Рив выгибает бровь.

— Не знал, что ты так сильно меня хочешь. Я польщен, Чо.

— Я… я вовсе не это имела в виду, и ты это знаешь, — возражаю я, начиная волноваться. Рив всегда так делает. Искажает мои слова.

— Рив, да поцелуй ее уже, — не выдерживает Дерек.

— Ребята, не давите на нее, — торопливо произносит Ренни.

О, так теперь она за меня заступается? Кто бы подумал!

Хорошо, я это сделаю.

Пока ползу в центр круга, я даже не могу нормально вдохнуть. Сажусь на колени и для устойчивости упираюсь ладонями в пол. Рив с самодовольной ухмылкой ме-е-едленно наклоняется ко мне, растягивая это мгновение как можно дольше. Я чувствую, что начинаю паниковать, но держусь изо всех сил, чтобы не отпрянуть от него. Если струшу, то все это заметят и удивятся, а я не могу этого допустить. Я должна вести себя как обычно. Должна притворяться, что я все та же девчонка.

Рив приподнимает мой подбородок, и в этот миг что-то в выражении его лица меняется. Перестав ухмыляться, он пристально смотрит мне в глаза, словно пытается что-то для себя понять. И в последнюю секунду, вместо того чтобы поцеловать в губы, он целует меня в лоб, как это раньше делал мой отец, желая спокойной ночи. Даже не знаю, благодарить ли его за это или обидеться.

— Так не честно! — восклицает Эшлин, грозя Риву пальцем. — Это должен быть поцелуй в губы! Таковы правила.

Пи Джей глубокомысленно кивает.

— Эш права. Таковы правила.

— Да забейте уже, — вмешивается Алекс. — Он ее поцеловал.

Рив хлопает в ладоши.

— Кто следующий?

Я ползком возвращаюсь на свое место. Мне хочется просто уйти домой.

— Теперь очередь Рива, — громко объявляет Ренни.

— Ура! — Рив потирает руки и крутит бутылку.

Часть меня надеется, что она укажет на Ренни, и тогда я смогу быстрее убраться отсюда, а другая — не хочет, чтобы она получила желаемое. Бутылка указывает не на нее, а на Джоша Флетчера, и все взрываются смехом.

— Ну же, Флетч. Не бойся, — говорит Рив. — Я поцелую тебя так же, как Лилию.

— Лучше перекрути бутылку, — предупреждает Джош. — Я не знаю, в каких места побывали твои губы.

Все заканчивается тем, что Рив снова ее раскручивает, и на этот раз она указывает на Ренни. Он с ухмылкой наклоняется к ней, чтобы чмокнуть, но у Ренни другие планы. Она встает на колени и ползет в круг до тех пор, пока не останавливается прямо перед ним. Потом хватает Рива за футболку и, притянув к себе, начинает целовать так, будто хочет съесть его лицо. Сначала он отвечает ей сжатыми губами, но секунду спустя они уже целуются по-настоящему. Ренни даже обнимает его за шею.

Все начинают улюлюкать и просто сходить с ума. Как грустно и мерзко. Ренни выставляет себя полной дурой перед всеми. Особенно перед Ривом. Он уже и так мягко ее отшил. Очевидно же, что он не хочет с ней встречаться, но это только больше распаляет Ренни. Как на нее жалко смотреть.

Сеньор Тремонт выкладывает на столе пластиковые овощи в ряд и спрашивает, есть ли добровольцы, чтобы разыграть сценку на испанском рынке. А я лишь тупо улыбаюсь, глядя на пустующий стул Алекса.

Та ночь была самой веселой в моей жизни. Мне понравилось, как мы с Лилией и Кэт крались, надрывали животы от смеха и мчались на машине в темноте. Оказавшись дома, я забралась в кровать и попыталась уснуть, но это было невозможно. Я просто лежала в ночи, очерчивая пальцем цветы на обоях и думая, что для первого дня все прошло даже лучше, чем можно было представить. Дело не только в Риве, но и во мне. Такое чувство, будто нас свела судьба или магия — девчонки вошли в мою жизнь как раз тогда, когда я нуждалась в них больше всего.

