Оставшись один, Орест сделался невидимым и пошёл к оврагу, где копошился каменный народ. Следовало узнать о них побольше, послушать, что кузнецы болтают. Не может такого быть, чтобы никто ни о чём не болтал.

Подкравшись поближе, Орест с удивлением увидел, что каменнотелые трудятся наравне с копальщиками — откалывают куски породы, грузят в деревянные лебёдки, и цепями поднимают наверх. Они были повсюду — большие, бесформенные, будто сложенные кучкой груды камней. Лица их были суровыми, однако совсем не страшными. Оресту был знаком этот народ.

Каменные люди, как его неутомимая нянька Зельда. Добрая, занудливая до тошноты. Тяжело было представить, будто каменных людей можно бояться. Зельда ведь совсем не страшная. Мудрая, миролюбивая, и точно не стала кого-либо красть.

Что же это за каменные люди? Может быть, именно поэтому она от них и сбежала? Сколько Орест себя помнил, Зельда не любила о себе говорить, предпочитая непробиваемую завесу давно позабытой тайны. Теперь же ему предстоит узнать…

Орест ходил среди каменных людей, но не услышал ни слова. Лишь стук камней. Копальщики тоже особо не говорили. Так, перебрасывались парочкой фраз.

Кузнецы вообще молчали, ловко орудуя молотком. И даже ведьмы не было. Вместо неё у котла сидела каменная баба и бросала в варево щепотки колдовского порошка. Неожиданно она вскочила и стала озираться по сторонам.

— Кто здесь? — спросил кузнец.

Баба указала каменным пальцем прямо на Ореста. Он слегка удивился, однако точно знал, что видеть его не могли. Но баба смотрела на него пустыми глазницами и не опускала руку. И Орест с ужасом понял: морок спал. Видно, действовало более сильное колдовство. Он едва увернулся от неожиданно прытких кузнецов и побежал, особо не разбирая дороги. Лишь бы уйти, пока не собралась толпа.

Орест бежал, замечая краешком глаза, что рядом с ним стена огромного замка, походившего на Колыбель. Он чувствовал морок, исходивший от стен. Это был совсем не простой замок. Нужно уносить отсюда ноги, да поскорей.

Но не тут-то было. Орест и позабыл, насколько проворной бывала Зельда, несмотря на то, что выглядела неуклюжей глыбой. Каменные люди мигом взяли его в плотное кольцо и стали наступать. Круг молниеносно сжимался, и Орест испугался, что они раздавят его своими телами. Он подпрыгнул вверх, уцепившись за каменные макушки, и попытался удрать, но его тут же схватили и скрутили по рукам и ногам цепкими каменными пальцами. Он брыкался, извиваясь, как угорь, но совершенно ничего не смог поделать.

Его понесли внутрь замка, легко, будто охапку соломы, и затолкали за первую же попавшуюся дверь. Затем ушли, не сказав ни единого слова.

Он огляделся вокруг. Стены были сплошными. Окон не было. Они и не требовались, ведь замок изнутри сиял. Было светло, как в погожий день. Орест с удовольствием бы полюбовался, однако понимал, что из этой светлицы не выбраться никак. Разве что выбить дверь. Он разбежался, насколько хватило места, и двинул плечом в полотно. Кости хрустнули, а дверь устояла. Даже не скрипнула.

Орест уселся на пол и стал думать, что делать дальше. Угораздило же его сюда попасть. И как теперь выбраться? Он не имел ни малейшего представления. Придётся ждать, когда сами за ним придут…

Дивница долго бродила по полям и лесам, выискивая его следы. Он был как ветер — пронёсся и даже запаха не осталось. Вон его чудище дрыхнет где-то там, за замком, аж земля от его храпа дрожит. Значит, пешим гуляет. Значит, где-то оставил свои следы…

Однако их нигде не было, и это было странным…

Куда же он подевался?

Неужто уже нашёл себе другую? Он ведь таков, лёгок до утех…

В сердце заскребло, закопошилось противное чувство, и она усмехнулась: разве ж был у неё право ревновать? Она ведь сама так решила. Да и зачем он вообще ей сдался?

Дерзкий, самолюбивый княжич.

И всё ж она его искала…

Там, среди зарослей ежевики, собирала ягоды, клала на язык и смаковала, вспоминая сладкий вкус его губ.

