— Ну, так не буду мешать вам! Поспешу откланяться Софье Антоновне и затем домой — за работу! Если понадоблюсь вам, уважаемый…

Но он не договорил и отпрыгнул к двери, бледный от испуга. Доктор Аренс не выдержал; он вскочил с кресла и неистово закричал:

— Никогда вы мне не понадобитесь!! Слышите? И жену мою вам видать не надо! Можете прямо пройти в переднюю и взять свое пальто!.. Кузьма!! — гаркнул он, с лицом, налитым кровью.

«Узнал, все узнал!» — молнией пронеслось в голове напуганного Сергея Семеновича, и он, не дожидаясь появления Кузьмы, выскочил из двери.

— Чего прикажете? — вошел на крик барина Кузьма.

Доктор оглянулся, но посетителя уже не было.

— Пошел вон, дурак! — крикнул он на Кузьму.

Тот медленно повернулся и пошел, думая: «Надо полагать, Сергей Семенович начисто свинью подложил нашему, потому — вон он как!..»

— Стой! — крикнул доктор. — Что ты подумал?

Кузьма смутился.

— Я-с?.. ничего… Ей-Богу… подумал, топить, может, прикажете… печку? — добавил он уже уверенным тоном.

Доктор грозно взглянул на него и молча отошел в глубь кабинета.

«Совсем обалдел», — решил Кузьма, скрываясь за дверью.

Доктор, как голодный зверь в клетке, заметался по кабинету. Мысли вихрем проносились в его голове; в груди закипала злоба…

«И это друг, лучший друг?.. На языке — честь, в душе — зависть и подлость, и вдобавок ко всему — какая-то тайна!» — проносилось в его голове. — «Интересно знать, кто эта „она“? Чего он боялся?.. Умаслить захотел!.. Вот скотина! И это дружба!..»

Дверь слегка приотворилась. Доктор оглянулся и с облегчением вздохнул: он увидел в ней стройную фигурку своего милого мальчугана. Но едва вошел маленький Павля и своими бойкими глазами взглянул на отца, как доктор опять нахмурился и почти простонал вслух:

— Что же это?!.. О, Господи!!

Павля, тихо двигаясь по кабинету с тетрадкой в руке, радостно думал: — «Обозлился за что-то, не смотря подпишет! Самое удобное время!»

— Чего тебе? — сердито спросил ого доктор.

Мальчик сделал серьезную рожицу и ответил:

— Я, папаша, принес подписать тетрадку. Сегодня нам баллы за неделю проставили!

— Покажи!

Павля подал тетрадку. Доктор внимательно стал рассматривать ее: русский — 3, арифметика — 4, латинский — 4, география — 2!.. Отец улыбнулся. «Это он за географию струсил!» — подумал он и, взяв перо для подписи, спросил:

— Почему по географии 2?

— Я, папаша, плохо Германию выучил; много там! — бойко ответил Павля.

Доктор обмакнул перо. Павля вздохнул: «Ну, пронесло! Пустяки это, а всегда дрожу… Ну, вот опять… И чего это он?»

Павля с тоскою посмотрел на отца, который отложил перо и стал опять внимательно вглядываться в отметки. Павля побледнел. Доктор сурово взглянул на сына и перевернул назад несколько страничек. Павля задрожал и закрыл глаза.

— Это что? — воскликнул в ужасе доктор, — я прошлую неделю не видел этого! Тут 4 было!

Он стал перевертывать страницы назад, и везде, где, раньше подписывая, он видел 4, стояли толстые, огромные единицы.

— А здесь?.. А сегодня? — закричал он, стуча рукою по столу.

— Тоже, — сквозь слезы прошептал мальчуган.

— Арифметика — 1, латинский — 1?

— Да.

Доктор опустил голову и тихо спросил:

— Значит, ты это подделывал, мошенничал?

Павля стоял бледный, испуганный, безмолвно опустив голову.

Владимир Платонович схватился за виски. Еще низость! Его любимый сынишка, его радость — оказался испорченным мальчишкой, его четверки — единицами! Доктор вскочил и, схватив сына за руку, начал говорить почти со слезами:

— Что ты делаешь?!.. Павля, милый!.. Ты ведь все время мошенничал, подлоги делал… Ведь это уголовное преступление! Понимаешь — уго-лов-ное!.. Что ты сделал, что сделал?! Ведь ты семью позоришь!!! — и доктор с яростью потряс сына за руку.

Испуганный мальчуган заорал, что было мочи, и на его крик в кабинет вбежала перепуганная Софья Антоновна. Она была одета в изящное платье, собираясь ехать в театр. Ее голые руки были по локти затянуты в светлые перчатки.

