– Ни хрена не говорит. Может, «плейс»? Тогда – какое-то место, местность.

– Может, «плейс». Там пропал в белом тумане батальон английской армии. Все видели, как вошел, а куда вышел – неизвестно.

– Лешка рассказал?

– Кто же еще.

Витька задумался. О пропавших солдатах он читал в тех файлах, что прислал ему дядька Юст. Какой-то батальон сгинул во время первой мировой в Турции. О нем ли вспомнил Лешка? Если о нем – то ситуация еще хуже, чем со сказочным Марселем. С Францией в восемнадцатом веке Россия не воевала, а с Турцией – всю дорогу… И еще в тридцатые годы пропало три тысячи китайцев, охранявших мост. Правда, уже без всякого тумана. Где вынырнули – неизвестно, может, и у динозавров…

Еще какое-то время они копались в воспоминаниях, но все яснее делалось – нужно без гроша за душой пробиваться в Марсель, идти в те трущобы, у которых располагалось нищенское кладбище, и прочесывать местность, пока не повезет вляпаться в багровое туманное пятно или еще куда-нибудь.

– А выбор у нас есть? – спросил Феликс. Вопрос был риторический.

Прикинули – где взять денег. Витька вспомнил про свое неожиданное везение в «фараон», еще всегда можно было пустить в ход древнеегипетскую игру «бура». Феликс предложил экспроприировать пару кошельков, пользуясь такими незаконными средствами, как луч фонарика в глаза и возникшая в результате паника.

– А Фоменко? – воскликнул Витька. – Нельзя его тут оставлять!

– Кого оставлять? – удивился Феликс. – Ты думаешь, он еще жив?

– Послушай… А кто они вообще такие?

– Эти?

– Да!

– Если судить по лифчику…

– Спецназ? Что делал спецназ на Семеновскох болотах?!?

– Это ты у кого другого спроси.

– Если они там оказались в результате идиотского совпадения, – начал философствовать Витька, – если они напали и начали стрелять только потому, что больше ничего делать не умеют, то какого черта они охотились на нас с Фоменко ЗДЕСЬ?

– Кто их разберет. Может, эти ваши проколы – государственная тайна.

– Но здесь-то зачем нас расстреливать? Ведь мы все в одну кучу дерьма попали. И мы отсюда выбраться не можем, и они.

– Очевидно, они – могут.

– «Янус»? – до Витьки, суда по выражению физиономии, стало доходить. – Ты полагаешь, за ними пришлют машину? Но, послушай, я-то лучше кого-либо знаю! Этой машины еще нет в природе и неизвестно, будет ли вообще!

– Что ты можешь знать…

В голосе Феликса было такое презрение к журналистике вообще и новостнику Костомарову в частности, что Витька не выдержал испытания.

– А как ты думаешь, почему мы с Машкой отправились в эту идиотскую экспедицию? – ядовито спросил он. – Вот как ты полагаешь – откуда мы там вообще взялись?

Если бы Феликс начал расспрашивать – Витька бы изложил самую суть, давая прямые и лаконичные, насколько он вообще способен быть лаконичным, ответы на вопросы. Но Феликс только пожал плечами. И аргументы посыпались, как та самая селедка с неба, о которой рассказывали хронопрокольщики…

– Ни фига себе, – произнес Феликс, когда это словесное извержение окончилось. – Вот ведь живешь себе, горя не знаешь, и вдруг как влипнешь в такую заваруху…

– Теперь понимаешь, что нужно вытаскивать Фоменко? Может быть, есть еще какие-то проколы, а он о них почему-то не сказал. Когда мы отсюда выберемся…

– Если только он жив, твой Фоменко.

Феликс крепко задумался. Потом достал из кармана своего лифчика рацию.

– Хотел бы я знать, какой у них базовый агрегат, – проворчал он. – Мы тут уже который день, а связь держится.

И нажал на кнопку.

– Ты что делаешь? – всполошился Витька.

– Я – первый, я – первый, – заговорил Феликс скучным голосом. – Прием. Я – первый, я – первый, прием…

И долбил эту нехитрую мантру, пока она не влетела в чье-то ухо и не произвела в рядах противника некоторое смятение.

– Какой, к черту, первый? – возмутился незримый, но злобный собеседник.

– Это ты, шестой? – спросил Феликс. – Сорок третий, сорок пятый, выйдите из канала, дайте шестого. Прием.

