Ее крови.

Больше всего его пугала резкая перемена собственной сущности… Только что он радовался ее безмятежному сну, а через секунду уже представлял, как лишает Китнисс жизни…

Девушка вызвала в нем самые жуткие желания, но вся ирония была в том, что лишь она и дарила подобие счастья…

Такое положение вещей разрывало его сердце — Китнисс была способна излечить его душу, но, вместе с тем, вызывала и приступы… И что ему делать?

Держаться подальше, вот что…

Пит вскочил с дивана и принялся лихорадочно мерить комнату шагами. Снова безумно хотелось выпить, но он запихал свое желание поглубже в себя — ему нужна ясная голова. А еще он нуждался в совете. Позвонить доктору Аврелию?

Нет. Со времени своего приезда он, конечно, звонил врачу регулярно, но беседы больше не были откровенными. Почему? Потому что Пит боялся, что его отправят назад в Капитолий… Остается только один вариант — преданный ментор.

Снова наспех накинув верхнюю одежду, он помчался к Хеймитчу. Дом старика встретил его затхлостью и привычным запахом скисшего алкоголя. Пит открыл форточки, чтобы хоть как-то проветрить комнату.

— Чем обязан, парень? — оказывается ментор не спал, а предавался размышлениям или воспоминаниям, сидя в своем излюбленном кресле.

— Мне нужен твой совет…

— Рассказывай… — Хеймитч хоть и не был особо трезв, но отнесся к просьбе серьезно.

После рассказа Пита, старик глубоко задумался.

— Как насчет поездки в столицу?..

— Нет! — слишком поспешно возразил Пит, — Я не могу… уехать. Я не смогу без… без…

— Без нее? — услужливо подсказал Эбернети.

— Да… Понимаешь, после приезда приступы участились и вообще… мое состояние не назовешь стабильным, но… я ощущаю и нечто иное — мой мир как будто приобретает целостность, понимаешь? И помимо желания ее убить, я испытываю к ней и другие чувства. Из прошлого.

— Хм… Я думаю, вы просто рано сблизились. Нужно больше времени. А так… твои, казалось бы, забытые эмоции и чувства говорят сами за себя — ты возвращаешься, Пит.

— А как мне теперь лучше себя вести?..

— Я считаю, что вам пока стоит исключить прикосновения, на всякий случай. Время в борьбе с охмором — лучший помощник, доверься ему. В остальном же… Смотри по своим ощущениям, прислушивайся к себе и все должно быть нормально.

Исключить прикосновения…

С одной стороны, Пит испытал облегчение — ему было страшно от одной мысли, что он мог причинить ей вред, а с другой… разочарование вползло в душу рука об руку со страхом. Но соображениям ментора доверять стоило.

— Спасибо, Хеймитч. Мне важно твое мнение, потому что из нас троих ты мыслишь наиболее трезво.

— Сам-то понял, что сказал? — хмыкнул наставник, который даже в мирное время пил не меньше, чем во времена Игр. Вот и сейчас он потягивал свое пойло, словно апельсиновый сок.

— Если уж алкоголь не помешал тебе вытащить нас с Арены… то тут ты точно мыслишь объективно, — Пит даже улыбнулся, — Ладно, пойду домой, нужно еще раз все обдумать.

— Давай… И это… парень, — Пит обернулся, — Будь с ней честным. Она заслужила.

— Я постараюсь. Еще раз спасибо за помощь.

— Надеюсь, у меня нет белой горячки, иначе все может пойти совсем не так, — пробубнил он себе под нос, слава богу, что Пит уже скрылся за дверью.

Китнисс проснулась от холода, который снова вползал в душу, заставляя трястись в ознобе. Одеяло валялось практически в ногах.

Где Пит?..

Неужели это ее подсознание снова выдает желаемое за действительное?.. Сколько раз она просыпалась, ожидая увидеть рядом Пита, такого родного и такого… своего. Увы, каждый раз она постепенно осознавала, что это был всего лишь сон.