— Ах, что ты, что ты?! — подбежала она к мужу. — Вольдемар, Бога ради, не бей его! — кричала она с театральным испугом.

Доктор оставил сына и взглянул на жену.

— Я его вовсе не хотел бить, хотя он и стоит этого: он оказался мошенником!

— Ах, нет, нет!.. Не говори так!.. Мой Павля — честный мальчик! — воскликнула с жестом Софья Антоновна, думая про себя: «Да что это с ним? Сначала Сергея выгнал, теперь на Павлю набросился!»

Доктор вспыхнул. «Что это за фамильярность? Какой Сергей для нее Поленов?» — мелькнуло у него в голове.

— Мошенник! — заорал он, — а ты, ты!..

Жена в ужасе отшатнулась.

«Неужели узнал?» — подумала она.

«Опять тайна!.. И у нее тайна!.. Господи!» — с тоскою подумал доктор.

Софья Антоновна незаметно толкнула Павлю, который, схватив злополучную тетрадку, быстро выскользнул из кабинета. Оставшись наедине с мужем, она вкрадчиво заговорила:

— Вольдемар, что с тобою? Сегодня целый день ты просто сам не свой: Поленова выгнал, Павлю чуть не избил… Что с тобой? — и, смотря пытливо в глаза мужу, она подумала: «Господи, из-за этих глупых историй и в театр опоздаешь! Хоть бы от Сергея узнать, что у них вышло».

Доктор опять нахмурился и, деланно улыбаясь, сказал:

— Ты в театр торопишься, Софи? Поезжай, лучше. Вернешься, — я расскажу…

Софья Антоновна обрадовалась.

— Отлично, милый!.. Я еду, а ты успокойся и выйди в гостиную…

— Кто еще там?

— Дядя Анатолий и Настасья Петровна… Она, впрочем, сейчас уезжает…

С этими словами Софья Антоновна поцеловала мужа в щеку и легко выпорхнула из кабинета.

«Что же это такое?» — с тоскою подумал Владимир Платонович, — «кругом сухие, черствые, подлые, лживые люди. Неужели это правда? Может, мой прибор неверно передает мысли?.. Нет, нет… Поленов оказывается льстивым, завистливым негодяем, Павля — мошенником, жена — пустою, бездушною куклою, думающей о театре в то время, когда я, видимо, страдаю… Скверно, скверно… Уж не снять ли прибор? Но нет, этого не может быть — мой прибор не лжет, и я не сниму его до ночи!»

С этим решением доктор вышел из кабинета и прошел в роскошно меблированную гостиную. Здесь, у диванного стола, освещенного лампою, сидела изящно одетая молодая женщина. Невдалеке от нее, задумчиво куря папиросу, сидел пожилой господин с длинными седыми усами. Увидев входящего хозяина, они приветливо закивали головами. Доктора, подошел к гостям, радушно пожал их руки и сказал:

— Совсем нас забыли, Настасья Петровна, да и вы, Анатолий Тимофеевич, не очень-то нас жалуете!

Настасья Петровна при входе его встала и, застегивая пуговки на перчатке, сказала:

— А вы — нас! Муж и то говорит: — Сходи, Анастаси, посмотри, — живы ли?.. Вам-то не стыдно?

— Вы куда же торопитесь? — спросил доктор, заметив сборы гостьи.

— Ах, домой! Я ведь на минуту только… Софи уехала, я осталась, чтобы только взглянуть на вас, и затем домой… домой! У меня столько дела!

Она протянула руку доктору, потом Анатолию Тимофеевичу, и двинулась к дверям. Владимир Платонович проводил ее.

Настасья Петровна щебетала, грациозно улыбаясь, и в ее маленькой головке пробегали мысли: «Да, Софи права, с ним что-то странное… усталость какая-то в лице… Муж постоянно острит на его счет, что он не психолог, а психопат… Может, и правда… ведь как кричал-то сегодня! как кричал!.. Побегу рассказывать»…

И гостья с нежной улыбкою протянула доктору руку.

— До свиданья, милый Владимир Платонович! — проговорила она. — Смотрите, нас не забывайте!

Кровь прилила к вискам доктора.

«Что за подлые люди вокруг меня!» — подумал он и, едва сдерживая злобу, с болезненной улыбкой на губах, ответил, пожимая протянутую руку:

— Если вы, Настасья Петровна, побежите рассказывать, то не забудьте прибавлять, что «психопат» Аренс умеет проникать в чужие мысли и различать искренних и лживых людей, несмотря на их маски!