Прочитав повесть о Придорожном, Сергей почувствовал себя прямым наследником деда.

Сергей поднял глаза на жену. Она сидела, сложив руки на груди, поджав полные, чуть вывернутые губы. Легкое презрение выражала она своему мужу.

— Вика, — сказал Сергей, — ты говоришь: какие-то там принципы. Они не какие-то, они мои и, в частности, не позволяют мне брать на чай.

— На что же жить будем? — спросила она.

— На то, что зарабатываем. Ну вот как родители в наши годы.

— Время было другое, мой дорогой.

— Не пойму тебя, Вика. Получается, в наше время надо жить не по средствам, добывать деньги любыми путями, лишь бы барахло приобрести.

— Я намерена устроить жизнь красиво и, значит, счастливо. Помнишь, мы смотрели «Правда хорошо, а счастье лучше». Я так понимаю: можно ради счастья и правдой немного поступиться.

— Это верно для общества, которое изображал Островский, а для меня счастье немыслимо без правды. Я говорил тебе про рукопись моего деда. Жаль, что ты не хочешь прочесть ее. У него была своя правда, она же была и его счастьем. Ради них жизнь его на волоске висела. Тогда, как ты говоришь, действительно было другое время. Но и сейчас принцип сохраняется, не может быть, чтобы счастье — это одно, а правда — другое. Счастье добывается честной жизнью. Вот ты говоришь, что намерена устроить свой быт красиво. Знаешь, красота красоте рознь, каждый понимает ее по-своему.

Вика неожиданно встала со стула:

— Знаешь, кто ты? Дон-Кихот. Правильно тебя мама назвала. Одни фантазии в голове. В жизни все по-другому.

Она стояла перед Сергеем величественная и злая. Он первый раз видел ее такою.

«18 ноября 198… года. Вот уже три с небольшим месяца живет у нас Вика. Не могу сказать, что она вошла в нашу семью. Хотя с нашей стороны делается все, чтобы она почувствовала себя как дома. Она хочет жить с Сережей отдельно от нас. Когда я стараюсь быть объективной, то могу понять ее. Наверное, это правильно: молодая семья должна жить отдельно, строить свою жизнь самостоятельно. Пусть ссорятся, мирятся — сами находят выходы из трудных ситуаций. И наверное, тогда брак не был бы таким инфантильным, каким он получился у Сережи и Вики. Подобных браков в наше время полно — молодая семья на иждивении родителей. Сережа искренне желает, чтобы он и Вика были вполне самостоятельными, но этого не получается. Мы не берем деньги за квартиру, они ничего не тратят на питание. Для родного сына ничего не жалко. Но если молодая семья так начинает свою жизнь, это не закаляет ее, и в бурном житейском море такое утлое суденышко может быть разбито в щепы.

Чтобы научить плавать, надо бросать человека в воду. Другое дело, что мне как матери хочется, чтобы даже женатый сын был у меня на глазах. И все же, наверное, придется сделать так, чтобы Сергей и Вика жили самостоятельно.

Но вот что… Вика хочет жить не по средствам, в ней развиты дух потребительства, желание приобретать вещи, причем престижные, вопреки своим возможностям. В этом она видит основу счастья семьи: дом — полная чаша. Пусть помогают родители, она даже, по-моему, готова, чтобы Сережа в ущерб учебе зарабатывал побольше денег.

Откуда же резкий, грубый перекос у части молодежи в сторону предельной материализации в жизни? Я не социолог, но мне кажется, что в мое время духовное превалировало над материальным. Может быть, потому, что в стране было очень ограничено предложение разного рода предметов массового потребления. И когда эти предметы стали появляться, то слабый у многих духовный противовес был пересилен, послевоенные годы подготовили предпосылки для жадного потребительства.

И вот нищие духом создают свой идеал красивой жизни: бездумная сытость. Сытость материальная, приправленная духовным ширпотребом, который нередко поставляют радио, телевидение, торговая сеть через посредство так называемых дисков.

