…А Титаренко знают многие, его имя – словно пароль. Когда я обмолвился, что мы знакомы, заместитель председателя райисполкома прямо-таки в пляс пустился.

– Значит, хороший человек приехал!

Но именно потому, что знают его все, мне трудно заниматься вычислениями единственно необходимых нам лиц. Возьмем того же заместителя предисполкома… Не скажу же я ему прямо в лоб, зачем мне нужно знать, о чем они беседовали с Титаренко месяц назад. А то, что беседовали, – очевидно. И с этим вот здоровячком в сванке, заведующим инвентаризационным бюро, Исой Алигаджиевичем, они довольно тесно общались. И вот с этим… И с теми… Да, это в кабинете заместителя министра можно было умозрительно обозначить круг. А мне приходится не длину его высчитывать, а квадратуру, выражаясь языком математиков. Кстати говоря, ее не сумел высчитать и сам Пифагор.

Ну вот, точно: как я и предполагал, дворик… Стол под чинарой. И даже барашек. Голова моя, голова! Каково тебе, бедной, будет завтра утром.

– Друзья! Предлагаю выпить. – Хозяин, пышущий здоровьем толстяк в невероятной, лишь ненамного меньше дождевого зонта кепке очень серьезно посмотрел на присутствующих. – Друзья! Братья! Старики в горах говорят так: и после захода солнца в доме может стать светло… Если твой дом посетит гость… Друзья!

Да, столько хорошего о себе мне еще не приходилось слышать. Признаться, мне нравилось это застолье. Как бы ни был перегружен мой мозг заботами последних трех суток, какая-то его периферийная часть восторженно внимала мудрости древних тостов и восхитительному дружелюбию хозяев.

– Один враг – много! Тыща друзей – мало… Друзья! – Это был уже, кажется, пятый или шестой тост. Я чувствовал себя совершенно раскованно, смирившись с тем, что этот вечер для работы потерян. И тут сосед, вгрызавшийся в баранью ляжку, как экскаваторный ковш, попросил, да что там попросил – уже на правах друга потребовал:

– Сделай карточку, дорогой… Всех нас, а? Э… Люблю фотокор респондентов. Они радость дарят. А то приедет сыч и давай в бумажках копаться. И то ему подай, и это… Людей за бумагами не видит…

Я усадил всех напротив стола и пару раз щелкнул застывших в серьезном молчании усачей. А спустя пару минут, словно бы продолжая прерванный разговор, обратился к соседу:

– Бумаги – они тоже важная вещь…

– Важная, конечно… – Сосед хрупнул белой костью, обнажив на зависть крепкие зубы… – Важная. Не спорю, дорогой, не спорю.

– А что, Титаренко тоже бумажный червь, а? – Я сам похолодел от собственного безрассудства; представляю, как глянул бы на меня в это мгновение заместитель министра.

– Не червь, а сто червей… Только ты не обижайся за своего друга. Мы понимаем – такая работа…

– Наверное, жалоба? – Я безразлично жевал шашлык. – Если жалоба, то тогда понятно… Можно мне сказать, друзья? Жили в ваших горах два друга. И вот жестокий хан решил одного казнить. – Я начал тост, услышанный еще лет двадцать назад от отца. Усачи внимательно дослушали его до конца и, дружно похвалив меня, выпили. Краем глаза я наблюдал за своим соседом: не встревожила ли его наша беседа?

Сосед явно захмелел. Тяжелыми, коричневыми от работы руками он разламывал ядреные грецкие орехи. Хрясь… Хрясь… Почему-то я отчетливо понял, что он недолюбливает Титаренко. В то же время я сам испытывал к соседу затаенную симпатию: виной тому были эти сильные, натруженные руки…

– А тебя-то зачем он мучал своими бумагами, разве ты начальство?

– Я механизатор… Виноградарь я. А вот пристал, как банный лист, он ко мне… О приусадебном участке речь шла… Да…

– О чем вы там, дорогой? – Иса Алигаджиевич обошел стол и направился к нам. – Нам всем скажите! Доброе слово – как рог доброго вина. И греет и лечит.

