.

Переодевшись в джинсы и рубашку, я вылила в эмалированную кружку остатки кофе. Из кофейника вытекло немного черной густой жижи, и я застонала, поняв, что Сайлас не пожелал делиться по-братски. Сделав глоток, я отставила кружку и, натянув свои «конверсы», вышла из дома.

Не было еще и семи часов, однако лес давно проснулся на рассвете в три утра. Деревья шелестели, птицы порхали, и пока я шла к озеру, под моими ногами хрустели ветки. Мне подумалось, что спокойная водная гладь поможет успокоить нервы. Вчера, когда я отдалась Сайласу, мои эмоции вырвались на волю, но теперь снова накрепко закупорились.

На причале сидел Сайлас. Он рыбачил, но я не решилась подойти к нему. Я не знала, что сказать. Я чувствовала себя обманутой из-за того, каким образом оказалась здесь.

Конечно, Сайлас не был виноват, но я и тоже. Мне просто нужно было продержаться неделю и убраться из его леса. Несомненно, вчера вечером — и позавчера — Сайлас был удивителен в постели, но брак не ограничивается сексом.

Мне нужно было чем-то занять себя на ближайшие дни. Вчера утром после церемонии Сайлас упомянул, что приготовил для меня сад.

Желая что-нибудь сделать, я зашла за домик, где была взрыхлена почва.

В маленьком сарайчике для хранения садового инвентаря я нашла совок, семена и перчатки. Чтобы не испортить план посадок, я решила заняться прополкой, пока Сайлас не вернется с озера и не даст мне подробные инструкции.

Он явился несколько часов спустя, когда я уже прополола бо́льшую часть участка. Я сделала перерыв, собираясь немного попить.

Сайлас был в доме и кратко кивнул мне, явно не желая заглаживать вину, собственно, как и я.

— Можешь сказать, где и что хочешь посадить? — спросила я, наполняя стакан водой. Я не смотрела на Сайласа. Просто не могла.

— Конечно. Я начертил схему, и ты можешь ее придерживаться.

— Ладно. А чем ты сегодня займешься?

— Эверли, ты хочешь поболтать? Мне не очень интересно.

Мои эмоции поднялись к поверхности. Я хотела, чтобы Сайлас был со мной вежливее, добрее. Нелепо злиться на то, что я чувствовала себя не в своей тарелке.

— В таком случае, что же тебя интересует? — спросила я.

Сайлас посмотрел на меня сверху вниз, но я не могла даже предположить, о чем он думал.

— Я заинтересуюсь, только если ты захочешь быть моей женой.

Я скрестила руки на груди, расстроенная тем, что он не давал мне пространства для маневра или возможности разобраться в своих желаниях.

— Сайлас, просто покажи мне схему сада, — сказала я ему и вернулась на улицу.

На протяжении следующих пяти дней мы с Эверли почти не пересекались. Она вставала позже меня, и пока я рыбачил на озере, работала в саду.

Тем не менее, черт возьми, каждый раз по пути домой я видел ее маленькие ягодицы, когда она, наклонившись, вспахивала почву.

Хотел бы я вспахать Эверли. Я бы водил пальцами по всему ее телу и показывал ей, как охрененно умею пахать. Нашей единственной близости было недостаточно.

И я знал, что Эверли тоже хотела меня. Посреди ночи я просыпался от того, что она неосознанно терлась о мой член и во сне клала руки мне на грудь.

Твою ж мать, мне требовалась вся сила воли, чтобы не стянуть с Эверли трусики и не взять ее спящей.

Но куда сильнее мне хотелось взять ее бодрствующей. Я хотел видеть ее великолепные глаза и улыбку. Посмотреть, как она удивилась бы, когда я ласкал бы ее способами, о существовании которых ей еще неизвестно.

Прихватив коробку со снастями, я направился прочь от озера. В ведре лежала пойманная рыба.

— Эверли, я сейчас пожарю этого малыша, — сообщил я, проходя мимо.

Она сажала семена в благодатную почву и впервые за всю неделю посмотрела на меня с улыбкой.

— По какому поводу хорошее настроение?

— Я знаю, что здесь тихо, но все же немного волшебно, да? — спросила Эверли. — Я все время слышу пение птиц и видела, как по тропинке прошел олененок со своей мамой.