Выглянув в окно, я замечаю выходящего из машины Алекса. Женщина — полагаю, его мать — машет ему на прощание и уезжает. Я наблюдаю за тем, как он бежит к главному входу, а потом слышу топот его шагов по паркету. Его даже не заглушает голос сеньора Тремонта, который спорит с сидящей за мной девушкой о том, сколько душистого перца можно купить на три евро.

— Простите за опоздание, сеньор, — вбегая в класс, говорит Алекс. — Я был у врача.

Сеньор Тремонт хмурится, после чего прикладывает к уху ладонь, притворяясь, будто не слышит Алекса.

— En español, Senor Lind. Por favor^[8].

Алекс уже на полпути к своему месту. Он останавливается, его плечи поникают, а глаза закатываются к потолку. Мне приходится прикрыть рот, чтобы не засмеяться.

— Yo… yo soy^[9]… — пытается выдавить он.

Я опираюсь на локти и опускаю подбородок в ладони. Мне очень, очень, очень хочется, чтобы Лилия и Кэт были сейчас здесь и увидели все своими глазами.

Когда Алекс пытается проспрягать глагол «извините» уже в третий раз, вдруг срабатывает пожарная сирена.

Как только срабатывает пожарная сирена, я резко захлопываю крышку своей зажигалки «Зиппо». Вовремя, потому что в ней, судя по всему, почти не осталось газа. К тому же металлический корпус чертовски нагрелся. Я дую на него, спрыгиваю с батареи в женском туалете и присаживаюсь на корточки возле двери. Верхняя ее часть сделана из дерева, а нижняя представляет собой тонкую вентиляционную решетку. И через нее я вижу, как мимо к выходу проносятся ноги. Потом слышу, как один из учителей говорит:

— Мы же не планировали на сегодня никаких учений?

А другой ему отвечает:

— Наверное, это настоящая пожарная тревога.

Они настойчиво просят своих учеников поторопиться, предупреждая, что это не учение.

Да уж. Поторопитесь, блин. Мне нужно работать.

Я стаскиваю сумку, просовываю руки через лямки так, чтобы она висела спереди, и открываю ее. Внутри лежат ксерокопии, сделанные мною на прошлой неделе, а также рулон клейкой ленты, который я стащила из кабинета труда. Достаю ее, отрываю полоски и приклеиваю их на руку, чтобы действовать быстрее.

На острове Джар существует только добровольная пожарная охрана, и, по моим подсчетам, им понадобится не меньше десяти минут, чтобы добраться сюда. А чтобы школа опустела — минута-полторы. Как только на горизонте становится чисто, я открываю дверь и бегу.

Коридор, где тусуются выпускники, подходит для моей цели лучше всего, так что я начинаю расклеивать ксерокопии через каждые пару шагов. На двери классов, на шкафчики, на питьевой фонтанчик.

Знаю, это месть от лица Лилии, но, должна признать, происходящее сейчас вызывает у меня просто невероятные эмоции. На прошлой неделе Алекс звонил мне несколько раз. Я, разумеется, не потрудилась ни ответить, ни перезвонить. Он не заслуживает того, чтобы я хоть раз еще с ним заговорила. Со мной только так: ты поступил плохо, ты для меня умер.

Кроме Лилии. Для нее я делаю временное исключение.

В конце коридора я пинком распахиваю дверь на лестницу и, перепрыгивая через две ступеньки, поднимаюсь. По пути, естественно, не забываю расклеивать листовки. Сирена орет так громко, что мне кажется, из ушей вот-вот пойдет кровь. Аварийные лампы излучают яркие вспышки. Помню, когда только перешла в старшую школу, друг моего брата, Люк, дернул пожарную сигнализацию. Его отстранили от занятий на неделю и заставили выплатить большой штраф за потраченное впустую рабочее время пожарной бригады. А потому я ускоряюсь.

Добравшись до лестничной площадки, я пригибаюсь, чтобы меня не было видно из окна, и бегом поднимаюсь на второй этаж, где располагаются шкафчики первогодок. Меня переполняет адреналин, и мне кажется, что я могла бы бежать так целую вечность.

Я думаю о том, как Надя вернется в школу и, увидев лицо Алекса и прочитав его идиотское стихотворение, ужаснется. Сомневаюсь, что она снова захочет покататься на его внедорожнике. Мне чертовски это нравится. Нравится, что Алекса бросит первогодка и что вся школа будет смеяться над его сентиментальной чушью.