Я думаю, Вику тянут к этому идеалу еще и материальная скудость, в которой она жила вместе с матерью, воспитание, данное ей, разительные примеры обеспеченности некоторых известных ей людей. Видимо, ни семья, ни школа в свое время, ни то, что называется внешкольным воспитанием, не смогли противопоставить сколько-нибудь серьезный заслон микробу мещанства.

У Вики есть, безусловно, творческое начало: ее артистичность, явно проступающая наружу (мои наблюдения на свадьбе да и дома). Развить бы это вовремя, раздуть бы искорки ее художественного дара… Но, очевидно, ленивыми либо слепыми, а то и просто интеллектуально несостоятельными оказались и педагоги и родители.

У нас нередко возникает несоответствие между реальностью и тем, о чем нас порой без чувства меры информируют печать, радио, телевидение; это наносит только вред. Например, говорят и пишут о молодежных лагерях на берегу моря, о туристских заграничных поездках, о комфорте в новых санаториях, домах отдыха, отелях, квартирах с улучшенной планировкой, о предметах бытовой техники с фантастическими возможностями, облегчающих жизнь семьи, о модной одежде и многом, многом другом, радужном и заманчивом, особенно для начинающих жить. Но ведь все это иметь, увы, совсем, совсем не просто!

И вот тут возникает опасность. Скажем, такая, как Вика, сталкивается с первыми трудностями (так у нее в жизни и случилось), отмечает несоответствие своих разовых представлений реальности. Вике хочется поскорее создать свою семью. Ее идеал: дом — полная чаша. Но для этого надо работать, одолевать крутые тропинки, нередко оступаться на них, подыматься и снова идти. И когда в душе достаточно ничем не занятого места и доступ к нему свободен, оно, это место, начинает заполняться без труда усвояемой мерзостью мещанства. Вот она, опасность!

„А зачем мне крутые тропинки? — может рассуждать Вика. — Протяни руку и бери, желанное рядом. Правда, для этого надо чем-то поступиться. Но почему я должна жить хуже, чем люди?“ Реализовать такое Вика может, разойдясь с Сергеем и затем став женой состоятельного человека. На нее охотники найдутся.

Если прочитает кто-то написанное мною, подумает, что я за возврат к аскетическим временам военного коммунизма. Нет, конечно! Я за красивую жизнь, в которой сочетаются духовные и материальные начала, а духовное является ведущим. Я не делаю здесь открытия. Оно давным-давно сделано и является одним из постулатов коммунистической морали. Человек должен жить в достатке, но так, чтобы душа его не жирела, чтобы он не задыхался от нагромождения вещей.

Невольно на память приходит пример мамы. У нее в комнате много красивых вещей: статуэток, фарфоровой посуды, она и сейчас, в свои немолодые годы, любит одеваться со вкусом… И все это мамино увлечение является следствием ее духовного „я“ и не подавляет его».

Сергей позвонил Соне:

— Давай встретимся. Как когда-то. Побродим, поговорим.

— За жизнь, за ее обман, как говорят в Одессе? — спросила она.

— Может, и так, — сказал Сергей.

Они увиделись у памятника Тимирязеву — на старом месте их встреч. Стоял ноябрь, и бульвар, в начале которого высился памятник ученому, был голый, серый, в легком тумане. Сергей пришел на пять минут раньше, он знал, что Соня всегда очень точна и не прощает опоздания — ни минуты не ждет.

Она шла ему навстречу размашистой походкой, длинная, худая, в недорогой темно-синей стеганой болонье. Из-под белой вязаной шапочки падали вниз черные прямые волосы и касались белого длинного шарфа, повязанного поверх пальто.

Соня резко остановилась напротив Сергея и с места в карьер спросила:

— Любовная лодка разбилась о быт?

— Соня, ты, как всегда, сразу берешь быка за рога, — улыбнулся Сергей.

— Я уже привыкла: твой звонок как сигнал бедствия. А я как психологическая неотложка. В общем, мне это не без приятности. Все же поступила в медицинский. Хочу стать психотерапевтом или психиатром. Наверное, правильно выбрала специальность: недаром ты ко мне обращаешься.