– Друзья! – Я вскочил с места. – Однажды царица Тамара решила собрать поэтов своей страны… – Я бессовестно цитировал классика. А в сознании коряво плясали только что услышанные слова: «О приусадебном участке речь шла…»

…Когда я проснулся, солнце вскарабкалось почти на самую вершину горы, прикрывающую городок с северной стороны. Голова, как это ни странно, не болела. Но изжогу я себе явно нажил… Я быстро умылся, побрился. Вышел из своего номера и перешел в крохотную комнату Чхеидзе.

– Здорово, князь!

Чхеидзе сумрачно кивнул. По цвету лица и горе окурков в пепельнице я определил, что спать он еще не ложился. Перед ним лежало несколько пухлых папок, из которых выглядывали хвостики закладок.

– Ну, начнем, Степан?

– Сколько у тебя времени?

– В час дня мне снимать… Где-то в километрах шести от города. Председатель должен прислать машину…

– Хорошо. Сначала вот это, – Чхеидзе протянул мне папку старого дела о краже оружия у сотрудника местной милиции.

«17.9.78. В 13 часов 40 минут сержант Чехоев Р. Д. доложил о пропаже личного оружия. По его предположению, оружие было у него украдено в чайной на ул. Фрунзе, куда он зашел проверить состояние общественного порядка. Чайная входит в его обычный служебный маршрут. Пробыв в чайной минут пять-шесть, он отправился по маршруту дальше. В 22.30 Чехоев почувствовал недомогание и зашел в аптеку на углу ул. Фрунзе и Приморской. Купив валидол, он тут же вышел из аптеки и направился домой. Вопреки инструкции, он попросил сына позвонить дежурному по райотделу и сообщить о своем недомогании. А сам, не сдав оружия, лег спать. Пропажу он обнаружил в 9.00 утра следующего дня. Опросил домашних. И только в 13.40 доложил о пропаже по команде…»

Из протокола служебного расследования:

– Почему вы утверждаете, что пистолет был украден в чайной?

– Именно там, возле стойки, я почувствовал боль в сердце и в какой-то миг потерял над собой контроль… Все остальное время я не мог допустить кражу оружия.

– Сколько человек было в чайной?

– Человек двадцать пять… Непосредственно у стойки пять-шесть человек. В основном приезжие.

– Как, по-вашему, укравший оружие человек мог определить ваше состояние… нездоровья?

– Не знаю…

– С кем вы сталкивались во время этого дежурства?

– Практически ни с кем. Все было спокойно.

– Почему вы утверждаете, что дома оружие исчезнуть не могло?

– Я положил кобуру под подушку, а сплю я чутко.

– Неужели вы по весу не определили, что кобура пустая?

– Я плохо себя чувствовал.

Медицинское заключение.

«…При обследовании оказалось, что у Чехоева Р. Д. микроинфаркт задней сердечной стенки. Его действия в последующие несколько часов были сопряжены с сильными болями, которые могли привести к частичной утрате контроля над собой. 18.9.78».

Заключение служебного расследования.

«…Согласно вышеизложенному считаем необходимым подвергнуть дисциплинарному взысканию капитана милиции Г. Р. Ахаева, не принявшего во время своего дежурства мер по изъятию оружия у заболевшего сержанта Чехоева Р. Д. Поиски пропавшего оружия возложить на сотрудника уголовного розыска Юрьева И. К.»

Рапорт лейтенанта Юрьева И. К.

«На ваш запрос относительно личного оружия Чехоева Р. Д. докладываю следующее:

– установить действительное место кражи пока не удалось;

Дело осложнено тем, что 17.9.78 из города выехало около трехсот отдыхающих и туристов на специальном туристическом поезде…»

– И больше ничего? – Шимановский удивленно перелистал папку.

– Ничего, – Чхеидзе устало потянулся. – Разве только то, о чем ты уже знаешь. Пистолет заговорил в двух тысячах километрах отсюда. Спустя десять лет.

– Так… Ну, а что Иван Аршакович?

– Абсолютно чистая биография… Работал, воевал, был ранен, демобилизовался, работал, работал, работал… Друзья? Он нелюдим. Уважают его за трудолюбие многие, но очень теплых отношений ни с кем не имел. Разве что в шахматном клубе…