Но сегодня все было иначе… Она чувствовала всем своим существом — Пит действительно был рядом. Остатки подаренного им тепла, вытекали из нее, заставляя снова окунуться в этот дикий холод. Словно в подтверждение ее мыслей, взгляд наткнулся на две чашки, одиноко стоящие на столе — ей ничего не приснилось. Он был с ней, и ему удалось укутать ее не только своим душевным теплом, но и долгожданным покоем, как тогда, в Туре Победителей…

Но почему он ушел?.. Пит бы никогда…

Прежний Пит, — поправляет она себя… А что твориться в голове у нынешнего Пита, она не знала. Но очень хотела узнать. Для этого ей необходимо набраться смелости и… поговорить с ним.

Нет, я не могу…

Можешь. Должна. Обязана.

Ради Пита.

Откровенный разговор означал… признание своих страхов. Своих… чувств?.. А это… больно. Она ведь не знает, как отреагирует Пит на ее откровения. Обнажить свое сердце, вывернуть душу. Сложно.

И вдруг ей вспомнилась та дождливая осенняя ночь, когда она решила, что Пит уехал… Тогда она была готова вновь пройти через Голодные Игры и Войну, лишь бы вернуть его.

Что изменилось сейчас?

Ничего.

Стоило лишь представить, что она его больше не увидит, и Китнисс стало уже не важно — что говорить и что делать… Главное — не потерять…

Уже ни о чем не думая, она бросилась к двери.

Пит вернулся к себе. Он был слишком возбужден и решил заняться выпечкой — это занятие его всегда успокаивало.

Он тешил себя надеждой, что Хеймитч прав — пройдет время, и охмор отступит… И тогда, быть может…

Шум у двери прервал поток его мыслей. Он поднял голову — она стояла в проеме, запыхавшаяся, раскрасневшаяся и… испуганная. Шапка съехала на бок, накинутся куртка расстегнута.

— Почему ты ушел?.. Я проснулась, а тебя нет…

— Тебе лучше уйти, — он прислушивался к себе — нет ли признаков охмора.

— Нет. — столько твердости в ее словах, столько протеста…

— Китнисс, нам нельзя… — Пит не был пока готов к разговору с ней.

Вдруг ее осенило. Одна из возможных причин…

— У тебя был приступ? — голос прозвучал тревожно или ему показалось?

— Да…

— Расскажи! — ну, вот… теперь этот требовательный тон.

— Не стоит… — руки его замерли над тестом.

— Тебе… хотелось меня… убить?..

— Китнисс…

— Расскажи, мне. Пожалуйста… — и тут он вспомнил обещание, данное ментору — быть честным.

— Я… я не знаю, что произошло. Я проснулся и… ты так сладко спала, я обрадовался, что тебе стало лучше. А потом… потом вдруг… — Пит сглотнул подступивший к горлу комок, озвучить дальнейшее вслух, он просто не смог, — Самое ужасное, что все эти безумные мысли — мои… Нет никакого мерзкого голоса, который нашептывает мне гадости о тебе. Я… узнаю о приступах лишь по чудовищности своих желаний. Вот так… — он несмело взглянул на нее, ожидая увидеть в ее глазах признаки страха.

И неприязни.

К нему.

Ничего подобного — во взгляде лишь беспокойство и волнение… Или это только игра его воображения?

— Мы справимся… Все будет хорошо! Главное — не уезжай! — наконец, она высказала вслух свой главный страх. Странно, но стало как будто легче.

— Я… не собираюсь уезжать.

У Китнисс отлегло от сердца, а на душе посветлело. Он не уедет. Она бросилась к нему, но Пит выставил испачканные в муке руки вперед, не позволяя ей подойти.

— Китнисс… Ты не должна ко мне приближаться.

Она застыла.

Снова не иметь возможности прикоснуться к нему? Снова превратиться в едва знакомых людей? Сердце сжалось от боли и разочарования.

А чего ты ожидала? Пара часов совместного сна и он исцелен?

— Я понимаю, прости… И спасибо за… сегодня. Впервые со времен Революции мне было так… тепло и спокойно.

Пит лишь кивнул, на большее его не хватило. Китнисс еще мгновение глядела на него, глаза ее заблестели, и она попятилась к выходу, но он успел разглядеть пару слезинок, скатившихся по ее щеке. Негромкий хлопок двери возвестил о ее уходе.

Он не бросился вслед, хотя старый Пит так бы и поступил. Почему же он остался на месте? Он не знал. Возможно, страх перед новым приступом остановил его, а возможно… просто так было правильно?..