Вернувшись однажды вечером, он обнаружил, что на скамейке кто-то сидит. В темноте белело платье. Вглядевшись, Эдгар понял, что это скорее всего не тетя Нина.

«Наверное, еще кому-то комнату сдали», – подумал он и, сказав: «Добрый вечер», – шагнул на крыльцо, намереваясь укрыться в своих апартаментах с видом на море. Но его остановили.

– Ты спешишь?

Судя по голосу, спрашивала девушка никак не старше двадцати. Он не успел удивиться несколько странному «ты», потому что девушка опять заговорила:

– Такой вечер хороший, теплый... А вы, чудаки, все норовите спать побыстрее завалиться.

Соображал Эдгар довольно быстро, а тут и сообразительности особой не требовалось.

«В самом деле, так ведь можно все на свете проспать, – подумал он. – Почему бы не посидеть часок под тихими звездами с молодой скучающей особой?»

Правда, ее неожиданное «ты» наводило на некоторые размышления...

Он подошел к скамейке. На лице девушки лежала тень виноградных лоз. Она молчала и он молчал, немного растерявшись. Потом девушка тихо засмеялась и подвинулась.

– Садись, не бойся.

– Я и не боюсь, – пожав плечами, буркнул Эдгар и сел. Ему такой тон не очень понравился.

Он украдкой взглянул на девушку и сразу отвел глаза. Было темно и все же кое-что он успел разглядеть. Девушка до странности походила на гоголевскую панночку, которая буквально полчаса назад на экране «зеленого кинотеатра» довела до летального исхода несчастного философа Хому Брута в исполнении артиста Л. Куравлева.

Что все-таки делает темнота, яркие звезды, курортное настроение и впечатление от фильма!

Он усмехнулся, положил ногу на ногу, стараясь проделать это непринужденно, и спросил, уже открыто посмотрев на девушку:

– Отдыхать приехали?

Что-то от панночки в ней все-таки было.

Девушка опустила голову и принялась покачивать босой ногой. И неожиданно, вздохнув, грустно сообщила:

– Скучно одной в колодце. А с этой, – она кивнула в сторону дома, – говорить не хочется. Неинтересная она.

«Ага!» – отметил Эдгар. Все ему стало понятно. Девушка тоже смотрела гоголевскую историю, только вернулась раньше. Приехала днем, сходила к морю, а вечером в кино. Как положено. И стремится оригинальничать, что простительно гражданам до двадцати лет.

– А с чего вы взяли, что я интересный?

Все, потянулась ниточка. Слово за слово – так, глядишь, и вечер прошел не без приятности.

– Просто ты новый человек. Посидел бы с мое в колодце – тоже, небось, заговорил с кем угодно.

Колодец находился в высокой траве за летним душем и тетя Нина им, кажется, не пользовалась, потому что во дворе был водопровод.

– И давно вы в колодце? – с улыбкой осведомился Эдгар.

Девушка вздохнула.

– Не знаю. Сколько себя помню – все в колодце. А как туда попала, за что, и где раньше жила – понятия не имею. Хотя догадываюсь.

Они помолчали. Он искал, на что бы этакое более интересное перевести разговор, но девушка его опередила:

– Ох и скучища же там! Сидишь на дне, высиживаешь, и не с кем словом перемолвиться. Хорошо еще, у этой радио громко говорит... Ну и когда тепло, выйдешь иногда по вечерам. Летом хорошо. Отдыхающие всякие, вроде тебя, хоть поговорить можно...

– А почему бы на танцы не сходить?

Девушка опять вздохнула. Уж больно часто она вздыхала.

– Нельзя. Ни днем, ни ночью дальше этой скамейхи не уйдешь.

– Магический круг? – Он вспомнил ту панночку с мертвыми глазами, что все пыталась достать Хому, да не смогла без посторонней помощи.

– Ага. Хотела, не получается.

Она с хитрецой, как показалось Эдгару, посмотрела на него и глаза ее неожиданно блеснули в звездном свете.

– Кто в меня поверит, тот круг и разомкнет. Жаль, никто не верит.

– Ну почему же? – легко возразил он. – Я вот верю. Так вы прямо под водой живете?

– Прямо под водой, – грустно ответила девушка и в очередной раз вздохнула.

Эдгар обхватил ладонями колено, нечаянно прикоснувшись к ее платью. Платье почему-то было влажным.

