Марк засопел. Если в споре есть запрещенные удары, кажется я использовала один из них.

— Мне нет дела до измышлений Кира, — сказал он ледяным тоном, не глядя на меня, — И я выбрал то, что считаю верным. И закончим на этом.

К яме мы подошли в молчании. И с каждым шагом мне становилось все тревожнее. Тревога запускала свои мерзкие острые когти все глубже, нащупывала болевую точку, терлась зазубренным жалом о звенящие нервы.

Мне вдруг захотелось схватить Марка за рукав и потащить к выходу. И не важно, что будет, не важно, как я буду выглядеть — просто вытащить его отсюда, подальше от темного провала, в котором чернеют неподвижные фигуры, от этого запаха, от беды… Но Марк не пойдет — это я видела по его глазам. Для него это теперь не просто заказ, это дело принципа. Шанс доказать, что он лучше меня и Кира. Проклятые дурацкие принципы…

Сервы стояли не по периметру ямы, как в прошлый раз, они выстроились двумя шеренгами по четыре в противоположных ее сторонах. Я пересчитала их дважды — восемь штук — но облегчения не почувствовала. Восемь сервов почему-то пугали ничуть не меньше, чем девять.

Фома громко щелкнул пальцами, загорелись лампы, видимо чары были настроены на этот звук. Но свет не принес облегчения. Теперь я видела их лучше — восемь неподвижных металлических статуй, замерших в иллюзорном спокойствии.

— Ну стойте, стойте, — Марк погрозил им пальцем, — Сегодня вы все мне расскажете.

Фома, покряхтев, опустил в яму лестницу. Лестница была прочной, ладной, с широкими ступенями, такая не обломится, не упадет. Марк попробовал ее ногой и остался доволен.

— Порядок.

— И все-таки спрошу еще раз, — Фома вновь уцепился за многострадальную бороду, — Вы уверены, что хотите лезть туда?

— Конечно, — Марк выдержал его взгляд спокойно, — Я все еще полагаю, что опасность невысока. Даже если я не успею увернуться, что сомнительно, мне грозит в худшем случае лишь пара переломов. А этого добра у меня хватало и без всяких сервов…

Возможно, я успела бы его уговорить.

Цифры. Цифры внутри церебруса. Много-много цифр. Каждая за что-то отвечает, цифры меняются, складываются, пропадают… Пять, восемь, три, два. Какая-то закономерность. Если бы здесь был Кир, он смог бы ее понять, но Кир сейчас далеко отсюда — скорее всего тихо плачет, зарывшись в одеяло. Кир замечательный логик, но сейчас он бессилен. Его логическое начало не выдержало, надломилось, уступив давящей столько лет женской сути. Пять, восемь… Цифры, которым подчиняются сервы. Думай, Таис, думай! Думай, пока Марк не скрылся в яме и пока он жив. Может быть то, что ты придумаешь, спасет его.

Я стиснула зубы, но гадкое ощущение, режущее глаза, не прошло.

— Ну все, — сказал Марк, коротко выдохнул и, вытащив из кобуры тускло сверкнувший револьвер, стал спускаться. Под его весом широкие ступени лестницы жалобно скрипели. Вот он скрылся по колено. По пояс…

— Марк! — сказала я быстро.

— Что? — голова его все еще не успела скрыться. Он выжидающе посмотрел на меня.

— А если закономерность не в номерах?

Видимо, в этот момент он думал совсем не о номерах, поэтому не сразу сообразил.

— Что?..

— Если взаимосвязь не в числах?

— О чем вы?

— Первый человек, полезший к серву, получил сломанный палец. Второму раздробило руку. Женщина, бывшая третьей, едва выжила, когда ее ошпарил серв. А четвертый… вы знаете. Четвертый мертв.

— Да, все так.

— Вы что, не видите? Вред, который причиняют сервы людям, растет! Началось сломанным пальцем, закончилось смертью. Это же прогрессия!

— Простите, не вижу связи. Кому-то повезло больше, кому-то меньше. «Борей» просто приказывает серву нанести удар, но не регулирует его силу и степень повреждения. Это слишком хитро даже для чаро-вируса.

— Я об этом и говорю. Так может, это не чаро-вирус?

— Таис, бросьте… Или, по крайней мере, подождите до тех пор, пока я закончу со своей проверкой, — он снова стал спускаться.

— Неужели вы не понимаете? — крикнула я в отчаянии, — В последний раз серв убил человека! Это предел, вершина! Они дошли до максимума! Следующий серв тоже пойдет на убийство!