– Я – шестой! – голос помолчал, словно набираясь духу, и вдруг зачастил, срываясь и теряя всякую логику от бессильной ярости: – Что за скотство?! Где шестнадцатый?! Кто тут дурака валяет?! Пристрелю к такой-то матери! Немедленно дайте рацию шестнадцатому! Прием!

– Ого! – Феликс даже усмехнулся. – Значит, потеряли шестнадцатого? Вот и ладушки.

Витька разинул рот.

– Я первый, я – первый, – продолжал, пользуясь безнаказанностью, Феликс. – Шестой, вы хорошо меня слышите? Прием.

– Где ты, первый? – спросил, вмешиваясь в странный разговор, еще один голос.

– Хороший вопрос. Я – там, где могу вас контролировать. Мне нужен живой Фоменко. Если вы его уничтожили – пойдете под трибунал. Прием.

Витька показал большой палец. Такого блефа он еще не видывал.

– Был приказ, прием, – уже впадая в сомнение, ответил шестой. И по интонации невозможно было понять: то ли приказ уже выполнен, то ли нет.

– Приказ давно отменен, вы что, не слышали? – продолжал валять дурака с изумительно серьезной физиономией Феликс. – Мне срочно нужен Фоменко, живой или мертвый. Вы план местности составили? Прием.

– Такой, рабочий… – шестой все еще не был уверен, что говорит с невесть откуда взявшимся начальством.

– Если Фоменко жив – доставьте его в десять вечера к церкви, и я его заберу.

– В десять еще светло.

– Жив… – шепнул Феликс и поскреб ногтем по рации. – Шестой, шестой, помехи на линии. Вы что там, в овраг забрались?

– В какой овраг?

И тут связь действительно прервалась.

– Странно это, – произнес Феликс. – Допустим, Фоменко жив. Что-то я сбрехнул не так. Надо отсюда убираться.

– Как – убираться?

– А так – работающую рацию можно засечь. Запеленговать. Они выключились, когда поняли, где я нахожусь. Потом они опять появятся, но кто-то будет со мной тары-бары разводить, а остальные подойдут поближе, чтобы разглядеть оч-ч-чень внимательно. Значит – что?

– Значит, в лес?

– Дурак. Значит – ближе к дороге. Это – почтовый тракт, там днем полно народу. Они в своей камуфле не полезут на видное место. Настолько-то у них мозгов хватает.

– Можно догнать поезд! – сообразил Витька. – Они плетутся – два километра в час! Сзади и спереди – полицейские драгуны! Их тут для того держат, чтобы разбойников по тракту ловить, они опытные! И великую княгиню охранять – взяли лучших!

– Расскажешь кому, как искал спасения у полицейских драгун, – фиг поверят.

Феликс стал собираться – снял лифчик, кинул его в мешок, туда же затолкал добытый из-за стрехи сверток, сверху сунул еще какое-то имущество. Потом накинул синий мундир образца тысяча семьсот девятого года и нахлобучил останки треуголки.

– Неси, – велел Витьке. – Я первым пойду. Меня тут знают. Если дед поблизости не бродит, я тебе отмашку дам. Как нога?

– Нормально.

– Мы можем сквозь лес пробежать, а можем огородами, вдоль речки. Если они еще далеко – то успеем сквозь лес. А если близко – лучше берегом.

– Берегом.

– Правильно.

Рация дала о себе знать, когда они пробежали по тропинке, повторяющей речные изгибы, и в нужном месте собирались свернуть. До почтового тракта Москва – Санкт-Петербург оставалось минут пять бега.

– Я – шестой, я шестой, вызываю первого.

– Первый на связи, – не замедляя бега, ответил Феликс.

– Стой, где стоишь, сволочь. Еще два шага – и стреляю.

Феликс, не раздумывая, прыгнул вниз.

– Сюда! – негромко крикнул он обалдевшему Витьке.

Витька, в отличие от Феликса, приземлился не на узкой полоске серого песка, а на мелководье. Феликс уже спрятался под невысоким обрывом, и в левой руке у него был ИЖ-71.

– Прокололся, – поймав Витькин взгляд, обращенный к пистолету, сказал Феликс. – У него калибр девять. Когда брал, думал – патроны хоть на краю света достать можно, и американские годятся, и итальянские «корто», и немецкие «курц». Ну вот – нашел место, где вообще никаких патронов нет. Держи мешок. Я первым пойду. Если они не блефуют – я их почую. А ты – нет.