«В платье купалась, что ли?» – удивился он.

– Сижу в колодце и думаю, думаю... Вспоминаю, что ли?.. Степь, безлюдно. Дракон иногда пролетит, ну как теперь ваши самолеты – и опять никого. Речка какая-то течет. Течет себе и течет, а ты ждешь не дождешься, когда же белая ладья приплывет. Будто тоже когда-то в такой ладье плавала. Город вспоминаю, кресты золотые. Только смутно... А потом все степь да речка...

– Воспоминания детства?

– Наверное...

Они опять немного помолчали. Эдгар не знал, как продолжить этот несколько странный разговор, а девушка задумалась, опустила голову и длинные черные волосы закрыли ее лицо. Волосы, кстати, тоже, кажется, были мокрыми.

– Думала я, думала и придумала. Видно, околдовали меня когда-то и бросили в ту речку. А потом сюда, в колодец. Только вот за что?

Он долго собирался с мыслями и решил, наконец, что хорошим продолжением разговора будет знакомство.

– Познакомимся? – предложил он и назвал свое имя.

Девушка вздохнула. Фильм ей , что ли, не понравился или свидание не состоялось?

– А я не знаю, как меня зовут.

За штакетником прошли отдыхающие, переговариваясь в темноте. Мягко стукнуло о землю сорвавшееся с ветки яблоко, что-то прошуршало в кустах. Наверное, кошка.

– Ну ладно, – сказала девушка. – Вижу, не веришь ты мне и круг мой не разомкнешь. Не буду я с тобой больше встречаться.

Он хмыкнул. Как же не встретиться в этом тесном городке, где через день каждого знаешь в лицо?

– Верю. Это бывает. Вот завтра пойдете к морю, позагораете – и все пройдет. Настроение – оно ведь штука переменчивая. А с кем вы приехали? Или одна?

Девушка опять блеснула на него глазами и медленно подняла руку.

И какой-то странной показалась Эдгару ее раскрытая ладонь. Было в ней что-то очень неуместное, как если бы вдруг в гудящем одесском порту появился призрачный «Летучий голландец».

Он не успел до конца осознать эту мысль, потому что девушка тихо произнесла:

– Спокойной ночи.

Сказано это было так, что он тут же поднялся и неуверенно ответил:

– Спокойной ночи.

На скамейке было очень тихо. Он ушел в свою комнату и, не раздеваясь, устроился поверх одеяла.

...Приемник неустанно наигрывал различные мелодии, за окном светало. Он долго колебался: не выйти ли во двор, не глянуть ли на скамейку? – но в конце концов выключил транзистор и заснул. И снилась ему степь, спокойная река и золотые кресты на белых соборах.

Прошло два дня с того странного разговора. Он по-прежнему проводил время на пляже, по-прежнему в столовой, на рынке и перед кассой кинотеатра видел знакомые лица – но гоголевскую панночку ни разу не встретил. И было ему как-то не по себе.

На третий день он нарушил распорядок. Он не пошел с утра на пляж, дождался тетю Нину, тащившую с рынка огромную спортивную сумку с надписью «Олимпиада-80» и напрямик спросил:

– Тетя Нина, у вас еще есть квартиранты?

Тетя Нина осторожно поставила сумку, разогнулась, поправила платок и отрицательно покачала головой.

– Нет, миленький, никого я больше не брала. Одиноких пока не попадается, а с семейными не связываюсь. Семейные начнут газ требовать, начнут завтраки да обеды готовить – хлопот не оберешься!

– А девушек красивых нет по соседству?

Тетя Нина присела на край скамейки, задумчиво развела руками, сочувственно улыбнулась.

– Да вроде нет. Разве что Светка из двадцать пятого дома, дак ведь она в стройотряд укатила, аж на север.

– Красивая?

– Дак ведь не поймешь теперь, каковские вам нравятся. Вроде бы ничего. Курносая, стрижечка короткая, джинсы носит. Может и красивая.

И прошел еще один день, а вечером он посидел на скамейке, слабо надеясь на что-то, потом встал и тихонько пошел к колодцу. Опять раздавались шорохи в кустах и падали на грядки яблоки. Наверное, все это выглядело со стороны довольно нелепо: крался в темноте по двору взрослый человек, как будто фрукты-ягоды залез воровать.