Марк не ответил, но я слышала, как тихо треснули доски, когда он легко спрыгнул с лестницы.

— У вас очень смелый коллега, — сказал мне Фома, — Не был бы он работником старика Христофора, ей-Богу, я предложил бы ему ставку.

— Он болван и не слушает никого вокруг… — буркнула я, следя за тем, как Марк, сразу ставший маленьким и хрупким, идет между двух шеренг сервов.

Я затаила дыхание, точно могла выдать его присутствие сервам. Глупость, конечно. У сервов нет глаз, но они им и не нужны. Присутствие человека они ощущают даже если стоят к нему спиной.

Цифры… Я перебирала их раз за разом, пытаясь сложить из них какую-то цепочку, но цепочка, едва лишь начинала строиться, рассыпалась ворохом все тех же бесполезных цифр. Восемь… Три… Два… Пять… Три…. Восемь…

Мир сервов — мир цифр. Девять сервов. Четыре пострадавших. Один мертвец. Цепочка вновь и вновь рассыпалась. Она не могла ничего объяснить — или же я не могла уловить ее смысла.

— Вот этот сойдет, — крикнул Марк останавливаясь напротив одного из сервов, предпоследнего в своей шеренге, — Шестой номер!

— Он еще ни на кого не нападал, — сказал Фома, — Думаете, сможете его разозлить?

— Куда он денется… — Марк облизнул губы. Наверно, они у него пересохли, — Привет, железяка!

Он стоял в расслабленной позе, револьвер держал в опущенной руке. Если серв нападет — нипочем не успеет выстрелить… Мне казалось, я вижу это наяву — бесшумно поднимающуюся руку серва, Марка, отчаянно пытающегося вскинуть револьвер — не успевающего, всего на одно мгновенье опаздывающего, падающего…

Цифры, сервы и люди.

Я все пыталась сообразить, скрепить эти проклятые цифры, точно от этого могла быть какая-то польза. Все это было слишком поздно, напрасно и глупо, но, глядя на Марка, стоящего перед сервом, я могла думать только об этом.

И еще почему-то о Кире. Думать о Кире тоже было напрасно и глупо, но эти мысли тоже не шли из головы.

Что сказал бы сейчас Кир? Маленький чародей, пытавшийся выстроить свою жизнь с помощью логических догм, запирающий сам себя в лабиринте упорядоченного по незыблемым логическим законам хаоса. И сломавшийся, когда хаос наконец прорвал скрепляемую столько лет оболочку.

Кир сказал — Контр-Ата…

— Ну что? — миролюбиво спросил Марк у серва, — Как дела?

Серв молчал. Он не умел отвечать на вопросы. Ниххонские сервы молчаливы, как и почти все их собратья — слуге не нужен язык.

Кир. Сервы.

Мне показалось, что какая-то часть цепочки сложилась — со скрежетом ржавых звеньев, со скрипом… Кир, молчаливый Кир, который скорее умрет, чем расскажет правду. Сервы, не способные говорить. Хаос в обрамлении логики. Цифры.

Контр-Ата — так сказал Кир. Но мы уже думали об этом. Контр-Ата не могла быть причиной. Но про причину ли он говорил?.. Хаос, запертый внутри. О котором нельзя никому рассказать, но который ломает тебя, постепенно, шаг за шагом, день за днем… Который прогрызает тебя изнутри, разрушая твою оболочку. До тех пор, пока…

Кир никогда не скажет ничего Марку. Он не боится — он не умеет.

А значит…

Марк все стоял перед сервом. У него была своя теория, которой он следовал и которой, как он ожидал, будут следовать и они. Проблема была не в том, что теория плоха. Проблема была в том, что Марк не хотел слушать.

Или не умел.

Застежка ридикюля оказалась неожиданно тугой. Я впилась в нее, ломая ногти.

Марк не видел того, как позади него четыре серва сделали шаг. Просто один короткий шаг. Четыре фигуры у него за спиной. Очень удобно, когда ноги у серва с резиновой подошвой. Это были самые лучшие сервы, самые современные, они двигались совершенно бесшумно.

— Марк! — закричала я.

Все происходило медленно, точно я смотрела на стопку даггеротипов, которые невидимая рука неспешно перетасовывает перед моим лицом. Мир расслоился, и в каждой его части начали происходить события, много событий, уследить за которыми было невозможно.