Глупая… глупая дивница… Ей негоже влюбляться…

Любовь… такое странное слово. Почти как смерть, только в любви её переживаешь сотни, тысячи раз…

Её совсем негоже влюбляться…

И зачем она пришла, и зачем его ищет. Ведь знает, что всё это зря. Но ещё хоть разок… Хоть самую капельку ласки. А потом она уйдёт, теперь уже навсегда.

Где же он, этот нежный мальчик?

Дивница всё бродила и бродила по лесам, заглядывала в озёра, но нигде не могла найти и от досады кусала губы…

Затем вздохнула, расправила плечи и, засияв ещё ярче, помчалась с порывом ветра, куда глаза глядят…

Щекотуны встретили её с радостью. Обступили со всех сторон и загалдели, наперебой рассказывая о том, как молодой княжич пытался их прогнать. И хвастались, что дали ему жару.

— Он-то хоть выжил? — воскликнула Кьяра, с ужасом представляя, что он лежит себе где-нибудь в поле, изнемогший от яда щекотунов.

— Выжил. Они со своей балаболкой даже полевицу потом сожрали.

— Вот мерзавец!

Кьяра встала фертом, чувствуя, как закипает злость. Вот тебе и юнец. Как оказалось, воришка несчастный. А она ещё диву давалась, кто из кузницы кристаллы стащил.

— Спасибо вам, дорогие мои, — улыбнулась она щекотунам, а сама, разозлившись, понеслась домой, что было духу.

Кьяра даже не представляла себе, что сделает, когда увидит мужа. Кровь выпьет — это уж точно. И так, чтоб до последней капли. Чтоб неделю и вздохнуть не смог.

Ну надо же, каков оказался прохвост. И следил за ней, и привечал, и целовал — всё, чтобы зажгла кристаллы. И чем он отличался от остальных её мужей?

Да от тех же скупых волхованцев?

Совершенно ничем. Такой же гнусный хмырь, только молоко на губах ещё не обсохло.

Кьяра ворвалась в замок, промчалась по комнатам, никого не нашла и кликнула слуг. Оказалось, Ореста никто со вчерашнего дня не видел.

Ящер бродил под замком, переминаясь с ноги на ногу, и тихонько поскуливал от голода. Кьяра велела его накормить, а сама спустилась в конюшни, оседлала лошадь и тут заметила гамаюна.

Так вот о какой «балаболке» говорили щекотуны!

— Эй, птах, как там тебя? Куда твой хозяин подевался.

— Не знаю, — сказал гамаюн, — велел мне убираться домой, а сам куда-то ушёл.

— Куда?

— Сказал же — не знаю!

— А почему я тебе не верю? Уж слишком лукавые у тебя глаза, — насмешливо сказала Кьяра, — давай говори, не то велю пустить тебя на суп.

— Ладно, — вздохнул гамаюн, — не ты, так хозяин.

— Я начинаю терять терпение.

— Он пошёл к упырям.

— Куда? — Кьяра аж подпрыгнула от удивления, — зачем?

— Моё дело маленькое, — улыбнулся Черноклюв, но заметив, как сузились глаза Кьяры, выпалил, — хотел посмотреть на Карса.

— Откуда он о нём знает? Ты проболтался?

— Почему сразу я? В этих землях даже самая пропащая блоха знает о ваших шашнях. Странно, что княжичу в первый же день не донесли.

— Сгинь, болтливая птица, — в сердцах крикнула Кьяра, — чтобы духу твоего тут не было.

Она вскочила на лошадь и поскакала в лес. Сердце её замирало от волнения. Только не это! Только бы Карс его не убил. Они ведь только этого и ждут, проклятые волхованцы.

— Карс, — позвала Кьяра, соскочив с лошади, — где ты?

Она помчалась в пещеру, расталкивая всех, кто попадался ей по пути. Спустилась к озеру, оббежала все углы, пока, наконец, не нашла его.

Карс был в постели со своей младшейй женой и, похоже, совсем не ожидал её увидеть. Он тотчас же слез со своей упырки, накинул на неё простыню и довольно грубо вытолкал прочь. Затем натянул штаны, неловко улыбаясь. Вид у него был слегка испуганный. Он явно не хотел, чтобы Кьяра его застукала за утехами, пусть даже с собственной женой.